– Законное требование, – подумав, признал адиген. – Он у тебя есть?
– Да, – ответил принц, вынимая из внутреннего кармана камзола свернутую несколько раз тряпицу. – Он всегда был со мной.
Королевский штандарт. Примерно двадцать на тридцать сантиметров, но исполненный по всем правилам: бирюзовое поле, на котором искусно вышит одинокий меч. Скорее всего, он украшал игрушечную крепость в комнате принца, но ни Помпилио, ни Базза не улыбнулись, они смотрели на флаг с уважением, так, словно Генрих продемонстрировал им настоящее знамя.
Потому что оно и было настоящим.
– Я взял штандарт перед тем, как отправиться в тронный зал, – тихо сказал принц. – Я должен был его взять, и он, как видите, пригодился.
Он мог бы просто выйти к бунтовщикам, мог бы спрятать в кармане нож или пистолет, мог бы сжать в кулаке медальон святого Альстера, но двенадцатилетний принц выбрал свой флаг. И спрятал его на груди, у сердца.
– Ты молодец, – с уважением протянул Помпилио. – Базза…
– Мессер?
– Распорядись насчет флагштока, – приказал адиген. – Пусть Валентин что-нибудь придумает.
– Да, мессер.
Дорофеев вышел в коридор, а Помпилио обратился к Генриху:
– Хочешь принять командование?
Вопрос прозвучал спокойно и по-деловому, в нем не было ни тени насмешки. Адиген показывал, что чтит закон и права маленького принца.
– У меня нет опыта, – ответил Генрих. – И я готов доверить ведение боя профессионалу.
– Благодарю.
– Но есть одно условие, Помпилио, – продолжил принц. – Не очень сложное.
– Я слушаю.
Генрих вскинул голову и твердо сказал:
– Поскольку для меня и моих братьев этот бой может оказаться последним, я не хочу, чтобы нас защищали наемники. Я намерен предложить тебе патент адмирала королевского военно-воздушного флота Заграты. Я написал его и скрепил своей печатью. Он настоящий.
Адиген покосился на девушку:
– Твоя идея?
– Генрих достойный сын Гордого короля, – улыбнулась Лилиан. – Он сам всё придумал.
– Любопытно… – Помпилио вновь посмотрел на Генриха.
– На Заграте никогда не было адмиралов, – произнес принц. – Два импакто и сторожевик трудно назвать эскадрой, поэтому обходились капитанскими должностями. Ты станешь первым, Помпилио. И, возможно, последним.
– Это большая честь, маленький принц.
– Надеюсь, ты не откажешься от нее?
– Но только на один бой, маленький принц, – очень серьезно ответил адиген. – Я присягал своему миру и не собираюсь удваивать обязательства.
– Только на один бой, – кивнул Генрих. – Но на этот бой ты станешь загратийцем.
– Договорились.
Принц вытащил из кармана сложенный пополам лист, на котором он от руки написал адмиральский патент, развернул его, собираясь прочесть, но в этот момент Лилиан бросила взгляд в окно и ошарашенно воскликнула:
– Самолеты!
«Откуда они здесь?! Как оказались посреди океана?! Гермес великий, что же ты делаешь?
Я читал истории о сражениях цеппелей, и все они выглядели обнадеживающе. Как правило, воздушный бой представлял собой артиллерийскую дуэль, ведущуюся на расстоянии одной-двух лиг. Я надеялся, что скорость «Амуша» позволит Дорофееву грамотно маневрировать и создать «окно» до того, как наш корабль получит фатальные повреждения. Но самолеты…
Это стая ос, которая набрасывается на неповоротливый цеппель со всех сторон. Они быстры и подвижны. На каждом из них всего один пулемет, но этого достаточно, чтобы доставить крупные неприятности. А самое главное: они могут сбросить бомбу на цеппель и тогда…»
Из дневника Андреаса О. Мерсы alh. d.
– Еще выше! Еще!!
– Не успеем!
– Мы быстрее набираем высоту! Машинное отделение!
– Работаем!
– Как же они узнали, что мы придем с севера?
– Неважно!
Дорофеев принял решение мгновенно.
Остальные еще поворачивались к окнам, пытаясь разглядеть замеченные Лилиан черточки приближающихся аэропланов, только реагировали на возглас, только осознавали происходящее, а Базза уже оттолкнул рулевого и дал максимальный угол подъема. И заорал на Бедокура, требуя прибавить. И объявил боевую тревогу.
В первые, самые важные секунды Дорофеев действовал предельно правильно, но при этом – быстро. И правильно, и быстро, подтвердив тем самым, что когда-то его не зря считали самым перспективным пиратом Северного Бисера. Он спас «Амуш» от самой опасной атаки – сверху, однако резкий крен отправил всех цепарей на пол.
– Огневые команды! – Рычание Баззы долетело до каждого уголка цеппеля. – Вы заснули?!
Ответом стали облачка разрывов – заработала носовая пушка.
– Пулеметчики! По десять нарядов получите!!
Самолеты поняли маневр «Амуша» и стали расходиться в стороны, набирая высоту и одновременно окружая жертву. Самолеты торопились – их потолок значительно уступал цеппелю, «Амуш» мог оставить аэропланы далеко внизу, – а потому открыли огонь с предельной дистанции. В ответ врезали «Шурхакены».
– Все на месте, – удовлетворенно пробормотал Дорофеев, прислушиваясь к стучащим пулеметам. – Все пять.
– Сколько до точки?
– Десять лиг.
– Понятно…
Помпилио помог Лилиан встать на ноги и усадил в свое кресло. Заметил поднявшегося на мостик Валентина, в одной руке Теодор держал большую кружку кофе, во второй – королевский штандарт, и поинтересовался у девушки:
– Распорядиться насчет вина?
– Ты серьезно?
– Мы вот-вот войдем в точку, – улыбнулся адиген. – А Галилей прекрасно понимает смысл фразы: «Навести «окно» предельно быстро!»
Генрих посмотрел на Помпилио даже не с восхищением – с обожанием.
– Я посмотрю, как дети, – решила девушка.
– Тоже правильно, – одобрил адиген и перевел взгляд на Генриха: – Это твой первый бой?
– Да, мессер.
– В таком случае постарайся ничего не упустить.
Дорофеев взялся за переговорную трубу:
– Галилей!
Едва капитан объявил боевую тревогу, Квадрига запустил первый контур астринга и прилип взглядом к ожившему кольцу «дальнего глаза».
– Ну!
Иногда, в десяти случаях из ста, границы точки перехода оказывались смещенными – в астрологических атласах использовались усредненные параметры движения планет, в силу чего координаты вычислялись с небольшими погрешностями, – и Галилей надеялся на счастливый случай. Но… Если в атласе и была ошибка, то смещение точки шло не к северу – появившееся изображение системы Свемлы оказалось плоским, да еще покрытым непонятной рябью.
– Галилей!
Квадрига знал, что времени мало, по голосу Дорофеева догадался, что ситуация хуже, чем ожидалась, но поделать ничего не мог: захват на плоской карте невозможен, второй контур попросту бы не включился. Галилей выругался, подтянул к губам переговорную трубу и хмуро сообщил: