— Я не убийца, Тигр, — разозлилась она. — Я делаю все при дневном свете. Мне нечего скрывать.
— Прекрасно, — одобрил я. — Вперед, баска, и ты начнешь священную войну.
— Но ведь нет мессии! — в отчаянии закричала Дел. — Нет джихади! Все это ложь!
— Ты слышала, что сказал Беллин? Или ты просто не поняла? — я ткнул пальцем в будущую шишку. — Не имеет значения, что мы знаем или думаем… Главное — во что верят люди. Если ты убьешь джихади, твоей крови им не хватит. Они начнут резню.
— Тигр…
— Ты этого хочешь?
— А ты хочешь, чтобы я просто уехала из Искандара?
— После всех твоих клятв? — я покачал головой. — Нет. Я хочу, чтобы ты все обдумала.
— Я уже все обдумала, — отрезала Дел и повернулась к Беллину. — Где Аджани?
— Где-то в предгорьях. Точно я не знаю.
— Но ты же работаешь на него, — Дел подозрительно прищурилась.
Беллин пожал плечами.
— Я должен был приехать в Искандар и распространять слухи. Аджани встречался с нами недалеко от Харкихала и объяснил, что делать. Потом он уехал, чтобы подготовить свое божественное появление.
— Ты можешь узнать, где он? — спросил я.
— Он будет здесь через день или два.
— Тигр задал вопрос, — сказала Дел. — На этот раз он говорит дело.
Как мило было с ее стороны признать это.
Беллин выпрямился и засунул топоры под рубашку. За поясом они скрывались в складках ткани.
— Могу попробовать, — задумался он. — Но Аджани прячется, он не хочет, чтобы его нашли. Он будет скрываться, пока не придет время появиться джихади.
Я вспомнил о воинах, собравшихся в предгорьях. Похоже они знали, где он. Может он был с ними.
И я снова увидел мертвого Мараба, с содранной кожей и отрезанными гехетти.
Не хотел бы я так расплатиться за неудавшуюся попытку убить Аджани.
— Что-нибудь придумаем, — пообещал я.
Беллин ухмыльнулся.
— Сын Песчаного Тигра тоже постарается.
14
Дел молчала всю дорогу до дома. Я не мог придумать, что бы сказать, как вырвать ее из этой тишины, да и мне самому было не до разговоров. Слишком многое нужно было обдумать.
Аджани джихади? Невозможно.
И все же в словах Беллина был смысл. Если все это было правдой, клятвы Дел могли доставить нам много неприятностей.
И она это знала.
В дом мы не вошли, потому что Дел остановилась около двери и вдруг, судорожно сцепив руки, вжалась в осыпающуюся стену.
— Шесть лет, — простонала она. — Уже шесть лет они мертвы… Шесть лет я мертва, — Дел покатала голову по стене, тщетно пытаясь отогнать страшные воспоминания. — Мессия, мессия… Да как он может?
— Дел…
— Он мой. Только мой. Ради этого я и выжила, только поэтому я жива… поэтому я не сдалась.
— Я знаю, Дел…
Она не слушала.
— Всю дорогу до Стаал-Уста я кормила себя ненавистью, мечтала о мести, обещанной мне Северными богами. Тогда мне нечего было есть, но я не чувствовала голода, потому что у меня была ненависть… когда у меня не было воды, мне не хотелось пить, потому что всегда меня поила ненависть…
— Дел замолчала, словно услышав со стороны свою истерику — Дел всегда боялась давать волю своим чувствам.
Справившись с голосом, она продолжила:
— И когда я узнала, что у меня будет ребенок, я тоже жила ненавистью… она заставила меня выжить. Она не дала мне умереть. Боги не позволили мне умереть, чтобы я могла исполнить свои клятвы. Ребенок был свидетелем этого, хотя я еще не знала о нем.
Я молчал.
Дел посмотрела на меня.
— Ты понимаешь, что такое ненависть. Ты жил ею, как и я… Ты ел и пил ее, ты спал с ней… но ты не позволил ей поглотить тебя. Ты не позволил ей подменить тебя, — Дел спрятала лицо в ладонях. — Я изувечена. Я неправа. Я не женщина, не человек и даже не танцор меча. Я только ненависть… Она сожрала все во мне.
И снова я услышал Чоса Деи: «Одержимость правит, а сострадание вредит».
Дел запустила пальцы в волосы, убирая со лба светлые пряди. Ее лицо кривилось от отчаяния.
— Если Аджани у меня заберут, от «меня» ничего не останется.
Мне было больно, но я заставил себя говорить твердо.
— Значит в итоге ты решила позволить ему выиграть. После шести лет, после всех этих клятв…
— Ты не пони…
— Я очень хорошо понимаю, Делила. Ты сама говорила, я тоже жил ненавистью. Я знаю ее вкус, запах, много лет я не расставался с ней ни на минуту. И я знаю, насколько она соблазнительна, как она старается овладеть тобой… и с каким удовольствием берешь помощником вместо человека.
Лицо Дел совсем побледнело.
— Все, что я делала, я делала ради этой ненависти. Я выносила дочь и бросила ее… Я обучалась в Стаал-Уста… Я убила много людей… — Дел тяжело перевела дыхание. — Я пыталась отнять свободу у дорогого мне человека, а потом чуть не убила его.
Я растерялся и не сразу придумал, что сказать, а потом промямлил:
— Ну не убила же. Я ведь выжил.
Взгляд Дел не изменился.
— А если бы он не выжил, я бы не позволила себе тратить время на переживания. Я бы заставила себя забыть о боли и идти вперед, искать Аджани… одна, как раньше. Женщина, живущая ненавистью, одержимая… — голос сорвался, но Дел нашла в себе силы продолжить. — Почему ты здесь, Тигр? Почему ты не бросишь меня?
Я хотел коснуться ее, но не стал. Я хотел ей все сказать, но не смог. Я не умею объясняться. Такой танец мечей нас с Дел танцевать не научили. Мы умели танцевать только в круге, с оружием в руках.
Мне пришлось пожать плечами и небрежно бросить:
— А я думал, это ты меня никак не бросишь.
Дел не улыбнулась.
— Ты не клялся. Ты не обязан искать Аджани.
Я лениво поддал ногой камень и он укатился в темноту. Проводив его взглядом, я подошел к Дел и прислонился к стене.
— Знаешь, клятвы не всегда нужны. Иногда все просто идет своим чередом.
Дел посмотрела на меня и глубоко вздохнула.
— Из-за тебя мне так тяжело.
Я разглядывал темноту аллеи.
— Ты боишься?
— Аджани? Нет. Я ненавижу его так сильно, что страха не чувствую.
— Нет. Ты боишься того, что будет потом.
Дел закрыла глаза.
— Да, боюсь, — тихо сказала она. — Боюсь, что не почувствую того, что должна почувствовать.
— Что именно баска?
— Радость. Успокоение. Наслаждение. Восторг, — Дел открыла глаза и заговорила с горечью. — То, что чувствует человек, проведя ночь с любимым человеком или убив ненавистного врага.
Я хмуро уставился в землю.
— Когда я был мальчишкой, — начал я, — я поклялся убить одного человека. Я действительно собирался это сделать. В моей душе была только ненависть. Как и ты, я жил ею. Я ею питался. Каждую ночь я ложился с нею спать и повторял звездам: я убью его. Я был совсем мальчишкой. Дети часто произносят клятвы, но редко их выполняют. Я от своих слов отступать не собирался… и эта клятва помогла мне продержаться, пока в лагерь не пришел песчаный тигр и не загрыз детей. Эта клятва заставила меня взять самодельное копье и самому пойти в Пенджу убивать песчаного тигра. Я решился на это потому что знал, если я убью зверя, племя обязано будет выполнить любую мою просьбу. И тогда я бы попросил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});