Читать интересную книгу Гражданская война. 1918-1921 - Николай Какурин

Таким образом, обе директивы № 4343/оп и № 4344 можно рассматривать в их совокупности как компромисс между [480] указаниями правительства в его директиве от 17 июля и предложениями главкома в его докладе № 481 от 21 июля. Первым результатом такого компромисса является постановка себе задач в двух расходящихся направлениях. С одной стороны, Варшава, а с другой — Румыния как отдаленный объект действия, на пути к которому в виде ближайшего объекта встал Львов. Не приходится оспаривать важности и значения таких объектов, как Львов и Варшава, и особенно последнего.

Мы уже дали определение этого пункта как связывающего узла всех центростремительных сил польского правительства. Кроме этого политического значения она являлась в это время и главнейшим материальным центром страны. Вот что говорит по этому поводу ген. Сикорский. «Варшава к тому же являлась одним из главнейших материальных центров Польши. Падение ее было равнозначно проигрышу генерального сражения. Выбор ее как главного объекта для действий угрожал перенесением района военных действий далеко вглубь страны и являлся действительно удачным примером постановки себе стратегической цели»{241}. Но другое дело, можно ли было при том соотношении сил, которое мы привели в начале главы, задаваться двумя столь крупными целями сразу. Приходится признать, что, по-видимому, мыслилось закончить войну победоносным ударом по Варшаве. Этот удар возлагался исключительно на Западный фронт. Хотя директива № 4343/оп и предусматривает выдвижение сильной ударной группы из состава Юго-Западного фронта в район Ковель — Владимир-Волынский к 4 августа, но по духу директивы можно считать, что эта группа рассматривается [481] скорее как связующее звено между внутренними флангами обоих фронтов, чем как активный кулак.

Лишь в последующие дни именно уже к концу июля 1920 г. у главного командования начинают намечаться первые сдвиги в отношении пересмотра вопроса о задачах Юго-Западного фронта во время операции на Висле. Эти сдвиги, возможно, явились результатом впечатления от повысившейся упорности противника на Буге и Нареве. В разговоре с командюзом по прямому проводу 28 июля Главное командование высказывает мысль о передаче «в связи с решением Брестского узла» сначала 12-й армии, а затем и дальнейшего крыла польского участка Западному фронту{242}. Эта передача, конечно, должна была повлечь и изменение целеустановок для входящих в состав этого крыла армий с переключением их работы на линию активного содействия Западному фронту, что, вполне естественно, должно было поставить на второй план вопрос о взятии Львова. Однако никаких дальнейших последствий этот разговор в то время не имел.

Складывавшаяся к этому времени на Юго-Западном фронте обстановка отлагала решение задачи армиями этого фронта, согласно директиве № 4343/оп, на определенное время. На Бродском направлении 1-я конная армия вела упорные бои со 2-й польской армией и частью 6-й польской армии. Такое же упорное сопротивление встречала и 14-я красная армия. Более успешно, как мы видели, продвигалась лишь 12-я красная армия. Таким образом, следует признать, что нам не удалось довести до конца по независящим от нас обстоятельствам ту операцию с ограниченной целью Юго-Западного фронта, идейным вдохновителем которого мы считали наше Главное командование, а никого другого, и результатом которой должен был явиться разгром 6-й польской армии. Теперь этот вопрос затягивался, а между тем ко 2 августа обстановка уже радикально менялась по сравнению с обстановкой, существовавшей в 20-х числах июля.

Существенное изменение обстановки заключалось в том, что последовало падение Бреста. Это означало выход армий Западного фронта на западную окраину Полесья; в то же время к левому флангу Западного фронта быстро подтягивалась [482] 12-я армия Юго-Западного фронта. Румыния активно не выступала, а сопротивление польских сил на рубеже р. Зап. Буг значительно возросло. Вполне уместно было в такой обстановке центр тяжести своего внимания сосредоточить главным образом на нашем Западном фронте, которому предстояло разрешить судьбу войны. Мы считаем, что Главное командование вполне правильно и своевременно пошло теперь именно по этому пути. Отныне в его концепции польское крыло Юго-Западного фронта должно выполнять соподчиненную роль в операциях Западного фронта, всецело помогая последнему.

Теперь, рассматривая истекшие события с дальности почти десятилетней исторической перспективы, мы можем лишь выразить сожаление, что это решение, вполне логичное и правильное по существу, не было осуществлено быстро и решительно. Пути предварительного разрешения вопроса об установлении взаимодействия фронтов носили чрезмерно согласовательный характер. Между тем этот вопрос не представлял собой чего-либо нового и неожиданного. Он рассматривался еще задолго до того времени, когда пришлось приступить к его реальному осуществлению. Хотя историк современности находится в менее выгодном положении по сравнению с историком последующих поколений в том отношении, что ему недоступны многие из тех архивных документов, которые доступны историку будущего, но у него есть огромное преимущество по сравнению с последним. Оно заключается в показаниях живых достоверных очевидцев и свидетелей. В тех случаях, когда наша путеводная нить в архивах обрывается в силу тех или иных причин, мы вынуждены вступать на этот путь. Так мы поступили и на этот раз. По словам т. Тухачевского, вопрос о взаимодействии фронтов встал в порядок дня еще в апреле 1920 г. В конце апреля он обсуждался на заседании РВСР под председательством т. Склянского. Тогда от имени правительства было уже предложено объединить армии, действующие на Польском фронте под единым руководством. Главное командование, принципиально разделяя ту же точку зрения, настояло на осуществлении этого предложения лишь по выходе наших армий на меридиан Бреста, т. е. отложило решение вопроса до того [483] момента, когда лесисто-болотистый район Полесья, разделяющий наши Западный и Юго-Западный фронты, окажется за ними.

После падения Бреста, последовавшего, как известно, 1 августа, главком и приступил к осуществлению решения об установлении взаимодействия фронтов согласно решения, принятого на заседании РВСР в конце апреля 1920 г. Об этом говорит его директива № 4578/оп/987/ш от 3 августа. Она предусматривает передачу в ближайшие дни в распоряжение командзапа 12-й и 1-й конной армий и содержит в себе ряд указаний об установлении связи с этими армиями командованием Западным фронтом.

При осуществлении перехода 12-й и 1-й конной армий в состав армий Западного фронта разграничительная линия между фронтами круто должна была снизиться к югу, проходя через Бердичев — Старо-Константинов — Белозорка — Поморжаны — Миколаев — Самбор — Воля-Михова, причем все эти пункты, за исключением Бердичева и Старо-Константинова, отходили в состав Западного фронта. Директива не меняла целеустановок Юго-Западного фронта, вернее его польского крыла, которое продолжало еще действовать в духе директивы главкома № 4343/оп от 23 июля, а это означало фактическое санкционирование главкомом продолжения львовской операции. По-видимому, Главное командование считало, что командование Западным фронтом успеет своевременно дать новые целеустановки 12-й и 1-й конной армиям по установлению связи с ними и, не желая связывать его решений или навязывать ему свое, пока предоставляло событиям на Юго-Западном фронте развиваться в том направлении, какое они приняли.

Последующие события показали, что Главное командование в этом случае недостаточно взвесило элемент времени и те трения, которые в условиях наших пространственных театров возникают при перемене операционных направлений крупных войсковых организмов.

Собственно, уже 3 августа назрел момент для существенного изменения целеустановок для армий польского крыла Юго-Западного фронта. Мы не вправе предъявлять требования к командованию Юго-Западного фронта об изменении [484] им задач трем его армиям с самостоятельных на вспомогательные, раз этого не было еще указано главкомом.

Из книги т. Егорова «Львов — Варшава» видно, что командование Юго-Западным фронтом рассматривало свою роль на Польском фронте как самостоятельную от начала и до конца и намечало свой собственный план глубокого вторжения в Галицию, первым шагом к осуществлению которого должен был явиться захват переправ на нижнем Сане. Тов. Егоров считает, что таким образом было бы наилучше осуществлено взаимодействие обоих фронтов на Польском театре.

Намечая передачу двух армий Юго-Западного фронта в подчинение командования Западным фронтом, Главное командование, по-видимому, в силу изложенных выше соображений не только не ознакомило командование Юго-Западным фронтом со своей точкой зрения на возможное дальнейшее использование этих армий, но и своими последующими распоряжениями еще более утвердило командюза в намерении продолжать львовскую операцию и даже, если можно так сказать, подтолкнуло его к югу само. Об этом свидетельствует телеграмма главкома № 4592/оп от 3 августа, требующая резкого выдвижения 12-й армии в направлении на Владимир-Волынский, т. е. более к югу, в связи с обстановкой на фронте 1-й конной армии{243}. Таким образом, директива командюза № 707 (сек.) 4433/оп являлась непосредственным следствием этой телеграммы и уклоняла главные силы 12-й армии круто на юг в направлении Владимир-Волынский — Томашев, ставя в то же время задачу 1-й конной армии разбить в кратчайший срок Львовскую группу противника{244}.