Её смех зазвенел серебристыми переливами.
— Что?
— Вы даете мне радость, наполняете меня жизнью, господин. Мне придется называть вас Господин Даритель Счастья!
Теплота наполнила его.
— Значит, в постель?
— Значит, в постель.
Рука в руке они начали выходить из лунного света.
— Посмотри туда, — вдруг произнес он.
Далеко внизу загорелся один из дворцов. Языки пламени начали вырываться наверх, их становилось все больше, повалили клубы дыма. Теперь до них доносился еле слышный звон пожарных колоколов, и они могли разглядеть внизу крошечных, как муравьи, людей, снующих вокруг, потом образовались линии из новых муравьев, соединившие пожар с резервуарами для воды: «Самую большую опасность для нас представляет пожар, а не женщина, — с редким юмором записал сёгун Торанага в своём Завещании. — Против огня мы можем подготовиться, против женщины — никогда. Все мужчины и все женщины, достигшие брачного возраста, должны вступить в брак. Все жилища должны иметь резервуары с водой рядом с ними.»
— Они ни за что не потушат его, не так ли, господин?
— Нет, не потушат. Полагаю, какой-нибудь болван опрокинул лампу или свечу, — сказал Ёси, поджав губы.
— Да, вы правы, господин, неуклюжий болван, — тут же повторила она, успокаивая его, после того как ощутила в нем неожиданную злость, причин которой не могла отыскать. — Я так рада, что вы отвечаете за подготовленность к пожару в этом замке, поэтому мы можем спать спокойно. С тем, кто сделал это, следует строго поговорить, кем бы он ни был. Интересно, чей это дворец?
— Это резиденция правителя Тадзимы.
— Ах, господин, вы продолжаете поражать меня, — произнесла Койко с трогательным восхищением, — как чудесно, что вы можете так быстро отличить один дворец от другого среди сотен и сотен, и с такого большого расстояния. — Она поклонилась, чтобы спрятать лицо, уверенная, что дворец принадлежал правителю Ватасы и что сейчас даймё Утани должен быть мертв и рейд удался. — Вы удивительный.
— Нет, это ты удивительная, Койко-тян. — Он улыбнулся ей сверху вниз, такой милой, такой крошечной, наблюдательной и опасной.
Три дня назад его новый шпион, Мисамото, постоянно стремящийся доказать свою ценность и преданность, сообщил ему о слухах, которые гуляли по казармам, насчет тайных свиданий Утани с красивым мальчиком. Он приказал Мисамото устроить так, чтобы этот секрет могла подслушать служанка Койко, которая обязательно должна была сообщить его либо своей хозяйке, либо их маме-сан, либо им обеим, если были верны и другие слухи: что эта самая мама-сан, Мэйкин, была ярой сторонницей сонно-дзёи и что она тайно позволяла сиси пользоваться её домом в качестве убежища и места для встреч. Секрет Утани был бы передан сиси, которые немедленно воспользовались бы такой замечательной возможностью совершить столь громкое убийство. Почти два года его шпионы держали её и её дом под наблюдением, как по причине этих слухов, так и по причине растущей популярности Койко.
Но им ни разу не удалось наскрести хоть каких-нибудь улик, которые подтвердили бы эти предположения и позволили бы осудить женщин.
Но теперь — другое дело, думал он, наблюдая за бушующим пламенем, раз дворец горит, то Утани должен быть мертв, и теперь у меня есть подлинная улика: шепоток, зароненный в эту девушку, принес злой плод. Утани — большая победа для них. Какой был бы и я, даже ещё в большей степени. Он едва заметно вздрогнул всем телом.
— Огонь пугает меня, — сказала она, неправильно истолковав эту дрожь и желая вернуть ему лицо.
— Да. Пойдем, оставим этих людей их карме. — Рука об руку они ушли.
Ёси был так взволнован, что лишь с большим трудом сумел скрыть это.
«Интересно, какова твоя карма, Койко. Рассказала ли тебе прислужница о подслушанном ею секрете, после чего ты приказала ей сообщить все маме-сан, являясь одним из звеньев этой цепи?
Возможно, да, а возможно, и нет. Я не заметил в тебе никакой перемены, когда сказал „Тадзима“ вместо „Ватаса“, а я следил за тобой очень внимательно. Да, интересно. Конечно, ты под подозрением, всегда была под подозрением, зачем ещё стал бы я выбирать тебя, разве это не добавляет остроты моим утехам в постели? Добавляет, и слухи о твоем искусстве ни в чем не расходятся с правдой. Воистину я более чем удовлетворен, поэтому я буду ждать. Но теперь тебя легко поймать в ловушку, прошу прощения; и ещё легче будет вытянуть правду из твоей прислужницы, из этой не слишком умной мамы-сан и из тебя, красавица моя! Слишком легко, прошу прощения, когда я захлопну дверцу.
И-и-и-и, это будет трудное решение, потому что сейчас, благодаря Утани, у меня появилась тайная и прямая ниточка к сиси, которая может помочь мне найти их, уничтожить или даже использовать их против моих врагов по своему желанию. Почему бы нет?
Заманчиво!
Нобусада? Нобусада и его принцесса? Очень заманчиво!»
Он рассмеялся.
— Я так счастлива, что вы так счастливы сегодня вечером, господин.
Книга вторая
18
Понедельник, 13 октября
В солнечный, ослепительно яркий полдень десять дней спустя Филип Тайрер сидел за письменным столом на веранде миссии в Эдо и с удовольствием упражнялся в японской каллиграфии — кисточка, тушь и вода. Вокруг валялись десятки исписанных и отброшенных за ненадобностью листов рисовой бумаги, поразительно дешевой здесь в сравнении с Англией. Сэр Уильям отослал его в Эдо, чтобы он подготовил все к первой встрече со старейшинами.
Его кисточка вдруг замерла. Вверх по холму поднимались капитан Сеттри Паллидар и десять драгун в столь же безупречных мундирах. Когда они появились на площади, самураи, стоявшие там, — их теперь было гораздо больше, чем раньше, — расступились, чтобы пропустить их. Легкие деревянные поклоны, на которые англичане отвечали таким же мимолетным и деревянным отданием чести, — явно вновь установленный протокол. Часовые в алых мундирах, их число тоже значительно возросло, открыли железные решетчатые ворота и закрыли их снова, после того как драгуны, цокая копытами, въехали на передний двор, обнесенный высокой стеной.
— Хеллоу, Сеттри, — крикнул Тайрер, сбегая по ступеням, чтобы встретить его. — Боже мой, ваш вид — просто услада для больных глаз. Дьявольщина, откуда вы взялись?
— Из Иокогамы, старина, откуда же ещё? Прибыли на корабле. — Пока Паллидар спешивался, один из садовников, с мотыгой в руке, уже торопливо семенил к нему, полусогнувшись в поклоне, чтобы принять коня под уздцы. Когда Паллидар заметил его, его рука потянулась к кобуре. — Убирайся прочь!