— Вы вставляете одну из Великих книг, к примеру «Моби Дик», в резерванд. Потом ставите управление на «длинно» или «коротко», потом на «Счастливую версию», такую, как в книге, или «Печальную версию». Затем устанавливаете стиль-индикатор на того классического Великого Художника, который должен оформлять вашу книгу: Дали, Бэкон, Пикассо… Аниматор Великих книг средней стоимости создает картонную обложку в оформлении дюжины известных художников. Имена их вы указываете на покупках. А потом можете к ним кого-то добавить или заменить.
— Так что, — оживился Норм Скейн, — у нас всегда обеспечено вечернее развлечение. Скажем, печальная версия «Ярмарки тщеславия». Во!
Вздохнув, Френ сказала мечтательно:
— Какой отзвук идет из вашей души, Барни, из-за того, что вы недавно жили на Земле. Кажется, в вас еще звучит ее вибрация.
— Ха, у нас есть все, — воскликнул Норм, — когда транслируемся! Он нетерпеливо полез за крошечным запасом Кей-Ди.
— Начнем?
Он засунул ломтик в рот и начал энергично жевать.
— Моей Великой книгой «Счастливой версии», большого формата в обложке стиля Ди Чироко будет… — Он задумался. — Хм, «Размышления» Марка Аврелия.
— Очень остроумно, — оборвала его Элен Моррис. — Я бы посоветовала еще «Исповеди» Августиана в стиле Лихтенштейна. «Счастливо», конечно.
— Согласен. Представь: сюрреалистическая перспектива, опустошенные, разрушенные здания, лежащие колонны, продырявленные головы…
— Получше жуйте, — посоветовала Френ, беря свой ломтик, — тогда мы войдем в унисон.
Барни взял свою порцию.
«С прошлым покончено, — подумал он. — Я начинаю здесь, в уединенной лачуге, на исходе ночи новую жизнь. А что потом? Если Лео прав, то будет так плохо, что даже некуда. В мгновение ока я погружусь в мир, наполненный вещами, над которыми я раньше вершил суд. Уменьшусь до их размеров. И, подобно другим жильцам, смогу сравнить ощущение от выставки с теми, что были на самом деле.
Потом мне придется проделать то же самое с Чу-Зет».
— Ты должен оценить это странное чувство, — сказал ему Норм Скейн. — Ощутить себя обитающим в теле с тремя другими приятелями. Нам придется согласовывать все или, во всяком случае, добиваться, чтобы все было в интересах большинства.
— На самом деле, — добавил Тод Моррис, — так случается в половине случаев.
Один за другим остальные обитатели лачуги стали жевать свои ломтики Кей-Ди. Барни Майерсон начал последним и с большой неохотой.
«А ну его к черту», — подумал он вдруг и прошел к раковине. Там он сплюнул полупрожеванный Кей-Ди, так и не проглотив его.
Остальные, сидевшие за выставкой Парки-Пат, уже впали в кому, и никто не обратил на это внимания. Он оказался внезапно один. На некоторое время лачуга стала его собственностью.
Он удивился царившей вокруг тишине.
«Но я не могу, — подумал он, — не могу принять эту чертову гадость. Во всяком случае, сейчас». Звякнул колокольчик.
Кто-то у входа в жилище просил разрешения войти. Барни прошел вверх, надеясь, что это полицейский рейд ООН. Конечно, риск был. Если полиция обнаружит жильцов лачуги у выставки, да еще жующих Кей-Ди… У люка с фонариком в руке стояла молодая женщина, одетая в грузный, теплозащитный костюм. Было ясно, что он непривычен ей и ужасно мешает.
— Привет, мистер Майерсон, — проговорила она. — Помните меня? Вот я и пришла. Мне очень одиноко. Можно войти?
Это была Энни Хоуторн. Удивленный, он уставился на нее.
— Или вы заняты? Могу прийти в другое время. Она собралась уходить.
— Вижу, — проговорил он, — что Марс вас тоже сильно поразил.
— Есть грех, — сказала Энни. — Я его уже возненавидела. Я знаю, что должна свыкнуться с холодным приемом и вообще, но…
Она осветила фонариком окрестности и дрожащим, отчаянным голосом сказала:
— Все, что я хочу сейчас, это найти хоть какой-нибудь способ вернуться назад, на Землю. Я не хочу никого ни во что обращать. Я хочу только бежать отсюда. И как можно скорее. Поэтому я решила навестить вас.
Взяв за руку, он повел ее вниз, в свою комнату.
— А где ваши соседи? — она огляделась вокруг.
— Ушли.
— Наружу? — она открыла дверь в кают-компанию и увидела всех жильцов, валявшихся у выставки.
— А вы нет?
Она прикрыла дверь, очевидно, сбитая с толку. Потом, помолчав, сказала:
— Вы меня удивляете. Я так с удовольствием бы попробовала сегодня Кей-Ди. Смотрите, как вы устояли перед этим. Я бы не смогла. Я такая ненадежная.
— Может, у меня более высокая цель, чем у вас.
— У меня множество целей.
Она скинула тяжелый костюм и села, а он занялся приготовлением кофе на двоих.
Наблюдая за ним, девушка продолжала:
— Люди в моем жилище, в полумиле к северу отсюда, тоже ушли. Как и ваши. А вы знали, что я так близко? Вы бы меня навестили?
— Наверное, навестил бы.
Он нашел пластмассовые чашечки и блюдца, поставил их на складной столик и раздвинул складные кресла.
— Может, — сказал он, — Господь не властвует над Марсом. Может, покинув Землю, мы…
— Глупости, — заговорила она, воодушевляясь.
— Я так и думал, что вас это разозлит.
— Конечно, разозлит. Он везде. Даже здесь. Она взглянула на его нераспакованные вещи.
— Я смотрю, вы взяли немного. Большая часть моего багажа еще в дороге, на автоматическом транспорте.
Она прошлась по комнате, остановилась и стала внимательно изучать стопку книг.
— «Подражание Кристи», — прочитала она удивленно название одной из книг. — Ты читатель Томаса Кемписа? Это великая, изумительная книга.
— Я захватил ее, — пояснил он, — но еще не читал.
— А ты пытался? Спорю, что нет. — Она открыла книгу наугад и прочитала: — «Самый слабый дар, которым он наделен, — велик, и даже очень подлые существа требуют особого дара, коим является любовь». Это и о нашей жизни на Марсе! Какая гнусная жизнь! Почему же, Господи… — Она обернулась, взывая к Барни: — Мы не имеем права пробыть здесь какой-то срок, а потом вернуться домой?
— Колония, это же ясно, должна быть постоянной, — ответил он, — вспомни о Земле Роанока.
— Да, — Энни кивнула. — Я хочу, чтобы Марс стал одной большой Землей Роанока, но чтобы каждый возвращался домой.
— Чтобы медленно изжариться?
— Мы могли бы эволюционировать, как богатые. Это можно было бы сделать всем. — Она отбросила книгу. — Но я не хочу хитинового панциря и всего остального. Разве нет другого выхода, мистер Майерсон? Вы же знаете. Неохристиане учат верить, что все переселяются в иной мир. Вечные странники. Теперь мы действительно стали ими. Земля — наш истинный дом, мы никогда не выберемся отсюда! — Она уставилась на него. Ее ноздри расширились. — У нас нет дома вообще?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});