– Хм… но вы же сами сказали, что если бы не старт программы, то не нашли бы оправданий.
Я шмыгнула носом, пытаясь удержать злые слезы.
– Может, мне и не нужно было их искать? Я не должна была сближаться с Максимом до его оправдания. Поначалу он специально злил меня, отталкивал от себя. Просто не смог удержаться, когда увидел, что мое отношение изменилось, и тоже наломал кучу дров, начиная от этого развода с Сергеем и заканчивая…
Слова застряли в горле, стоило подумать о воспоминаниях, в которых Макс видел меня еще подростком. Этого мне тоже знать не следовало, как не нужно было и сближаться с Дарьей, верить ее россказням об инцесте, что повлекло за собой наш первый реальный поцелуй с ее братом, который в его видениях случился лишь после суда.
Похоже, в тот момент Макс испугался, что потеряет меня, и сам нарушил все свои правила.
Я вытерла мокрые щеки. Вронская сочувственно помолчала.
– А как же тогда список с датами? – тихонько спросила она. – Вы ведь говорили, что Максим специально давал намек на сейф, где хранился листок?
– Давал, – согласилась я, – но, возможно, я отнеслась бы к этой информации по-другому. Дело не в листке и не в подсказках. Дело в наших отношениях с ним. Нам не следовало сближаться до приговора. Наверное, нам и не суждено было сблизиться. Максим знал меня очень давно, но не торопился знакомиться. Почему? Раньше я не задумывалась над вопросом. Точнее, задумывалась, но лишь когда обвиняла его в манипулировании. Теперь вот сомневаюсь. Может, все дело в том самом фургоне? Максим так хотел быть со мной, что приготовился ждать столько лет, сколько потребуется, лишь бы в итоге все сбылось?
– Но он сам наломал дров, как вы говорите… – похоже, Вронская окончательно запуталась в моих сбивчивых рассуждениях.
– Потому что он – не машина, – горько усмехнулась я, – как и я, как и любой человек. От ошибок никто не застрахован. Особенно, если они продиктованы чувствами. Другое дело, что за каждую ошибку нам порой приходится платить слишком дорого.
– Может, вас кое-что утешит? – вдруг спросила адвокат, и я вздрогнула.
– Что?
– Последний пункт в плане, который написал Максим… – она замялась, – кажется, он все-таки совпал.
– Да? – я стиснула в пальцах сигарету. – И что же там было написано?
– Он касается вас, Анита. Я должна была всегда внимательно вас слушать. И в тот момент, когда вы поймете, как сильно ошибались, попросить заглянуть в ячейку.
– В ячейку? – я схватилась за голову в прямом и переносном смысле. Неужели имеется в виду тот самый момент из разговора в фургоне, который мне не положено было знать раньше времени? – В банковскую ячейку?! Боже, я совершенно про нее забыла! И какой же у нее номер? Какой пароль доступа?
Вронская заметно приуныла.
– Простите, Анита. Там было лишь написано, что это конец.
* * *Градус напряжения в зале заметно повысился, когда мы в очередной раз заняли места. Слова Вронской никак не выходили у меня из головы. Хотелось просто сорваться с места и помчаться на поиски этой пресловутой ячейки. А вдруг там еще один кусочек головоломки, а я его упустила? Вдруг именно этого не хватало, чтобы окончательно и бесповоротно сокрушить все сомнения судьи и доказать, что обвинения должны быть пересмотрены?
Как я вообще могла забыть?! Едва удержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Это все волнения последних дней. Нападение Татарина, потом нахождение в плену у Тимура, старт «Красного Кода»… моя голова оказалась забита эмоциями, а внимание рассеялось из-за нервов.
Размышления прервал судья, который вошел в зал. После соответствующего вступления заседание началось. Если бы я умела молиться – непременно бы это сделала.
– Приняли ли вы решение? – обратился судья к скамье присяжных.
Старший из них поднялся, сцепил руки в замок перед собой. Я закусила губу. В горле образовался тугой ком. Воздух настолько сгустился, что, казалось, слова повисали в нем. Пока старший присяжный произносил вердикт, сердце все больше било набатом: доказательства преступления неопровержимы, подсудимый виновен.
Вронская заметила мое состояние и с сочувствием покачала головой.
– Суд рассмотрел все обстоятельства дела, – заговорил судья. – Принял во внимание и заключение эксперта. Отягчающим обстоятельством здесь является преступление против интересов государства. Еще одним отягчающим обстоятельством суд считает особую хладнокровность, с которой было совершено убийство. Суд обратил внимание, что подсудимый отказывался сотрудничать со следствием и помогать рассмотрению дела, за исключением признательных показаний, данных сразу после совершения преступления. Сюда же можно отнести отсутствие видимого раскаяния, которое подсудимый продемонстрировал даже в своем последнем слове.
Мое сердце сделало последний удар и замерло. Я и дышать перестала. Превратилась в соляной столб.
– В качестве смягчающего обстоятельства суд готов учесть особые способности подсудимого и то, как они повлияли на его психику. Отсутствие других судимостей. Согласие на проведение экспертизы перцептором. Исходя из перечисленного, суд постановил…
В ушах у меня зазвенело, и только усилием воли я приказывала себе продолжать напрягать слух.
– …согласно статье…
Эта пытка длилась бесконечно долго. Будто перечисление статей, на которые опирался закон, применили для того, чтобы, как в развлекательном шоу, накалить интригу. Григорович заерзал на стуле, спина Вронской стала прямой, как палка.
– Приговорить к пожизненному заключению с отбыванием срока в специализированном учреждении закрытого типа.
Эти слова прозвучали, как выстрел. Я повернулась к Максу, понимая, что это – последний раз, когда мы видим друг друга. Попыталась запечатлеть в памяти черты волевого лица, упрямые, гордые, непокорные. Учреждение закрытого типа… даже навещать его мне не дадут. Значит, вот так все закончится. Его видения не превратились в реальность. Не будет фургона, не случится чудесного спасения. Все, что останется нам – вспоминать краткие мгновения, проведенные в фантазиях, где мы были свободны и счастливы. Вдвоем. И тот дом на побережье навсегда останется смоделированной конструкцией, в которую так и не удалось вдохнуть жизнь.
Глаза Макса пылали, когда он смотрел на меня. Я видела там все, что испытывала сама: боль, отчаяние, любовь. Казалось, сердце остановилось, все звуки вокруг затихли, а мы никак не могли друг на друга наглядеться.
– Согласно указу президента, – ворвался в мое сознание голос судьи, – все заключенные, отобранные программой «Красный Код», попадают под амнистию. Таким образом, подсудимый освобождается из-под стражи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});