Читать интересную книгу Восхождение. Кромвель - Валерий Есенков

На что рассчитывали эти простаки? Неужели могли думать, что тридцать-сорок тысяч вооружённых людей, закалённых в боях, спокойно разойдутся по домам, разорённым войной, без средств к существованию, под угрозой, что завтра за ними придут, арестуют и предадут суду за преступления, совершенные в ходе войны?

Кромвель был потрясён. Армии было нанесено оскорбление, как будто не она защитила парламент, но была единственной причиной всех несогласий и неустройств в королевстве. Он предвидел верным чутьём, которое обострялось у него в миг опасности, что многие солдаты и офицеры не станут подчиняться, ведь он сам научил их думать самостоятельно, привил чувство свободы.

Его здоровье быстро пошло на поправку. Генерал мог прогуливаться в парке, окружавшем Вестминстер. В эти дни он часто встречался с Эдмундом Ледлоу, полковником, сыном Генриха Ледлоу, одного из активнейших борцов, жаловался ему:

— Если бы сейчас был жив твой отец, то заставил бы их выслушать, чего они заслуживают. Ведь это унизительно — служить такому парламенту! Пусть ты был предан ему как никто другой, но если какой-нибудь узколобый парень или законник встанет там и очернит тебя, ты во всю жизнь не отмоешься. Не то в армии. Если верно служишь своему генералу, можешь не меньше приносить пользы да сверх того свободен от зависти и любых обвинений. Твой покойный отец много мог бы рассказать о проделках этих господ.

Только вера в Господа поддерживала его. Кромвель не уставал повторять:

«Наше утешение в том, что Господь на небесах. Его и только Его указания останутся в силе...»

Головные боли одолевали, но он читал Библию с ещё большим вниманием и усердно молился. И чудо свершилось. Вопреки приговору лондонских лекарей Оливер поднялся с одра и вскоре был совершенно здоров. Он не сомневался, что одно великодушие Господа и на этот раз излечило его.

Но не торопился возвратиться в парламент. Что ему было делать там? Депутаты продолжали стоять на своём, но и солдаты, скованные дисциплиной, осмысленно читавшие Библию, которая полна была опасными мыслями, уже не походили на стадо баранов. Они были убеждены, что рисковали жизнью и проливали свою кровь за святое дело, и требовали отдать им то, что полагалось. Воины не расходились и не желали отправляться в Ирландию: добровольцев среди них набралось не более двух тысяч, тогда как требовалось двенадцать.

Поток событий решал за него. Не успели комиссары парламента появиться в главной квартире, чтобы обсудить порядок и время роспуска и набора в ирландскую армию, как им вручили петицию. В ней выражались: преданность делу парламента и просьба немедленной выплаты жалованья, амнистии за участие в гражданской войне, пенсий для солдат, получивших увечье, а также для солдатских вдов и сирот, отмены принудительного набора в Ирландию. Петицию подписали виднейшие соратники Кромвеля, и его зять Генрих Айртон, генерал-комиссар кавалерии, был среди них.

Теперь Кромвель не имел права сидеть сложа руки, тотчас явился в парламент и присутствовал на обсуждении. Представители нации встретили её довольно умеренно, даже выразили благодарность её составителям, но объявили при этом, что никто не имеет права чего-либо требовать или давать советы депутатам. Мало кто сомневался, что армия действительно хранит верность парламенту и выполнит любые его повеления. Те, кто сомневался, смотрели на Кромвеля, уверенные в том, что он, пребывая всё это время в Лондоне, продолжает руководить войском и что петиция составлена по его указаниям. Генерал поднялся, ещё бледный после тяжёлой болезни, и объявил:

— В присутствии всемогущего Господа я утверждаю, что армия разойдётся и сложит оружие у ваших дверей, как только вы ей это прикажете.

Это не было лицемерием.

Заявление парламента нельзя было назвать иначе, как фарисейским. Полки возмутились. Тотчас была составлена другая петиция, на этот раз от имени всех офицеров и солдат. Её проект читали перед полками офицерам, которые отказывались её подписать, грозили расправой. Она требовала от парламента удовлетворить законные права армии, воевавшей за правое дело. Главная же угроза парламенту была в том, что петиция передана была в руки главнокомандующего Ферфакса, считавшегося представителем и защитником прав воинов.

Парламенту пора было остановиться и подумать. Превратив Ферфакса в посредника, армия давала понять, что уже не испытывает желания иметь дело с парламентом. Наступал момент, когда благоразумнее было смягчиться и пойти на уступки.

Однако после победы над королём представители нации утратили способность видеть опасность, как ни была она очевидна. Они пошли напролом. Ферфаксу запретили принимать петицию и повелели впредь пресекать все попытки новых сборищ и новых петиций. Парламент объявил, что каждый, кто примет участие в беспорядках, будет считаться врагом государства и нарушителем общественного спокойствия. Депутаты вызвали в парламент для разбирательства делегацию офицеров.

Первого апреля четверо офицеров явились в Вестминстер и предстали перед решёткой нижней палаты. На заслуженных воинов набросились с обвинениями. Им ставили в вину, что они допустили чтение петиции перед полками. На самом деле её проект читан был на собраниях рот, и один из них дерзко ответил:

— Неправда, он не был читан перед полком.

Депутаты не нашлись, в чём ещё обвинить призванных офицеров. Они были отпущены. В разгоревшихся спорах было принято половинчатое решение, которое всегда хуже бездействия. С одной стороны, представители нации согласились выплатить своим защитникам нечто вроде выходного пособия из расчёта жалованья за шесть недель. Денег, разумеется, не было. Вновь пришлось просить в долг у финансистов. В Сити согласились дать не более двухсот тысяч фунтов стерлингов, но там только что выдали такую же сумму для уплаты шотландцам за короля и потому не могли собрать её сразу. Тогда предложили ввести, сроком на один год, новый налог, по шестьдесят тысяч фунтов стерлингов ежемесячно. Предложение было принято только в предварительной форме. Новый налог должен был вызвать возмущение и без того обедневшего населения и потому пока что не был окончательно утверждён.

Финансовые затруднения тоже не образумили парламентариев. От армии решили просто избавиться, без промедления отправив в Ирландию. Назначались новые командиры, всем участникам экспедиции были обещаны льготы и выгоды, правда, гипотетические, поскольку парламент не располагал никакими средствами. В главную квартиру были направлены пять комиссаров, которым предстояло набирать добровольцев.

Они прибыли пятнадцатого апреля. Ферфакс собрал своих офицеров. Комиссары ознакомили их с предписаниями парламента. Среди офицеров поднялось возмущение. Комиссаров забрасывали вопросами, на которые те не могли вразумительно отвечать:

— Кто будет командовать нами в Ирландии?

— Парламентом назначены два генерала, Скиппон и Масси.

— Хорошо, мы готовы принять своим начальником Скиппона, ценим его выдающиеся воинские заслуги. Но мы требуем, чтобы вместе с ним нами командовали те генералы, в способностях которых мы не раз убеждались на деле.

— Да, давайте их всех!

— Давайте нам Ферфакса и Кромвеля, с ними все мы охотно пойдём!

Комиссары смутились. Не зная, что предпринять, они вышли, пригласив негодующих офицеров к себе. На приглашение откликнулось не более двенадцати человек. Остальные разошлись, однако возмущение возрастало. Они принялись составлять новое заявление для парламента. В армии начинался разброд. Солдаты отделялись от офицеров, что грозило полным падением дисциплины, после чего неизбежна анархия, чрезвычайно опасная, когда она распространяется в среде вооружённых людей. Солдаты избирали от каждой роты под два представителя, которых стали именовать агитаторами. Агитаторы образовали совет и принялись со своей стороны сочинять заявление для парламента. В результате парламент получил одно за другим два заявления. Заявление офицеров было прочитано на заседании нижней палаты. В нём говорилось:

«Вступив на военную службу, мы не перестали быть гражданами. Встав на защиту тех прав, которыми ограждается свобода отечества, мы не можем сами идти под иго рабства. Между тем нам запрещают подавать прошения, в которых мы выражаем наши требования, а жалобы, которые поступают из разных графств, не только принимают, но и одобряют. С нами обходятся, как с врагами отечества. Мы надеемся, что это обвинение будет снято и что до роспуска армии нам будут даны гарантии безопасности и уплаты жалованья».

Следом в Лондон явилось трое солдат. Они передали Скиппону своё заявление. В нём восемь кавалерийских полков, самых боеспособных во всей парламентской армии, которыми во время войны командовали Кромвель, Ферфакс, Айртон, Флитвуд, Рич, Батлер, Уолли и Шеффилд, отказывались от похода в Ирландию. Это заявление также было прочитано на заседании нижней палаты: