диктатуры. Гарнизон и заводы – на их стороне. В Совете рабочих и солдатских депутатов они господствуют. Городскую думу, в которой меньшевики и эсеры всячески стараются предотвратить гражданскую войну, они [большевики], как водится, травили за «соглашательство» и непризнание «советской власти». Словом, все как у добрых людей.
Ведя обычную для них наступательную тактику, большевики доводят дело до открытого столкновения с казаками Новочеркасска. Меньшевики и эсеры выходят из Военно-революционного комитета. Гражданская война разнуздана. Город обстрелян с суши и моря. Сотни убитых – в большинстве рабочих. Каледин победил.
Победитель обещает умеренно пользоваться своей победой. Но вызванные гражданской войной страсти не утишены. Происходят бесцельные расстрелы рабочих-большевиков, произвольные аресты и обыски и иные эксцессы.
Усердие военных победителей подхлестывается вспыхивающей ярким пламенем общественной реакцией. Мещанство – интеллигентное и некультурное – мстит за пережитые насилия и страхи безудержной злобой не только к большевизму, но и ко всем «потатчикам, попустителям и укрывателям».
Поднята травля против городской думы. Собрание адвокатов и судебных деятелей требует ее роспуска. Обе местные кадетские газеты домогаются того же. Пытаются организовать движение домовых комитетов под лозунгом роспуска ненавистной думы. И заметьте: аргументация та же, что у большевиков. Дума «перестала выражать волю избирателей».
В агитации принимают участие и некоторые горе-«демократы». В органе нашей партии – «Рабочем деле» – один из них, гласный – «народный социалист» Шик, характеризуется следующей эпиграммой:
Богаевского[789] свободно
Защищает он, речист,
Отчего же он – «народный»?
Отчего – «социалист»?
Генеральских слов угодник,
С ними спорить не привык,
Без народа он народник,
И с трудом он трудовик.
Наиболее храбрыми «в борьбе с подлинной социал-демократией», разумеется, оказались те кадеты и кадетствующие, которые во время большевистского террора всю «честь» открытой борьбы с диктаторами предоставили нашим товарищам и, по словам «Рабочего дела», «тихо сидели на своем шестке, когда городские самоуправления Ростова и Нахичевани смело призывали к ответу… виновников гражданской войны».
Поощряемые общественной реакцией победители расправляют крылья. Репрессии усиливаются. Рабочим организациям запрещается вмешиваться в ход дела в предприятиях. Печати воспрещается «призывать к неповиновению». Словом, «совсем как у нас», и лишь будущий историк разберется в вопросе, кто у кого большему научился – Ленин у Каледина или Каледин у Ленина.
С первых дней поражения большевиков меньшевистская организация всю свою энергию концентрирует на защите пролетариата и всей ростовской бедноты от тяжелых последствий поражения в гражданской войне, в которую они дали себя втянуть большевикам. Меньшевики выносят повсюду резолюции протеста против репрессий, требуют освобождения всех заключенных, разоблачают случаи расстрелов большевистских рабочих казаками. По поводу радостного сообщения буржуазных газет об аресте скрывшегося большевистского лидера Сырцова[790] «Рабочее дело» помещает стихотворение:
… И всякий спешит со двора
Ударить их крепким копытом…
… Поверженный враг и соратник,
Когда над тобою стервятник,
Когда сломлен и разбит, —
Привет тебе – ныне безвредному.
В лицо беснованью победному,
Под топот ослиных копыт.
12 декабря состоялось по инициативе комитета собрание Совета. Председателем был избран меньшевик, старый член партии, М. В. Смирнов. Совет принял резолюцию, в которой, признавая «войсковое правительство и Военно-революционный комитет борющимися сторонами», отрицает за победителями право судить побежденных, требует освобождения арестованных и приглашает городские думы и другие демократические учреждения «не участвовать ни в следственной комиссии, ни в судебном трибунале, который будет вести свой суд над арестованными».
Партийная организация стала во главе движения рабочих масс против поднявшей голову контрреволюции. На ряде заводов состоялись многолюдные собрания, неизменно требующие вывода с фабрик казаков, освобождения помещений рабочих организаций, освобождения арестованных. Рабочие завода «Аксай» – прежде бывшие большевиками – объявляют при этом: «Мы заявляем, что не подчинимся ни властям войскового правительства, ни Совету народных комиссаров. Наша власть – Учредительное Собрание, а до него – городские самоуправления». Рабочие мельницы Парамонова «одобряют тактику вышедших из Военно-революционного комитета фракций (меньшевиков и эсеров), решительно осудивших авантюристов, вызвавших братоубийственную войну». Завод «Жесть» присоединяется к «городской думе настоящего состава» и «рука об руку с ней надеется осуществить скорейшее открытие Учредительного Собрания».
Собрание представителей всех профессиональных союзов и заводских комитетов решило устроить торжественные похороны жертвам гражданской войны. Чтобы судить о настроении ростовских масс в данное время, достаточно прочесть лозунги, которые решено было выставить на знаменах во время похоронной процессии.
Вот они: «Пролитая нами невинная кровь будет залогом для рабочего класса не делать ошибок в будущем, мы требуем передачи всей власти Учредительному Собранию», «мы требуем снятия военного положения и освобождения всех арестованных за участие в гражданской войне».
Подведем итоги. Мы видим несомненное «отрезвление» ростовских рабочих после анархо-большевистского хмеля. Но мы видим, что «отрезвление» это не отбросило их вправо, не замело их волной политического индифферентизма, не лишило их классовой боеспособности, но углубило их демократическое самосознание. Мы видим, что не без связи с этим фактом калединская контрреволюция далеко не сможет сразу овладеть положением, вынуждена действовать осторожно в деле стеснения демократических свобод и прав рабочих.
С полным правом можем мы утверждать, что в достижении того и другого результатов немалую роль сыграла политика местных меньшевиков. И вполне уверенно можем мы заключить, что, что бы ни было в будущем, связь между нашей партией и ростовским пролетариатом сильно окрепла за эти дни, когда партия, резко выступив против большевистского авантюризма, ясно и отчетливо показала пролетариату, что она остается с ним и готова заслужить почетную ненависть всех крупных, вредных и мелких буржуа своим отказом соучаствовать в травле и политической изоляции сбившихся с пути рабочих масс.
Именно этой политики решения съезда и требуют от всех членов партии в период всероссийской гражданской войны.
Л. Мартов
«Вперед», 23 декабря 1917, № 243
1918
Чрезвычайный съезд (Четвертый съезд Советов) [791]. Речь Мартова.
«Вечерняя звезда», 16 марта, № 34
Речь Мартова производит сильное впечатление. В особенности с большим вниманием прислушиваются к оратору, когда он говорит о необходимости назначения следственной комиссии для выяснения обстоятельств, при которых был отдан приказ о демобилизации армии[792] в то время, как армия могла еще сопротивляться. Необходимо найти виновника. Правительство, которое довело страну до такого состояния, должно немедленно уйти и уступить власть демократии, которая признана всей страной.
Где слова Троцкого о священной войне? – спрашивает оратор.
Троцкий так недавно сказал: «Если Германия откажется от заключения демократического мира, то