О создании особого детского репертуара думали и думают до сих пор очень мало. В случае надобности берется с запыленной полки какая-нибудь пьеска про зайчиков, фей, гномов или из якобы «детской жизни», в слащавой и фальшивой трактовке. Постановка пьесы носит обыкновенно все черты любительщины, плохого подражания театру взрослых.
Но в театре взрослых идет постоянная ломка, постоянные искания. Детский же театр берет грим, бутафорию, занавес, бороды, костюмы — как непреложный закон. Если детские спектакли и напоминают «настоящий театр», то, во всяком случае, — очень плохой театр, лишенный творчества.
Заученные слова и наклеенные бороды не есть детское искусство. Это скучно и ненужно, хотя, может быть, и доставляет удовольствие участвующим в спектаклях детям, как доставляет многим детям удовольствие чтение произведений Чарской.[90]
Если в рисовании или в рукодельной работе нам важнее всего свободное выявление индивидуальности ребенка, Этого маленького дикаря, в дикости и самобытности которого таятся неисчерпаемые возможности, то в детских представлениях должна также выявиться самобытная индивидуальность ребенка.
В детской жизни есть искусство, весьма близкое к сценическому: это свободная игра. С нее и надо начинать. Ведь уже трехлетние дети не только «представляют», но и сочиняют целые пьесы, играя в лошадки, в поезд, трамвай, пожарных и т. д. Такие импровизированные спектакли в тысячу раз интересней и талантливей специально устроенных спектаклей в гимназиях или детских домах. Посмотрите, — горят щеки и блестят глаза у ребят, преследующих изворотливого «разбойника», или ведущих войну, или бегущих тушить воображаемый пожар, — это ли не вдохновение, это ли не искусство, хотя тут нет ни костюмов, ни бород, ни бутафории. Детям доступно высшее искусство — импровизация. Не заменяйте ее там, где не надо, нарочитостью и скучной подготовкой.
Автору этих строк случилось наблюдать свободную детскую игру, представлявшую собою уже не зачатки драматического искусства, а вполне развитое сценическое действие.
В Англии, в свободной школе Ф. Ойлера (в Тинтерне, Уэльс) руководители часто читали детям старые легенды, сказания и современные повести о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.[91] Дети, увлеченные рыцарским эпосом, образовали свой собственный «Круглый стол» и распределили между собой имена важнейших рыцарей. Распределение ролей было как нельзя более удачно. Роль сэра Ланселота, великодушного, безупречного и скромного рыцаря, была дана мальчику, превосходившему всех других товарищей прямотой, честностью и выдержкой характера. Другому мальчику, пылкому и отважному, было присвоено имя рыцаря Тристана и т. д. Как в мистериях, происходящих в Обераммергау,[92] роли эти были постоянными и могли передаваться другим мальчикам только в случае недостойного поведения носителя славного имени. Я наблюдал эту игру в течение целого лета. Она неизменно происходила на лесной поляне. Вначале игра была совершенно произвольной и несогласованной. По мере ее развития вырабатывались постоянные формы, устанавливались характеры, вводились костюмы (панцири, шлемы и т. п.), случайные слова заменялись постоянными репликами, определялся общий режиссерский план — игра естественно и незаметно переходила в театральное представление.
Другой пример игры-пьесы я наблюдал в детской колонии на берегу Онежского озера в Олонецкой губернии. Среди воспитанников колонии был юноша пятнадцати лет, испытавший, несмотря на свой юный возраст, много превратностей судьбы. Чуть ли не с двенадцати лет он работал на дальнем севере при постройке дороги, заболел цингой и, подобранный кем-то на улице, попал в колонию — не то в качестве воспитанника, не то в роли технического помощника.
Рассказами о своей жизни, о работе на железной дороге, на заводе, у подрядчика он до того увлек детей, что они решили изобразить «Жизнь Никифора» (так называлась импровизированная пьеса) в лицах. На небольшой площадке во дворе колонии были условно обозначены деревня, где родился Никифор, рядом с ней железная дорога, тут же завод и т. д.
Никифор играл роль своего отца, а роль Никифора играл другой мальчик. Деревенские сцены были изображены с большим реализмом: полати, на которых спали отец с матерью (роль матери играл мальчик), полевые работы, брань между родителями Никифора, избиение сына, его бегство и т. д. Так же реалистично были изображены и железная дорога и фабрика.
Таков подлинный детский театр. Его можно развивать, но, конечно, не путем вмешательства взрослых в игру, а посредством общего культурного развития детей, которое будет естественно обогащать содержание их игры. Если дети увлекаются «Пинкертоном»,[93] они, естественно, будут играть в сыщиков.
Если вы их увлечете более благородными и значительными сюжетами, содержание игры будет иное. Если вы разовьете их музыкальные способности, разовьете их художественный вкус, дадите им представление о пластике и ритме, игра обогатится пением, грацией движений — всем тем, чего, увы, недостает и рутинному театру взрослых.
В деле художественного воспитания большое значение может иметь не детский театр, а «театр для детей», то есть такой театр, в котором участниками являются взрослые, а зрителями дети.
Я решаюсь высказать эту мысль (которая многим педагогам покажется рискованной, т. к. она отводит детям пассивную роль) только после того, как я высказал свой взгляд на развитие подлинного детского театра, возникающего из свободной игры. Но и этот свободный детский театр — не есть искусство, могущее служить образцом художественного воспитания, как не может служить образцом музыкальною искусства детская игра на рояле. Для целей художественного воспитания нужен серьезный, а не игрушечный театр. Таким театром может быть «театр для детей», если он удовлетворяет следующим строгим требованиям.
Прежде всего должны быть тщательно подобраны актеры. Не надо забывать, что все фальшивые интонации, все нелепые и развязные движения, которые так свойственны значительной части актеров-профессионалов, могут быть легко усвоены детьми. У актера театра для детей должна быть специальная подготовка в области пластики, музыки, понимания грима и костюма.
Актер должен быть достаточно живым и гибким для того, чтобы чувствовать связь с непосредственной в смысле ощущений и восприятий аудиторией.
Конечно, таких актеров подобрать нелегко. Еще труднее подобрать репертуар. Прежде всего надо отказаться от большей части существующего ныне детского репертуара. Не надо забывать, что лучшие сказки, как, например, Андерсена,[94] Уайльда,[95] народные сказки, не создавались специально для детей, как не для них были написаны «Дон-Кихот»,[96] «Робинзон Крузо»,[97] «Гулливер»,[98] «Хижина дяди Тома»,[99] — все те великие произведения, которые будили и воспитывали мысль ребенка на протяжении многих поколений. Ребенку нужен не суррогат искусства, а настоящее искусство, — конечно, доступное его пониманию. Помимо того, ребенку более, чем взрослому, нужны в искусстве значительные, многообъемлющие образы, приближающиеся к символам. Взрослый, более или менее знакомый с жизнью в целом, может довольствоваться случайными образами, отдельными деталями, отдельными штрихами. Ребенок в каждой сказке, в каждом художественном произведении хочет увидеть всю жизнь, он не развлекается, а учится. Поэтому театр для детей должен давать пьесы, заключающие в себе большие идеи, — конечно, не в скучной, не в тенденциозной форме, а в живых образах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});