– Ренди, ты часто говоришь о том, что ответственность за общий выбор и общее развитие лежит на каждом в отдельности.
– Так и есть, а вот тебе пример реальности, где любой человек эту ответственность понимает. Здесь есть неравенство, но нет унижения, есть экономика, но нет кризисов, есть деньги, но нет бедности.
Из Исторического музея мы направились к Кире. Встретившись со своими родственниками, я не поверил своим ушам: Валера называл Любу своей любимой, а она его – ненаглядным. Грузная, унылая, вечно раздраженная женщина, какой я знал двоюродную невестку, мало походила на улыбающуюся, аккуратную и задорную Любу, которую мне довелось встретить в воображаемом мире. А Кира, моя бесчувственная племянница, вела себя здесь так, как во время наших каникул в Греции.
– В этой реальности принято ценить своих близких, а не использовать их в качестве помойных ведер, – пояснил Ренди. – Результат налицо.
«Так необычно, – задумался я, – сколько себя помню, Люба всегда называла кузена козлом, а он ее – кикиморой».
За день мне удалось увидеть множество чудес, а самым удивительным стало витавшее над городом ощущение тепла и радости.
Утром, проснувшись в обычной реальности, я первым делом спросил Ренди:
– Когда человечество сможет так жить?
– В любое время, дверь открыта. Было бы желание, – с сожалением в голосе произнес мой любимый.
– Тогда почему мы так не живем?
– Не знаю, – вздохнул Ренди.
Глава 24
Оливия
София и Георгий Веревкин стояли у борта речного теплохода, бодро плывущего по Москве-реке.
– Последние теплые дни, – с легкой ностальгией сказал писатель, – настоящее бабье лето!
– И ветра нет. – София закрыла глаза, подставив лицо мягкому осеннему солнцу. – Есть в ранней осени, когда природа не хочет засыпать, что-то пронзительное… – Она достала из сумочки диктофон: – Мы можем продолжить?
– Разумеется.
– У вас в спальне висит картина «Плачущий демон». На ней изображен стоящий на балконе темноволосый человек, по щеке которого катится слеза. Когда я увидела картину в первый раз, у меня сердце защемило. Знаю, вам много раз предлагали продать ее или подарить музею, но вы отказались.
– Этот образ оставил возлюбленный мне на память. Он не имеет цены, – вздохнул Джерри.
– Кто ее написал? – спросила София.
– Я. – Писатель чувствовал комок в горле, но все же продолжил рассказывать.
* * *
Теплоход Ренди должен был отплыть во вторник. Он специально отложил свой отъезд на день, чтобы не усугублять в моем сознании негативный образ понедельника. Я старался держать себя в руках, но в последнюю ночь все равно расплакался.
– Ренди, жизнь моя, – рыдал я у него на плече. – Ты же тоже видел ту вероятную реальность, где мы женаты. Неужели ты этого не хочешь? Останься со мной! Клянусь никогда не задавать вопросов о твоей работе и ничего не требовать. Неужели ты не видишь, я живу и дышу тобой.
– Когда-то в другое время и в другой жизни я сам пожелал бессмертия. – Ренди осторожно гладил меня по спине. – Эпохи проносились на моих глазах, сменяя друг друга; я без сожаления провожал одних людей и тут же встречал других. Ты первый, кто заставил меня задуматься о том, не хочу ли я остановиться, но моя жизнь мне не принадлежит. Цена бессмертия – отсутствие постоянства.
Как ни странно, под его мягкий голос я начал постепенно засыпать и скоро погрузился в глубокий сон. Только один раз, ближе к утру, я проснулся. Ренди стоял на балконе, освещенный светом уличных фонарей. Я заметил, как на его лице блеснула прозрачная капля. В тот момент я чувствовал, как рвалось на части его сердце; Ренди переживал точно так же, как и я, а может даже сильнее.
Утром я не жаловался, не просил его остаться, стараясь сохранять хотя бы видимость хорошего настроения. Вместе мы приехали на речной вокзал, откуда должен был отправляться теплоход.
– Скажи, что означает твое имя? – Я задал свой последний вопрос. – Я смотрел возможные переводы с египетского, с арабского, с древнееврейского, но так ничего и не нашел.
– Похоже, ты перебрал все варианты, кроме самого очевидного, – зеленые глаза Ренди блестели на свету, – мне так нравится.
– И все? – недоверчиво переспросил я. – Никакого мистического смысла?
– Удивительно, как люди любят искать глубокий смысл там, где его нет, а простое и понятное объяснение принимают за искусную маскировку страшной тайны.
Ренди в последний раз крепко обнял меня и поцеловал в губы. Я подался вперед, но он мягко отстранил меня ладонью. Не оборачиваясь, Ренди пошел в сторону трапа и поднялся на борт речного судна. Раздался гудок, и теплоход отчалил от берега. Стоя у борта, Ренди махал мне рукой. С собой он увозил мое сердце и частицу моей души. «Я принадлежу тебе», – мысленно повторил я. На мгновение мне показалось, что Ренди в ответ прошептал: «Я знаю».
Когда теплоход скрылся за горизонтом, я еще долго стоял на пристани, не в силах пошевелиться; думал о том, как вернусь в пустую квартиру, где еще вчера слушал рассказы Ренди, как лягу в постель, где мы были так счастливы. Мне хотелось броситься в воду, догнать теплоход, чтобы еще хоть раз почувствовать тепло любимых рук, но, сделав над собой усилие, я все же направился к выходу.
Совершенно потерянный, я вернулся домой. В моей спальне стояли мольберт и краски, а сверху лежала черная роза. Сам не помню, как начал рисовать: моей рукой по холсту двигала неведомая мне сила. На картине был запечатлен Ренди, каким я его запомнил: могущественный, не знающий жалости демон плакал из-за меня, никому не известного и совершенно безобидного халявщика-мечтателя. Внимательно оглядев холст, я заметил едва различимую надпись на обратной стороне картины: «Навеки твой. Ренди». Под ней я подписал: «Навеки твой. Джерри».
* * *
– Как вы пережили потерю? – спросила София.
– Ренди остался в моем сердце и мыслях. Неважно, находится он рядом или нет. На том уровне, где существует лишь энергия, мы связаны как превили, то есть предназначенные. Говорят, что, когда закрывается одна дверь, открывается другая. В день, когда ушел Ренди, ближе к ночи, моя жизнь обрела новый смысл.
* * *
Повесив картину, которую я назвал «Плачущий демон», я попытался запихнуть в себя бутерброд с сыром. Мне почти удалось проглотить маленький кусочек, когда зазвенел дверной звонок. На мгновение я подумал, что Ренди вернулся. В два прыжка я очутился возле входной двери, а когда открыл ее, увидел на пороге заплаканную девочку лет семнадцать в джинсах, кожаной куртке, с кое-как замотанным на шее шарфом.
– Вы Джерри? – прошептала бледная гостья.
– Даааа, – протянул я.
– Меня зовут Даша, – голос девочки дрожал, – я одноклассница Миши. Он рассказывал, что вы очень добрый. Прошу… пппрошшу… – она всхлипнула, – прощения, что вот так пришла, но мне больше некуда идти.
– Проходи, раз так. – Я впустил ее в квартиру.
Опустив голову, Даша вошла внутрь. Первые сорок минут она рыдала так, что я не мог разобрать слов.
– Даша, милая, – успокаивал я девочку, – я не смогу помочь, если ты не соберешься и не расскажешь, что случилось.
– Я б… б… беременна. – Она продолжала плакать. – Папа с мамой, когда узнали, выгнали меня из дому.
– А отец ребенка? – спросил я.
– Он сказал, что я сама виновата и что он больше не желает меня видеть.
– Ничего себе! Вот же подлецы. – Я вовремя оговорился, чтобы не сказать более сильное слово.
– Но что же мне теперь делать? – Даша умоляюще смотрела мне в глаза.
– Оставайся здесь, – предложил я, – конечно, не дворец, но все-таки. Спокойно родишь своего ребеночка. Понимаю, сейчас ты в отчаянии, но поверь, не так все плохо. Подумай о том, что дочка или сыночек будет любить тебя бескорыстно. Я о вас позабочусь.
– Но вы меня совершенно не знаете… – Поток ее слез заметно уменьшился.
– Зато я знаю, что это такое, когда падаешь и никто не хочет тебе помочь.
Мы проговорили до рассвета, потом с трудом мне удалось уложить Дашу спать. «Что это за люди, у которых поднялась рука выгнать из дому беременную? – думал я, глядя на нее. – Ренди, любовь моя, накажи их так, как ты это умеешь. Маленький человек, он или она, уже существует и обречен либо погибнуть, либо мыкать горе с одинокой матерью. Не допущу! Весь мир мне изменить не по силам, но жизни этих двух людей в моих руках. Слышишь, госпожа Судьба, я, Джерри Веревкин, дипломированный неудачник, объявляю тебе войну! Не позволю сделать Дашу и ее ребенка несчастными!»
На следующий день мы с Дашей разработали план дальнейших действий. Выталкивая дочь за дверь, родители на прощание бросили в нее сумку, где по счастливой случайности лежал Дашин паспорт. Так проблема с документами отпала сама собой. Первым делом я записал Дашу к гинекологу в хорошую клинику, а потом мы отправились по магазинам.