за поворот. Майор сел в бензовоз, и проезжая через шоссе задорно подмигнул Эдику, приветливо помахав рукой. Зампотех уехал следом за глохнущим танком, а Громобоев остался стоять на обочине. Ещё целый час он глотал пыль и считал танки: тридцать шесть, тридцать семь…сорок… наконец, прополз последний. Но нет, вдали показался тягач БТС с монументальной «тридцатьчетверкой» на сцепке. Теперь можно было сниматься с поста. Подъехала «техничка», загрузились и все направились на погрузку. К тому времени, когда Эдуард добрался на станцию, на хвостовую платформу эшелона по эстакаде вползал последний танк батальона.
Хорошо поддавший спирта комбат Перепутенко обнимался с командиром полка и оживленно жестикулируя, болтал всякую служебную неслужебную чепуху. Разбирали нюансы погрузки танков, обсуждали сиськи стоявшей в сторонке немки-железнодорожницы. Рядом покачивались на нетвердых ногах такие же подвыпившие зампотех полка и Мишка Толстобрюхов. Громобоев вылез из «Урала» и увидел сюрреалистическую картину: тягач втягивал на платформу следом за собой стянутый с полкового постамента «Т-34». У «памятника» были заварены сваркой катки и траки, поэтому он не двигался, а полз и бороздил гравий и бетон, словно цеплялся за последний плацдарм и не желал покидать Германию, завоёванную им в далёком прошлом.
— Хоть и не числится он за полком, а не оставим супостатам нашу славную и героическую и прославленную «тридцатьчетверку»! — рявкнул Бунчук. — Верно я гутарю, Павло?
— Конечно, правильно! Хрен фашистам, а не памятник! — поддержал командира полка, Перепутенко, пьяненько хихикая. — Давайте, товарищ полковник, на посошок! Чтоб техника хорошо дошла на Родину!
Комбат заметил подъехавшего Эдуарда и замахал руками: — Эй, замполит, всё в порядке? Иди к нам…
— Да ну вас всех…, — ответил капитан, хмурясь и не приветствуя начальственных собутыльников. Громобоев отошел в сторону и присел на засохшую траву. Он был недоволен и раздражен дневным хамским поведением командира полка и не хотел с ним пить. Странко тем временем проследил за работой солдат: как они закрепляли технику на платформах, проверяли закрытие люков танков, кабины автомобилей. Караул сопровождения в составе капитана Зайнуллина и трёх сержантов, уже грузился в теплушку.
Громобоев тепло попрощался с начальником караула, командиром второй роты и с сержантами. Ротный накануне вернулся из дому, успел в срок перегнать машину с добром, и уже отправил семью поездом.
Сейчас Зайнуллин убывал из Германии безвозвратно, и после передачи эшелона с техникой, он должен был принять должность замкомбата в новой дивизии, а сержанты после разгрузки сразу по домам — на дембель. Вот кто был настоящими счастливчиками!
Следующим вечером Громобоев по каким-то делам забрёл в штаб и стал нечаянным свидетелем искреннего горя Бунчука. Полковник в комнате дежурного по полку разговаривал по телефону, и в этот момент от приятеля узнал страшную весть — немцы хотят купить «тридцатьчетверку»!
Оказывается, командир танкового полка в Дессау не утянул на буксире в уходящий последний эшелон памятник времен войны, а продал за хорошую цену коммерсантам. А этому ушлому немцу требовался ещё один танк времен войны в хорошем состоянии. Давал сто тысяч бундесмарок.
Полковник Бунчук позеленел лицом, громко взвыл и швырнул форменную фуражку о пол. Потом чуть помолчал и громко простонал, обращаясь к замполиту:
— Нет, ну ты представляешь, какие наши соседи суки! Проклятая немчура купила у них танк! Фрол Иванович мне сейчас позвонил и сказал, что они сейчас к нам вот-вот должны уже подъехать, посмотреть нашу «тридцатьчетвёрку» и прицениться. Что мы им покажем? Пустой постамент? Какой же я идиот! Это же надо так лопухнуться! О, а как я старый дурень радовался вчера, что удалось утянуть и погрузить этого железного мастодонта! Кому он нахрен нужен в Кривом Рогу? Ведь его просто так переплавят на металл! А здесь бы танк ещё постоял в частном музее, туристов радовал…
— Не отчаивайся, Сеня…, — попытался утешить его замполит.
— А я отчаиваюсь! И я буду отчаиваться! Это же надо — сто тысяч! Мы могли бы себе ещё по одному новому «Мерседесу» купить!
Начальники понуро побрели на КПП встречать впустую приехавших немецких гостей, а Эдик поспешил к Странко поделиться услышанным разговором.
Громобоев нашел майора сидящим в канцелярии батальона, перед ним лежала кипа путёвок, промасленных грязных бумажек и разных формуляров. Володя проводил какие-то вычисления на калькуляторе, записывал цифры в столбик, сверял с журналом и тетрадью. Он явно подбивал какой-то баланс.
— Какие успехи, счетовод? — весело спросил Громобоев. Его прямо-таки распирало желание рассказать и поделиться услышанным разговором в штабе.
— Отчёт по ГСМ делаю, не мешай. Помолчи пять минут.
— Ага, махинации никак не удаётся скрыть!
— Заткнись, а то дам в ухо! Я же говорю — пять минут тишины!
Странко стучал пальцем по калькулятору, складывал цифры, суммы сверял с блокнотиком, и перепроверял, а его не типичные для технаря тонкие длинные пальцы, словно у пианиста, быстро бегали по кнопочкам.
— У-ф-ф! — наконец-то звучно выдохнул майор, захлопнул журнал, сложил тетради и формуляры в стопку. — Ну, наконец-то всё готово!
— Неужели сошлось? — усмехнулся Эдик. — Не усохло, не утряслось, не пролилось?
— Тютелька в тютельку! Точно, как в аптеке! Комар носа не подточит…
— Раз так, значит, что-то точно украли, скажет вам любой прокурор! Странко усмехнулся и покачал головой.
— Не скажет! Дивизионный прокурор толковый мужик, он свою долю уже давно получил. Ладно, пошли ударим по пиву, а по дороге расскажешь, а не то боюсь ты лопнешь, эк тебя разбирает.
Эдик хотел было обидеться, но передумал, очень хотелось поделиться и начал излагать суть разговора начальников, а Володя, не прерывая, молча слушал капитана, и на глазах мрачнел и суровел. Едва Громобоев умолк, как он зло и коротко произнёс, словно выплюнул:
— Вот ведь козлы! Крохоборы! Когда же им станет достаточно? Всё им мало, мало, мало!
И зампотех действительно плюнул на плац.
— Ага! А ведь каких накануне из себя таких патриотов изображали! — обретя поддержку радостно затараторил капитан. — Напились вчера на погрузке и без умолку друг перед другом бравировали показным патриотизмом. Павлиньи хвосты распушили!
— Это они умеют. Кругом одна ложь и очковтирательство, и вокруг нас, мой друг, одни жулики и воры. Вот ты ведь наверняка всё последние недели меня осуждаешь, и думаешь, ах, какой Странко нечестный и неприличный! Жулик! Да без ведома и без разрешения командования, я и шагу бы не ступил в сторону! Думаешь, ночами не сплю, и на свой страх и риск вывожу немцам то пять, то десять тонн соляры и так каждую ночь? К твоему сведению, нужного немца мне указал зампотех полка. Моя доля — лишь одна шестая часть, а весь риск в деле мой. Если полиция заметёт,