— Если что, пути решения существующих в Афганистане проблем могут быть различными, но наилучшим представляется тот, который восстановил бы авторитет афганского правительства в афганском народе, не испортил бы отношений Афганистана с государствами-соседями, не нанес бы никакого ущерба международному престижу страны. Но нельзя доводить ситуацию до того, чтобы все выглядело так, будто бы афганское руководство само не смогло справиться со своими собственными, хотя и многочисленными, проблемами и пригласило на помощь иностранные войска.
Косыгин привел пример Вьетнама, который выдержал многолетний вооруженный конфликт с США, но никогда не ставил вопрос о вводе иностранных войск на свою территорию для участия в боевых действиях против американцев:
— Вьетнамцы сами мужественно защищают свою родину от агрессивных посягательств.
По мнению советской стороны, которое озвучил Косыгин, в распоряжении революционного Афганистана достаточно сил, способных отразить действия «контрреволюции». Но эти силы надо «только по-настоящему объединить». К объединению, к формированию преданных правительству воинских частей нужно приступить «уже сейчас с учетом того, что какое-то время потребуется на их обучение и подготовку». И у самого афганского руководства есть все возможности для защиты революции, в том числе и «воля к победе». Свидетельства тому — события в Герате, который мог превратиться в настоящий контрреволюционный центр, откуда по всей стране могли разойтись «волны» антиправительственных выступлений… «Но когда вы за это дело взялись по-настоящему, вы сумели овладеть положением…»
Свои же задачи на нынешнем этапе советская сторона, как считал Косыгин, видела в том, чтобы «охранять» Афганистан от «всяких возможных международных осложнений». Кроме того, СССР обещал оказывать помощь «всеми возможными средствами» — поставлять вооружение, боеприпасы, направлять инструкторов и советников, которые помогут в «обеспечении руководства военными и хозяйственными делами страны», специалистов для обучения афганских военных обращению с современными видами вооружения и боевой техники, которые шли из Советского Союза. Ввод же советских войск через афганскую границу тут же «возбудит международную общественность», повлечет «резко отрицательные многоплановые последствия» со стороны других государств.
— Это, по существу, будет конфликт не только с империалистическими странами, но и конфликт с собственным народом, — так считал советский премьер. — Наши общие враги только и ждут того момента, чтобы на территории Афганистана появились советские войска. Это им даст предлог для ввода на афганскую территорию враждебных вам вооруженных формирований.
Косыгин повторял еще и еще:
— Вопрос о вводе войск рассматривался советской стороной со всех сторон, тщательно изучаются все аспекты этой акции. Но на сегодняшний день советское руководство считает, что если ввести войска, то обстановка в Афганистане не только не улучшится, а, наоборот, усложнится. Ведь советским войскам придется бороться не только с «внешним агрессором», но и с определенной частью афганского населения. А «народ таких вещей не прощает». Кроме того, как только советские войска пересекут афганскую границу, действия противников афганской революции будут оправданы.
— Советское руководство, — продолжил Косыгин, — придерживается мнения, что на данном этапе наилучшими, с точки зрения оказания Афганистану наиболее эффективной поддержки, будут методы исключительно политического воздействия на соседние государства и предоставления разносторонней помощи. Этим Советский Союз достигнет большего «малой кровью», чем вводом военных контингентов. Политическими средствами, которые предпринимаются и с советской, и с афганской сторон, можно «одолеть врага». Афганистану следовало бы наладить хорошие отношения с Ираном, Пакистаном и Индией с тем, чтобы лишить политическое руководство этих стран любого предлога для вмешательства в афганские проблемы.
— Вот, — подытожил Алексей Николаевич, — в основном те соображения, которые советское руководство хотело откровенно, по-товарищески, донести до афганского руководства.
Н. М. Тараки остался недоволен советской позицией, хотя, как восточный человек, старался это не показывать. Он, конечно, был «очень признателен… за обстоятельное изложение позиции советского руководства» и тоже считал, что афганские проблемы необходимо в первую очередь решать политическими средствами, а «военные акции должны носить вспомогательный характер».
— Но это, — Тараки был сердит, — далеко не все. Отношения между Советским Союзом и Демократической Республикой Афганистан это не просто обычные межгосударственные отношения. Они базируются на классовой основе, на общности идеологии и политики. Советская сторона должна знать, что реакционные силы свою пропаганду начинали с того, что объявили нас отступниками от ислама. Затем стали обвинять во всех других смертных грехах…
Тараки на словах был согласен с советским руководством в том, что меры политического воздействия — первоочередные для разрешения афганского кризиса, а война — «очень рискованная вещь», что афганское руководство делает все, чтобы править страной не силой оружия, а «завоевывать авторитет революционно-демократическими преобразованиями в интересах трудового народа… Народ это чувствует и понимает, кто его друг, а кто — враг…»
Обобщая изложенное, Тараки подошел к проблеме нужд афганской армии, которая хотела бы получить бронированные вертолеты «Ми-24», бронетранспортеры и боевые машин пехоты, современные средства связи. Они были бы «признательны» и за возможность направления «персонала для их обслуживания».
Д. Ф. Устинов и А. Н. Косыгин заверили Тараки, что готовы направить специалистов, которые технически обслуживали бы вертолеты (бортмехаников), но не боевые экипажи. Афганцам самим нужно готовить своих боевых пилотов, тем более что советская сторона уже обучала и продолжает обучать афганских военнослужащих в советских военных училищах.
Н. М. Тараки выдвинул идею о том, что, может быть, привлечь вертолетчиков из Вьетнама или, например, Кубы.
И эта идея не нашла отклика у советского премьера, который повторил то, что говорил накануне:
— СССР много помогал и помогает Вьетнаму, но вьетнамцы никогда не ставили вопроса о направлении советских вертолетчиков, настаивая только на присутствии технических специалистов. Боевые экипажи формировались из вьетнамцев.
Косыгин напомнил Тараки, что в настоящее время в СССР учится 400 афганских офицеров, можно «ускорить подготовку, выпустить их досрочно». Но Тараки упрямо настаивал на привлечении «наемников», но из социалистических стран. Идея эта советскому военному руководству не нравилась, и ее отвергали «с порога».
На вопрос премьера и министра обороны, почему Тараки игнорирует своих земляков, которые готовились в Советском Союзе, последний ответил:
— Мне нужны преданные люди, а среди афганских офицеров, которые были направлены на учебу в Советский Союз раньше, есть много «братьев-мусульман» и прокитайцев.
Трудность заключается в том, что, по словам Тараки, афганская сторона не знает людей, «принадлежащих к контрреволюционным группировкам, поименно». Но — «постарается разобраться».
А. Н. Косыгин перевел разговоры в практическую плоскость:
— В марте 1979 года в Афганистан будут дополнительно и безвозмездно поставлены вертолеты — пять «Ми-25», восемь «Ми-8Т»; бронетехника — 33 «БМП-1», 50 «БТР-60 ПБ», 25 «БМРД», 50 противосамолетных установок на подвижных средствах, зенитная установка «Стрела».
Премьер повторил:
— Все это предоставляется безвозмездно.
Пошел разговор и о поставках в Афганистан продовольствия, в частности зерна. И вновь позиции советской и афганской сторон не совпадали. Тараки настаивал на большем, чем предлагал Косыгин.
По словам афганского руководителя, тех 100 тысяч тонн пшеницы, которые был готов поставить СССР, стране было недостаточно, так как осенью собрать полного урожая афганцам не удастся: