Читать интересную книгу 05-Мой престол - Небо (Дилогия) - Сергей Абрамов

Все у Иешуа шло по плану. Преображение на горе Фавор — это своего рода помазание на царство, произведенное пусть не в Иерусалиме, как положено царям Израиля, а в родной провинции, и не при великом стечении народа, а в компании самых близких своих учеников, но формальность соблюдена. В Иерусалим Иешуа войдет с внутренним сознанием исполненного долга: он — Царь. Помазанник Божий. Правда, не было на горе Фавор никакого облака, из которого Бог говорил с будущим Царем, не было неземного света, исходящего от Царя, — все эти атрибуты евангелисты аккуратно спишут из Книги Исход. Но разве дело в атрибутах? Дело в состоянии души. А по нему Иешуа уже имеет все права на свое Царство Божье и на проклятый город Иершалаим, пророчествами приговоренный к разрушению.

Пророчества, в принципе, не наврали. Знаменитая римско-иудейская война, талантливо и подробно описанная великим еврейским конформистом Иосифом Флавием, сделает это сполна. Но потом, позже, через четыре десятилетия…

А пока — постарается Иешуа. Если получится. Новоявленный благословленный ученик его Петр суеверно держал мизинец загнутым, хотя ни на йоту не верил в то, что Иешуа решится на попытку всамделишного разрушения, а не виртуального. Людям, конечно, требуется всамделишное, они ждут его. Но Иешуа трудно упрекнуть в недооценке реалий, он куда как умный мальчик тридцати трех лет, очень умный, а не только умелый паранорм. Он наверняка что-нибудь придумает, считал Петр, хотел так считать, понимал, что иного не дано, но… мизинец держал согнутым. Так что его «неверие ни на йоту» проходило ныне тяжелейшее испытание привычно-бытовым, абсолютно антинаучным «а вдруг».

Перед тем, как паломники стали, поужинав, укладываться на ночлег, Иешуа подошел к Петру:

— Поговорим, Кифа?

— Отчего нет, — радостно согласился Петр.

Не часто ученик дарил ему разговор наедине, все больше — в малом составе из него, Петра, а еще Иоанна, Андрея и Яакова, или уж в полном, когда все двенадцать говорили с Машиахом. Хотя чаще слушали…

Они пошли в сторону от дороги. Почва здесь была мягкой, богатой, еще помнящей долгие зимние дожди. Сандалии идущих легко вминали ее, оставляя заметные следы. Петр машинально отметил: хорошим год быть обещает, урожай и злаков и фруктов обильным должен оказаться. И тут же Мастер, живущий где-то глубоко внутри, заставил усмехнуться: как же ты вжился в эту жизнь, корнями врос в эту землю, ты ж даже больше не Мастер Службы, а какой-то крестьянин… И сам согласился с собой: да, это так, что ж тут особенного или тем паче плохого?.. Живу я здесь, живу…

— Что тебя мучает, Кифа? — спросил Иешуа.

— Меня? — постарался искренне удивиться Петр. — Да ничего, пожалуй. С чего ты взял?

Услышал его ученик или не услышал, успел Петр закрыться от него или нет, но Иешуа не стал развивать тему: не хочет Кифа говорить — его воля.

Шли — молчали. Казалось, Иешуа хочет начать разговор, но то ли не знает как это сделать, то ли решает: а стоит ли вообще начинать. И похоже это было на него, и непохоже одновременно…

— Что-то должно случиться в Иершалаиме, — сказал наконец Иешуа.

Вот тут Петр совершенно искренне удивился:

— Как что? А зачем мы туда идем? Ты же все продумал, просчитал, простроил. Ты со мной своими планами не делился, но, полагаю, они у тебя есть, и я, как ты понимаешь, не имею в виду проповедь Царства. Я имею в виду вещи достаточно реальные и осуществимые, которые, судя по всему, ты задумал. И задумал при всей своей богоизбранности, Сын Человеческий, как ты любишь повторять, а значит человек, и человек весьма прагматичный. По крайней мере всегда таким был.

— Я — прагматик, да, Кифа, ты прав, но я имею в виду сейчас нечто нематериальное, растворившееся в воздухе, пропитавшее его… Опасность? — спросил вроде себя и вдруг дернул Петра за руку: — Ты знаешь, как пахнет опасность?

— Болотом, — абсолютно на автомате ответил Петр, потому что меньше всего ожидал такого вопроса.

— А у меня по-другому, — огорчился Иешуа, — у меня опасность пахнет прокисшим вином. Очень противный запах.

Ломать комедию, прикидываться, что не понял, смысла не имело, поэтому Петр счел здравым согласиться:

— У тебя куда противнее… И много его?

— Запаха уксуса? Пока не очень; Но мы идем целый день, и он становится сильнее и сильнее. Это Иершалаим, Кифа, там что-то должно произойти.

— Ты разрушишь Храм? — этакий полувопрос, полуутверждение.

— Эту опасность пусть нюхают коэны и левиты, всякие саддукеи и фарисеи, усмехнулся Иешуа, — если учуют… Нет, опасность грозит мне.

— Тебе лично?.. Иешуа, опомнись, мы все здесь, Симон и я вооружены… От кого опасность?

— Не ведаю. Пока.

Петр с некоторых пор не так уж сильно, как прежде, страшился, что Иешуа его услышит, его умение блокировать собственный мысленный фон, которое Иешуа прошибал на раз, с полгода назад было мощно усилено мини-маффлером, вжитым Техниками в кору головного мозга Мастера. Так захотел Петр — с учетом своих финальных планов, а Техники вовремя подоспели с новой разработкой и в один из визитов в Службу легко усилили его защиту от нежелательных вторжений в тайную область мышления. Плюс, конечно, его собственная защита, которая, объединившись с глушилкой-маффлером, сделала Петра практически непробиваемым. Практически потому что Петр то и дело проверял двойную (или тройную? или десятерную?..) защиту то на Иоанне, то на самом Иешуа, и выходило надежно. Но теоретически… Теоретически Иешуа даже не просчитывался.

— Хорошо, — сказал Петр, — от кого, ты не ведаешь. Может быть, завтра почуешь. Или послезавтра — уже в Иершалаиме… Но какого рода опасность? Жизни? Делу?..

— А для меня эти понятия — одно, — опять усмехнулся Иешуа: — Все-таки жизни, наверно. А делу — как следствие.

— Мы пробудем в Иершалаиме чуть больше недели. Мы усилим охрану, станем постоянно менять места ночлега. Я сам буду рядом все время. И Йоханан тоже. Можно ему сказать?

— Скажи, — согласился Иешуа. — Спасибо, попробуйте… Но до сих пор такой силы запаха я не чувствовал ни разу, хотя он мне знаком уже с год. Раньше чувства для меня просто не пахли…

— Держи меня в известности, не молчи, — попросил Петр.

— Конечно буду. Иначе зачем я тебе это рассказал? Здесь Петру должно было бы стать очень стыдно, потому что он распрекрасно ведал, какую опасность унюхал по-новому действующий нос Иешуа. Все правильно, на обоняние ученику грех жаловаться, сволочь матрица сделала очередной сюрприз и Петру персонально, и Техникам в массе. Но на Техников Петру было наплевать, а о том, что запланированное им и Иоанном финальное действие пахнет столь отвратительно прокисшим вином, по сути, уже уксусом, он не задумывался. А с другой стороны, подлость — всегда с дурным запашком, чему удивляться! И пусть Петр по сто раз на дню твердит и себе — и Иоанну частенько! — что смерть Иешуа будет абсолютно фигуральна, а не реальна, что он останется жить. Вон Креститель третий год, как помер, а Богослов живет себе… Но Иешуа сказал только что, да и знал об этом Петр, прекрасно знал, что его жизнь — это его дело, понятия неразделимы, отнимешь одно — умрет другое…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});