Читать интересную книгу Фонарь на бизань-мачте - Лажесс Марсель

— Не будьте нетерпеливы, мой друг, — сказала она.

Определив по солнцу, что недалек тот час, когда управляющему надлежало переходить к обязанностям наставника, она поднялась со скамьи.

По дороге домой они почти не общались, оба были задумчивы и глубоко озабочены. Кетту — тем, что от нее услышал, и уймой вопросов, готовых слететь с его губ, но из деликатности так и не заданных им, госпожа Шамплер — тем, что ей предстояло сделать… По аллее неслись им навстречу все трое мальчиков, и Тома еще издали закричал:

— Они ушли! Ушли! И даже ни разу, ни разу не выстрелили из пушек!..

10

К одиннадцати часам лейтенант Легайик пришел в Белый Замок с посланием от контр-адмирала де Серсея. Неутомимый препроводил его прямо в кабинет-библиотеку, где находилась госпожа Шамплер. Едва он вышел в комнату, старая дама отметила, что держится он свободно, как всякий, кто знает, куда в этой жизни идет, и вполне уверен в себе.

Контр-адмирал написал: «Всем желаю успеха!»

«Известно ли ему, почему он тут?» — подумала госпожа Шамплер, предложив молодому человеку присесть.

— У вас была снова тревога утром, — сказала она, показав на море.

— Ложная, — ответил лейтенант. — Они не осмелились. Мы думаем, что эта попытка будет уже последней. Контр-адмирал поговаривает о нашем отплытии. Правда, для этого, как вы знаете, необходимо распоряжение из Порт-Луи, подтвержденное муниципальным советом Черной речки.

Он был высок и строен, военная форма подчеркивала ширину его плеч. Вьющиеся черные волосы не хотели знать никакой дисциплины, что придавало ему совершенно юношеский вид.

Но от него так и веяло силой, спокойной уверенностью, умиротворяюще действовавшей на госпожу Шамплер. Он сидел, откинувшись к спинке кресла, положив ногу на ногу, руки — на подлокотниках. «Он будто чего-то ждет, — подумала, слегка потешаясь над ним, госпожа Шамплер. — Интересно, чего?» Но лейтенант как раз в эту минуту сказал:

— Передавая свое письмо, контр-адмирал разрешил мне встретиться с вами, как я того и желал, без свидетелей. Могу ли я быть вполне откровенным, сударыня?

— Ну конечно же, лейтенант, — улыбнувшись, сказала она.

Он смотрел куда-то поверх балкона, наверное, на аркаду.

— Вы думаете, родители вашей внучки выдадут за меня свою дочь? Я, само собой разумеется, лишь в том случае сделаю официальное предложение, если буду уверен в благоприятном ответе.

«Не скажешь, что он понапрасну теряет время, — подумала госпожа Шамплер. — Но я считаю, что лейтенант — тот лейтенант, мой, — вел бы себя точно так же, венчайся мы с ним как положено».

— Если я вам скажу, что они оба против союза с любым чужим человеком, — спросила старая дама, — каким будет ваше решение?

— При таких условиях я не могу решать это сам.

Он не опустил глаза под слегка насмешливым взглядом госпожи Шамплер.

— Моей внучке известны ваши намерения?

— Мне незачем было скрывать их, сударыня.

— Позвольте узнать, когда именно был у вас с ней разговор?

— Вчера пополудни у солеварен.

«А я-то часами билась над тем, как бы его потактичнее ободрить, не задев в то же время его самолюбия», — подумала госпожа Шамплер.

— Ваша уверенность в себе, молодой человек, поистине великолепна, — вслух сказала она.

Покраснев, он взглянул ей прямо в лицо.

— Моя уверенность основана на том, что я в курсе всех обстоятельств — их изложила мне ваша внучка.

И, прежде нежели госпожа Шамплер собралась задать свой внезапно пришедший на ум коварный вопрос, лейтенант добавил:

— Я теперь знаю, что никаких капиталов за ней не водится: она сама сказала мне это. А значит, я так полагаю, мы с ней на равной ноге.

«Он прав, — подумала старая дама. — Ложная скромность дешево стоит. Только начни судить о людях по их настоящим достоинствам, как тут же последние оказываются первыми».

Она мысленно перебрала многих своих знакомцев, занимавших в свете да и среди политиков почетное положение только благодаря своей родовитости и богатству. Ничтожество этих особ ни в малейшей степени не отвечало тому уважению, коим их окружали. Незаслуженно пользуясь доброй славой, они слепо верили в собственную непогрешимость и считали себя избранниками самого господа бога. Что касается госпожи Шамплер, то она всегда относилась к ним как к паразитам общества, не ставила их ни во что и вполне одобряла эту присущую лейтенанту ясность ума — без наглости, но и без самоуничижения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Да, он точно знает, куда идет, — подумала старая дама. — А если препятствия ему кажутся непреодолимыми…»

Сложив на коленях руки, она улыбнулась.

— На лодке или на лошади вы собираетесь ее умыкнуть? — спросила она.

Он ошарашенно посмотрел на нее и снова залился румянцем.

— Поверьте, сударыня…

Она прервала его решительным жестом.

— Я, разумеется, пошутила. Однако же если бы вас толкнули на эту крайность… Я, впрочем, надеюсь, что все утрясется.

— Вы можете мне поручиться в этом? — спросил лейтенант.

«Правильно ли я поступаю?» — подумала госпожа Шамплер. И ей вспомнился день приезда в Белый Замок, ожидание в незнакомой комнате, занавеси, взмывающие, как крылья большой птицы. Она была счастлива, как мало кому удается из женщин, и ей страстно хотелось, чтобы Доми узнала такое же счастье.

— Верьте в свою звезду, — сказала она лейтенанту. — Хотя ведь речь не идет о жизни и смерти. Всего две недели, как вы познакомились с Доминикой.

— Но я всегда знал, что она где-то есть и ждет меня.

— А вы подумали вот о чем: у этой девушки сильный характер, над ней не очень-то покомандуешь?

— Она бы мне меньше нравилась, будь она не такой. Нам, морякам, нужна подруга, которая могла бы всюду нас заменить, пока мы плаваем в океане.

Старая дама одобрительно кивнула ему головой.

— Да вы сами тому прекрасный пример, — добавил лейтенант Легайик.

— Мне просто-напросто повезло. Повезло, что сильное чувство переполняло все мое существо. Без любви ничего не достигнешь. Одного честолюбия тут недостаточно.

— Ей будет больно расстаться с Белым Замком, я знаю, — сказал лейтенант. — Но она решилась.

Он словно провидел далекое будущее, и оно не пугало его.

А госпожа Шамплер, напротив, в который уж раз погрузилась в былое. Серебро при свете свечей отблескивало на скатерти, и она слышала его голос. А потом свой ответ: «Я постараюсь быть безупречной женой, лейтенант…» Он взял ее руки в свои и спросил: «Ты счастлива?» Это было сорок четыре года назад. Теперь, оставшись одна, она готовилась принести последнюю жертву — ту, что позволит живому ее воплощению, внучке, повторить ее собственную судьбу со всем, что в ней было прекрасного, но и жестокого тоже. Они все начнут сначала, правда, в гораздо лучших условиях. Больше работников, куда как более опытных и подтянутых, хорошо возделанные поля, тщательно обоснованные контракты, совсем рядом центр кантона… Вот только в шкатулке — шаром покати. Зато у них вместо богатства будут их молодость и любовь. «Как я завидую им, лейтенант!» — подумала госпожа Шамплер. Она глубоко вздохнула, лицо ее слабо порозовело.

— Извините меня, — сказала она Легайику, — я ушла далеко-далеко отсюда, в тот мир, где я скрываюсь уже две недели и где, вероятно, буду скрываться все чаще и чаще. Вы это поймете, дожив до моих лет.

Умолкнув, она подумала: «Только тогда вы поймете, что ничего не осталось, кроме того, что было и никогда уже более не повторится».

Первый удар колокола вернул их к действительности. Лейтенант, прощаясь, поднялся, но госпожа Шамплер задержала его.

— Идемте завтракать с нами, — сказала она. — А после кофе я буду вашим парламентером.

— Да? Вы за это беретесь, сударыня?

Глаза его ярко блестели под непокорной шапкой кудрей. «Я понимаю Доми», — подумала госпожа Шамплер. И безотчетно поправила свой кружевной шарфик.

— Никаких демонстраций, — предупредила она, смеясь.

В ожидании второго удара колокола они заговорили об Иль-де-Франсе, о будущем острова, об упорстве желающих завоевать его англичан, о морском разбое. «При всей его юношеской горячности у него весьма здравые рассуждения, — подумала старая дама. И усмехнулась: — Я словно какой-то судостроитель, который оценивает остойчивость корабля перед спуском на воду!»