Читать интересную книгу Вне закона - Дональд Уэйстлейк

— Да. Но оба мы с тобой правши.

— И что с того?

— Думаю, что левша сделал бы это по-другому.

— Ага… — кивнул Карелла.

— Считаю, нам надо позвонить экспертам-графологам и попросить их взглянуть на обе эти машины. Если звезды намалевал один и тот же парень, мы сможем узнать, правша он или левша.

— Знаешь, действительно хорошая идея, — пробормотал Карелла.

— Брось, ты так не думаешь.

— Думаю.

— По глазам вижу, что нет.

— Я сам это сделаю, — вызвался Карелла.

Он позвонил в управление, попросил соединить его с отделом графологии. Ему ответил детектив по фамилии Джексон. Он согласился, что между манерой письма правшей и левшей наблюдается существенная разница, даже в том случае, если орудием письма служит баллончик с краской. Карелла объяснил, что они расследуют двойное убийство… Услышал: «Никак тех арабов-таксистов, да?» — а затем спросил, смогут ли они выслать своего сотрудника в полицейский гараж, чтобы тот взглянул на рисунки на ветровых стеклах обеих машин. Джексон ответил, что придется подождать до завтрашнего утра, сегодня нет ни одного свободного человека.

— Не могли бы вы в таком случае соединить меня с лабораторией? — спросил Карелла.

Эксперт-криминалист сообщил, что произведен анализ соскоба краски с рисунков на ветровых стеклах. Краска соответствует лабораторным образцам продукта под названием «Реди-Спрей». Производится она в Милуоки, штат Висконсин, имеет самое широкое хождение и продается практически в каждой скобяной лавке и каждом супермаркете города. Карелла поблагодарил его и повесил трубку.

Он как раз пересказывал Мейеру все, что узнал, когда в отдел к ним заглянул раввин Ави Коэн.

— Думаю, что смогу помочь вам в расследовании этих последних убийств таксистов, — сказал раввин.

Карелла усадил его в кресло возле письменного стола.

— Если это возможно, — сказал раввин, — то хотел бы начать сначала.

Все правильно, подумал Мейер. Иначе какой бы из него был раввин?..

— А началось все в прошлом месяце, — продолжил раввин, — как раз перед еврейской Пасхой. Если мне не изменяет память, десятого апреля, во вторник.

Словно раввину когда-нибудь могла изменить память.

Этот молодой человек пришел к нему за поддержкой и наставлением. Помнит ли ребе семнадцатилетнюю девицу по имени Ребекка Шварц? Она ведь его прихожанка? Ну конечно, ребе Коэн прекрасно помнил эту девицу. Да и как забыть, если пять лет назад он лично совершал над ней обряд бармицва? Так в чем проблема?

Проблема заключалась в том, что молодой человек был влюблен в Ребекку. Но сам к иудейскому вероисповеданию не принадлежал. Кстати, он, раввин, понял это с первого взгляда, стоило увидеть оливковую кожу паренька, темные глаза, тяжелые веки. Очевидно, родители Ребекки запретили ей видеться с этим молодым человеком. Поэтому он и прибежал в тот день в синагогу попросить ребе поговорить с мистером Шварцем и убедить того изменить решение.

Так…

Далее раввин объяснил, что паства у него сугубо ортодоксальная. И что религиозные законы иудаизма строго запрещают браки между евреями и неевреями. И он стал подробно рассказывать юноше, почему этот запрет смешанных браков столь важен особенно сейчас, когда статистика неумолимо свидетельствует о сокращении численности американского еврейства именно благодаря участившимся смешанным бракам.

— Короче, — продолжал раввин Коэн, — я сказал ему, что страшно сожалею, но не могу обратиться к Сэмюэлу Шварцу с просьбой благословить отношения его дочери с юношей другой веры. И знаете, что он мне ответил?

— Что же? — спросил Карелла.

— «Спасибо за все и ничего!» И звучало это как угроза.

Карелла многозначительно кивнул. Мейер последовал его примеру.

— Ну а потом стали приходить сообщения по электронной почте, — вздохнул раввин. — Всего я получил их три. И в каждом одно и то же. «Смерть всем евреям». А вчера вечером, незадолго до захода солнца…

— А когда именно вы начали получать эти послания? — перебил его Мейер.

— На прошлой неделе. Все три пришли на прошлой неделе.

— И что же произошло вчера вечером? — спросил Карелла.

— Кто-то бросил в открытую дверь синагоги бутылку из-под виски с зажженным фитилем.

Детективы переглянулись и вновь не сговариваясь кивнули.

— И вы думаете, это тот самый паренек… который влюблен в Ребекку?..

— Да.

— Считаете, именно он посылал вам эти сообщения, а потом швырнул «коктейль Молотова»?..

— Да. Но это еще не все. Я думаю, именно он убил таксистов.

— Что-то я не понимаю, — протянул Карелла. — С чего это вдруг один мусульманин станет убивать других мус…

— Но он никакой не мусульманин! Разве я говорил, что он мусульманин?

— Вы сказали, что он человек другой веры и…

— Католик. Он католик.

Детективы вновь переглянулись.

— Так, давайте-ка разберемся, — вздохнул Карелла. — Вы считаете, что этот парнишка… Кстати, сколько ему?

— Восемнадцать. Ну, может, девятнадцать. Не больше.

— И вы считаете, он разозлился на вас из-за того, что вы отказались пойти к отцу Ребекки и замолвить за него словечко, так?

— Да, именно так.

— И тогда он начал посылать вам сообщения и пытался поджечь ваш храм…

— Именно.

— Мало того, он еще убил и тех таксистов-мусульман?

— Да.

— Но зачем ему это? Убивать мусульман, я имею в виду?

— Чтоб отомстить.

— Кому?

— Мне, конечно. И еще Сэмюэлу Шварцу. И Ребекке. Всему еврейскому населению города.

— Но при чем тут убийства этих двух…

— Маген Давид, — перебил его раввин.

— Звезда Давида, — перевел Мейер.

— Она была нарисована на ветровом стекле, — продолжил раввин. — Чтобы люди подумали: это евреи виновны в убийстве. Чтобы настроить все мусульманское население против евреев. И посеять между нами ненависть и рознь. А это приведет к новым убийствам. Вот зачем.

Детективы молчали, обдумывая услышанное.

— Скажите, а этот парнишка, случайно, не сообщил вам своего имени? — наконец подал голос Мейер.

Энтони Инверни заявил детективам, мол, он не хочет, чтобы его называли Тони.

— Словно я итальяшка какой-нибудь. — Он презрительно сморщился. — Мои дед с бабкой родились здесь, мои родители родились здесь, и я сестрой тоже, мы американцы. А стоит назвать меня Тони, и я автоматически превращаюсь в итальянца. Лично я смотрю на это так: итальянцы — люди, которые родились в Италии и живут в Италии, а те, кто родился здесь и живет здесь, уже американцы. И никакие мы не италоамериканцы. Потому как италоамериканцы — это люди, что приехали сюда из Италии и получили американское гражданство. Так что не надо называть меня Тони, о'кей?

Этот девятнадцатилетний паренек с кудрявыми черными волосами, оливкового цвета кожей и темно-карими глазами сидел на ступеньках своего дома на Мёрчент-стрит, что неподалеку от университета Рэмси. Обхватил руками колени, смотрел на закат и больше всего походил в эту минуту на библейского еврея из Древнего мира на пороге убогой глинобитной хижины. Однако раввин Коэн распознал в нем гоя с первой же секунды.

— Да кто здесь называет тебя Тони? — удивленно спросил Карелла.

— Вы хотели назвать. И я это почувствовал.

Называть подозреваемого просто по имени — излюбленный классический прием копов, но Карелла не собирался практиковать его сейчас. Он был согласен с ним в том, что все многочисленные американцы иностранного происхождения принадлежат единой великой нации и вправе подписаться под словами «Вместе мы выстоим». Но отца Кареллы тоже звали Энтони. И сам старик называл себя Тони.

— А как ты хочешь, чтобы мы тебя называли? — спросил он.

— Энтони. Довольно распространенное имя среди британцев. Знаете, я решил, как только закончу колледж, сменю фамилию на Винтерс. Энтони Винтерс. С таким именем, Энтони Винтерс, вполне можно стать премьер-министром Англии. Кстати, в переводе с итальянского «Инверни» как раз это и означает. «Винтерс».

— А в каком колледже ты учишься, Энтони? — продолжал расспрашивать паренька Карелла.

— Да здесь, неподалеку. — Он кивнул на виднеющиеся чуть поодаль башни. — В Рэмли.

— Небось учишься на премьер-министра? — улыбнулся Мейер.

— Нет, на писателя. Энтони Винтерс. Тоже неплохо звучит, для писателя.

— Просто здорово, — поддакнул Мейер. — Энтони Винтерс… — нараспев произнес он. — Отличное имя для писателя. С нетерпением будем ждать твоих книг.

— А пока что, — перебил его Карелла, — расскажи-ка нам о своем маленьком столкновении с раввином Коэном.

— Каком еще столкновении?

— Он считает, что грубо отшил тебя.

— Так и есть. Ну скажите, неужели он не мог сходить к папаше Бекки и замолвить за меня словечко? Я круглый отличник, внесен в список декана. Я что, пария какой-то? Вам известно, что означает это слово, «пария»?