– Обижаются глуховские граждане на то, – продолжал Завадовский, – что не только приезжие купцы, но и проживающие в Глухове отставные офицеры и рядовые, вопреки законам, торгуют вином и другими напитками. Это наносит ущерб местным жителям.
– Обида не такая уж важная. Лучше было б, если все граждане способствовали б хлебопашеству, скотоводству. Винокурение – дело нехитрое и опасное. По прежним гетманским статьям, реестровым казакам* дозволено продавать вино бочкою, а квартами* под угрозой наказания было запрещено. Петр Великий в 1721 году повелел торговать всякому, имеющему в том промысле свободность, а полковникам и старшинам продавать в собственных своих местностях и во дворах, а казакам в домах их, заплатя налог. А ныне сей промысел учинился генеральным и беспредельным, так что в одном Глухове, городе не весьма великом, 166 шинков* находится…
Петр Александрович встал, достал книгу, в которой записаны права малороссийские, и хотел было открыть ту страницу, где говорилось о винокурении.
– В правах малороссийских, раздела 14-го, артикулом 33-м, заугольные шинки велено искоренять по причине происходящих в них своевольств, – быстро произнес Завадовский. Граф удивленно на него посмотрел. – Предписано открывать корчмы токмо при больших и проезжих дорогах, держа в оных притом и съестные припасы.
– Правильно, а я только хотел вам напомнить эту статью. И действительно, таковое ограничение сего промысла весьма основано на благоразумии, ибо чрез то отымался способ к безмерному пьянству, от коего здешний простой народ не токмо теряет охоту к трудолюбию, но часто и жизни безвременно лишается. Я уж не говорю о том, что множество пьяных во сне и в бешенстве по дорогам, в городах и по селениям, к омерзению, всегда видеть случается. Так что, пожалуй, следует поддержать глуховских граждан. И надлежит указать, каким образом промысел винокурения и шинкования ограничить.
– Ваше сиятельство! Не только глуховские, но и черниговские, лубенские, полтавские граждане жалуются главным образом на обременительные постои регулярных войск, произвол местной администрации…
– Так мы же отменили консистенские сборы и заменили рублевым окладом, – удивился Румянцев.
– Заменить-то заменили, но не везде это соблюдается. Черниговские граждане высочайшими грамотами освобождены от всяких принудительных работ и натуральных повинностей, но эта привилегия постоянно нарушается. Город Чернигов до тех времен в лучшем довольстве пребывал, поколь привилегии оставались без нарушения. А потом – шведская война, моровая язва, пожары преужасные, так что из множества дворов граждан осталось малое число. И до сих пор на иных местах, тогда опустевших, и доныне нет строений. А все потому, что привилегированных граждан наряжали в погонщики, заставляли поставлять в войска разные материалы и инструменты, брали у них волов, седла, возы, провиант и фураж и их же самих заставляли отвозить в дальние места. В военное время они мирились с этим, но и сейчас не имеют должной свободы, непрестанно угнетаемы, утесняемы, особенно мастеровые люди. Их посылали для рубки и клеймования мачтового дерева, для поставки материалов и инструментов в Батурин, в Козелец для возки колод… Так что, пишут черниговские граждане, «к большому опустению разные мастеровые люди посходили».
– Да-а-а, – задумчиво протянул Румянцев. – Пустеют города… И все потому, что многие мещане переходят в казачество и чиновничество. А это тоже нарушение стародавних привилегий городских. Понятны жалобы горожан: выбывшие члены мещанского сословия перестают платить подати и налоги, отбывать повинности, которые исправно должно нести все меньшее и меньшее число граждан. Ясно, что бремя становится тяжелее. Но как с этим бороться? Есть только один способ: развивать мануфактурное производство… яко пеньковых полотен, кожевенные и шерстяные… Если это будет сделано, то мещане укоренятся в городах, будут богатеть от продажи мануфактурного производства… А значит, не пустеть городам, а привлекать своими доходами.
Румянцев увлекся своими мечтаниями и говорил быстро, точно – давно было все продумано до мелочей. Завадовский же поймал то мгновение, когда президент замолчал, и продолжил свой доклад:
– Многие города, ваше сиятельство, жалуются на то, что у них отняты принадлежавшие им владения. У одних отняты села и деревни, у других пастбища и сенокосные луга, у третьих мельницы.
В середине века соседние помещики нападали на эти угодья и присваивали их силой… Слышал об этом варварстве, многие мне рассказывали о таких случаях. Здесь тоже предстоит борьба за восстановление справедливости.
– Ваше сиятельство! Вы только что говорили о развитии мануфактурного производства, а ведь этому развитию очень серьезной помехой может быть нарушение права посполитых свободно переходить под защиту магистратов. Погарские мещане, в частности, жалуются, что многие люди, оставляя владельцам свои усадьбы, переходили в Погар, строили там жилье, приписывались таким образом к магистрату. Но прежние владельцы разыскивали их и принуждали возвращаться на свои земли. В своем наказе они просят, чтобы такой переход посполитых людей в мещанство был свободен и чтоб владельцы довольствовались усадьбами, которые при переходе поступали в их пользу.
– Да и без того мещанство уменьшается в городах малороссийских, а тут такое нарушение. Право граждан на свободную приписку посполитых людей к городским магистратам должно оставаться незыблемым. В этом праве заключается единственная возможность пополнить убыль мещанского сословия. Если уж мещане, избегая повинностей, стараются укрыться под крылышком сильных владельцев, записываются в чиновники и казаки, то почему же запрещать свободный переход посполитых в мещанство? Тут необходимо отстаивать справедливость…
– Почти во всех наказах, ваше сиятельство, жалуются на то, что они не уравнены в правах с великороссийскими гражданами, претерпевают несноснейшие утеснения, обиды и поругания, и даже побои. А с великороссийских чиновников, от которых они частые имеют обиды и побои, никогда и удовольствия никакого не получают. И уж до того дело доходит, что никто из них не может пожаловаться на обидчика. Тем самым отъемлется у них кураж в купеческой жизни и промыслах, теряют от уныния все то, что могли произвесть, а в казну снижаются таким образом взносы.
– Правильно рассуждают граждане, от их настроения очень многое зависит, в том числе и доход государства. Лениво работают – один доход, весело, с азартом – другой. Владелец на своем поле работает с азартом, а взять подсоседка – совсем другая картина получается. Простой народ чиновничьим своевольством доведен до крайнего нерадения о своем собственном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});