Хотя, бедняжка Лина сейчас не в том состоянии, чтобы раздумывать о таких вещах. Мила поежилась как от холода. Она хотела навестить знакомую в больнице, но понтифик категорически запретил. Он не хотел, чтобы Лина сейчас встречалась с людьми, виновными, пусть и косвенно, в ее похищении. И дал Филу понять, что вообще против общения его девушки со своим инициалом.
За размышлениями Мила не заметила, что за ней уже некоторое время кто-то тихо идет. Недалеко, всего в десятке шагов позади. Она немного постояла на повороте, как будто вспоминая, куда дальше, и только хотела сделать шаг, как вдруг ее рот накрыла чья-то ладонь, другой рукой девушку втащили в темный угол между домами и в ухо прошелестел едва слышный голос:
— Молчи!
Девушка обмерла от ужаса. Какой тут молчать, вообще бы как говорить вспомнить!
Промелькнула чья-то тень. Темный силуэт крадучись прошел мимо того места, где стояла девушка с неизвестным спасителем? маньяком? Оглянулся, ища кого-то, и двинулся дальше легкой, скользящей походкой.
— Кричать не будешь? — спросил все тот же голос на ухо.
Мила замотала головой.
— Смотри, я сейчас отпущу тебя, но если хоть пискнешь — сам шею сверну, все ясно?
Девушка замотала головой теперь по-другому, уже подтверждая понятность услышанного. Собственно, а что такого неясного? Ее сейчас отпустят, а там, главное, быстро бежать к народу и только по освещенной улице!
Рука медленно освободила ее рот, вторая — талию. Девушка только хотела рвануть отсюда хоть в каком-нибудь направлении, как перед ней мгновенно выросла мужская фигура неожиданного спасителя или маньяка.
— Если ты сейчас побежишь, то он догонит тебя в два счета! — все так же тихо предупредил ее все-таки спаситель.
— А вы… вы…? — она могла вспомнить лишь это местоимение, больше ничего от ужаса ей в голову не приходило.
— Меня можешь не боятся, я не причиню тебе вреда.
Мужчина специально сделал шаг вперед и вышел на свет. Высокий, мощный, темноволосый.
— Я провожу. Тебе далеко ехать?
Мила судорожно сглотнула и кивнула головой.
— Мне бы до метро.
— Нет, он может следить и там, я провожу до дома. Можешь звать меня Дитрихом.
…
Лина про себя повторила, все ли взяла. Документы, некоторые личные вещи, без которых первое время она никак не сможет. Все уложилось в небольшую сумку. Значит, меньше шансов, что кто-то обратит внимание, что она выносит из дома. Деньги, одежду, драгоценности, все, что дарил ей понтифик, девушка оставляла тут. Ей это не нужно, да и не ее, в итоге, эти вещи.
Она взяла в руки конверт, открыла, проверила — там ли письмо. Там. Сложенный вчетверо лист бумаги с коротким, но подробным объяснением, что она делает и почему.
«Надеюсь, Марк поймет».
Оглядела еще раз комнату, подняла с пола сумку и вышла в коридор. Прошла в спальню понтифика, ту самую, где они еще так недавно вместе спали, дурачились и занимались любовью, положила на одеяло конверт, прижала подушкой, чтобы не слетел на пол.
Пора!
…
Поздно вечером вампир устало вошел в дом. Вымотался.
В последние три дня, как девушку привезли из больницы, Марк постоянно загружал себя работой, лишь бы не думать об Алине, не трогать ее, не касаться. Это было так тяжело, знать, что она рядом, рукой протяни, но дотронутся и обнять нельзя. Нельзя прижать к себе, вдохнуть запах ее волос и пообещать, что все будет хорошо, что они вместе и значит cо всем справятся.
Но психиатр особенно подчеркнул, что это должно стать первым шагом с ее стороны.
Врач ежедневно навещал девушку после обеда и проводил с ней часовые беседы в кабинете. Но Марк очень сомневался, что они ведут хоть к какому-то положительному результату. Лина продолжала шарахаться от него и запирала на ночь дверь своей спальни. Понтифик, разумеется, не собирался насильно заставлять девушку ложиться с собой и замок на двери был ему очень неприятен. Как будто сама она ему больше не доверяла, как будто считала, что и он способен на такую же мерзость, как Гюнтер. Это было очень обидно, но Марк был вынужден с этим мириться, чтобы не навредить девушке еще сильнее своей яростью по поводу ее недоверия.
Ради Лины он готов ждать.
Заодно он решил обратиться за помощью к эмпату. Любимая сама не справлялась с произошедшей трагедией, а методы психиатра не давали никакого толка. Поэтому Марк решил действовать более жестко и с помощью чтеца эмоций вытащить девушку из ее перманентного состояния. Пусть она плачет, бесится, пусть в ярости бьет посуду и хоть весь дом разгромит, главное, чтобы хоть как-то эмоционально отреагировала на случившееся. Пока этого не произойдет — Лина не выберется.
Дом его встретил какой-то странной тишиной. До злополучного происшествия Алина всегда зажигала свет в гостиной, чтобы показать, что она ждет его возвращения, но после выхода из больницы девушка практически все время проводила в своей спальне, сидя в темноте у окна. Сегодня первый этаж был опять погружен во тьму.
Марк вошел в дом и сам зажег свет. Все как обычно, но липкое неприятное ощущение его не покидало. Что-то случилось нехорошее. Понтифик мысленно усмехнулся — неужели заразился от Лины ее талантом?
Ему навстречу вышла Софи.
— Господин! — она слегка поклонилась.
Горничная была бледная как смерть и едва заметно дрожала. От страха, мгновенно понял высший.
«Что-то с Алиной?», пронзила его мысль, и он бросился наверх, в ее комнату. Там было пусто. Все вещи на своих местах, все в порядке, но где девушка?
— Софи, — крикнул он, быстро слетая по лестнице. — Где она?
Софи еще раз поклонилась.
— Мы не знаем, господин, — еле слышно проговорила горничная, — Госпожа ушла еще днем, до ужина.
— Куда она ушла? Как выпустили? Я же приказывал глаз не спускать с нее!
— Мы не знаем!
— Где Рустам? Лука?
Сразу же по возвращению из больницы Марк приставил Лине телохранителей.
— Госпожа как-то проскользнула мимо них, они ищут ее. Лука звонил час назад, сказал, что ее видели садящейся в такси, он проверяет.
— Ей кто-то звонил? Кто-то приезжал к ней сегодня?
— Нет, господин.
Ничего не понятно. Куда она могла уйти?
Марк развернулся и поднялся к себе в спальню, набирая по дороге ее номер, особо не надеясь на ответ. Абонент временно недоступен, видимо отключила телефон. На кровати, слегка прижатый подушкой, лежал белый конверт. Понтифик несколько мгновений смотрел на него, но затем взял его в руки и открыл. В конверте лежал исписанный лист бумаги. Почерк он узнал сразу же.
«Марк,
прости, что я поступаю так трусливо, но мне на самом деле было бы очень страшно услышать это от тебя лично, глаза в глаза.