Экипаж страдал. Шесть пустых желудков хором урчали от голода. Мимо то и дело проплывали большие льдины с целыми стаями пингвинов на них. То были не большие и важные императорские пингвины, о которых когда-то упоминал Игорь, но маленькие и грациозные пингвины Адели. Они облепили снежные торосы, галдели, закусывали рыбой и с любопытством наблюдали за нами. Чувствовали они себя в море, как дома, но близко не подпускали как видно, многочисленные полярники успели нагнать страху на доверчивых когда-то птиц.
Такая прорва мяса у нас под боком не могла не вызвать у нас раздражения, особенно у Паши. Он вооружился ружьем и теперь выцеливал пару пингвинчиков нам на ужин. Грохнул выстрел.
— Попал? — спросил Паша, когда рассеялся дым. Коля пожал плечами.
— Не знаю. Плохо видно.
Паша крякнул, перезарядил ружье и пальнул вторично, с тем же результатом.
— Ерундой занимаемся, — пробурчал он, вставая. Тут взгляд его упал на пушку. — О! Идея! Дим, тащи ядро.
— Из пушки по воробьям… — покачал головой Олег.
— По пингвинам! — Паша ободряюще похлопал его по плечу. — Не дрейфь, прорвемся.
Он забил в пушку двойной заряд пороху и поднес к запальному отверстию фитиль. Громыхнуло. Ядро описало в воздухе дугу, упало в самый центр льдины и с громом разорвалось.
— Ну, а теперь попал? — спросил Паша.
— Теперь попал, — грустно заметил Коля, развернулся и ушел.
Пингвины столпились на середине льдины, с любопытством рассматривая оставленную взрывом воронку. Похоже, никто из них не пострадал. Пашка сел на бочонок и бессильно опустил руки.
Есть хотелось неимоверно.
— Вот незадача, — рассеянно пробормотал Витя. — Хоть бы хлеба корочку…
— Блинов… — мечтательно пробормотал Олег.
— Кашки бы рисовой, — облизнулся Паша, — с маслом да с молоком…
Смутная мысль забрезжила в моей голове. Через пару секунд она оформилась полностью, и я вскочил.
— Игорь!
— Да? — обернулся тот.
— Там, на островах, когда мы жемчуг искали… Помнишь ящик?
Мои друзья насторожились. Игорь слегка растерялся.
— Какой ящик?
С рисом! Я тогда шел на камбуз, а Паша чинил часы…
— Боги! Рис! — Хозяин подскочил и хлопнул себя по лбу. — Я о нем совсем забыл!
— Стоп, стоп! — вмешался Коля. — Вы о чем это, друзья?
Игорь натянуто рассмеялся и покраснел.
— Видите ли, — сказал он, — я проверял одну теорию. В общем, та история про жемчуг. Мол, если его положить в ящик с рисом, то скоро весь рис переродится в жемчуг…
— Где он?! — крикнули все хором.
— В моей каюте. Я…
Договорить он не успел. Промчавшись по коридору, мы ворвались в капитанскую каюту, выволокли из-под кровати здоровенный фанерный ящик и сорвали крышку.
— Слава богу! — воскликнул Витя, заглянув внутрь.
— Что, жемчуг переродился? — спросил Пашка, подпрыгивая и пытаясь заглянуть через головы впереди стоящих.
— Нет, рис остался!
Хвала древним заблуждениям! В этот вечер мы сидели за столом, уписывая рисовую кашу, правда, без молока и без масла, зато в большом количестве. Иногда в тарелках попадались маленькие шарики жемчужин и хрустели на зубах, но это было уже несущественно. Наконец тарелки опустели. Игорь откинулся на спинку стула и закурил трубочку.
— Одного я не пойму, — сказал он, выпустив облачко сизого дыма. — Сегодня я измерял широту, и вот какая странность — Земля-то снова крутится! Мотора теперь нет, а темнеет вон как быстро…
— Ха! — усмехнулся Паша. — Проще простого. Полюсов-то два!
Игорь поперхнулся дымом и, вытаращив глаза, уставился на Пашу. Боцман скромно молчал.
— Гениально! — воскликнул Капитан. — Запасной двигатель на Северном полюсе! Как же я раньше не догадался!
Тем временем совсем стемнело. Игорь достал свечу, чиркнул спичкой, чертыхнулся, когда та сломалась, полез за новой и уронил весь коробок. С сухим шорохом спички рассыпались по полу.
— Дима! — вскипел Игорь. — Сколько раз повторять: почини ты свет! Сидим в потемках, как эти самые…
— Какой еще свет, — я махнул рукой. — У меня еще месяц назад предохранители кончились.
— Ну сделай что-нибудь! «Жучка» поставь, что ли… Чтоб через пять минут свет горел. Приказ ясен?
Рассерженный, я вылез из-за стола, добрался до электрощита и, покопавшись там, вернулся в ярко освещенную столовую.
— Вот это совсем другое дело, — Игорь одобрительно похлопал меня по плечу. — Хвалю. Молодец. Талант! Самородок! Золотые руки! — он повернулся к остальным членам экипажа. — Учитесь, олухи. Так-то…
Он выколотил трубку о каблук, спрятал ее в карман и, пожелав нам всем спокойной ночи, удалился к себе в каюту. Кинув жребий, мы выяснили, кому первому стоять вахту, и тоже отправились спать.
— Слушай, Дим, — позвал Коля, убирая со стола грязные тарелки. — Если не секрет, как тебе удалось свет наладить? Я пробовал вчера — не получилось…
— Элементарно, Ватсон, — усмехнулся я. — Там два предохранительных гнезда и всего один предохранитель. Одно гнездо подает энергию на склад и к Игорю в каюту, а второе — в кубрик, ресторан и кают-компанию.
— Ну.
— Баранки гну… Я предохранитель переставил.
Коля замер со стопкой тарелок в руках и уставился на меня.
— Но ведь это значит… — пролепетал он, и в этот миг из капитанской каюты донесся яростный вопль Предводителя:
— Димка! Чтоб тебя! Димка!!!
— Это значит — еще два наряда вне очереди, — ответил я, вздохнул и с грохотом свалил тарелки в мойку.
Глава 14
Курс на запад. Рисовая диета. Пашка на Парнасе. Капитанские хлопоты. «Страшный Карл» и другие рассказы.Огромная, пышущая жаром русская печь наполняла избу теплом и уютом. Блестели чисто выскобленные полы. Массивный, накрытый белой скатертью стол приятно проседал под тяжестью всевозможных кушаний и напитков. Горками бугрились золотистые шаньги и пузатые пирожки с рыбой, с капустой и с грибами. Толстый важный каравай хлеба только и ждал, чтобы его нарезали. Зеленые пупырчатые огурчики высовывали из глиняной миски свои любопытные носики, косясь на большой чугунок с вареной картошкой. Мелко наструганная редька, что примостилась рядом с хреном, гигантский жбан с квасом, моченая брусника, соленые рыжики и царственно сияющий медальными боками самовар дополняли это великолепие.
Дверь заскрипела, открываясь, и в горницу вошел дед Василий. Поддернув свои поношенные клеши, он лукаво подмигнул нам, натянул рукавицы, сдвинул печную заслонку, вооружился хлебной лопатой и с головой залез в устье печки. Показалось дымящееся блюдо. Крякнув с натуги, дед приподнял его и одним махом водрузил посередь стола.
Воцарилась тишина. Обложенный огурчиками, хреном, петрушкой и печеными яблоками, Паша возлегал на блюде, зажаренный целиком, покрытый румяной корочкой и с яблоком во рту.
Сразу несколько вилок и ножей потянулись к нему, но тут вдруг он открыл глаза, выплюнул яблоко и внятно, громко произнес: «Но-но! Только без рук!»
Вскрикнув, я взмахнул руками, тщетно пытаясь заслониться, и, грохнувшись с кровати, проснулся. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Холодный липкий пот пропитал всю рубашку. Я посмотрел на будильник. Было раннее утро.
— Тьфу ты, пропасть…
Я пригладил растрепанные волосы. Приснится же такое…
Из-под одеяла на соседней койке выглянул Олег.
— Опять кошмары?
— Не то слово, — поежился я. — Витька где?
— На вахте. Да ты ложись, чего вскочил. Нам еще всю ночь у руля стоять.
— А… — я вяло отмахнулся и принялся заправлять постель. — Разве после такого уснешь!
Споткнувшись об Олегов меч, стоящий в ножнах наискось в проходе между койками, я чертыхнулся, поставил его на место, вышел в коридор и направился на палубу.
В корабельных трюмах царил полумрак. Спустившись по трапу, я чуть не наступил на большую крысу, окопавшуюся на хозяйском складе. Зверек гневно пискнул, метнулся в угол, блеснул оттуда бусинками глаз и скрылся в темноте, высоко неся голый розовый хвост. Послышался мягкий дробный топоток, и все стихло.
Снаружи всходило солнце. Свежий утренний ветер бил в паруса, и «Гончая» с удвоенной скоростью шла на северо-запад. Витя стоял у штурвала, Игорь вычерчивал какие-то загогулины на карте, а Коля, весь перемазанный машинным маслом, замер в задумчивости над грудой каких-то железяк, которые пытался собрать в единое целое. Грязные и всклокоченные волосы и борода его топорщились во все стороны, отчего казалось, что вместо головы на плечах у Коли сидит большой и весьма неряшливый дикобраз. Последние три дня Коля безуспешно пытался наладить дизель.
Шли пятые сутки свободного плавания. День за днем бригантина шла вперед, покидая высокие широты и помаленьку приближаясь к тропикам. Температура росла. Льдина у нас была плоская и массивная, волны не могли ни перевернуть ее, ни даже как следует раскачать. Бригантина же, затертая во льдах, лишилась из-за нее всякого маневра, и в один из таких дней Игоря осенила новая идея. Раздав экипажу топоры и пилы, он выгнал всех на льдину и объявил: