Объяснение напрашивалось само собой. Царица с самого начала ревновала его к Леонсии, и здесь, в Нью-Йорке, найдя на туалетном столике мужа фотографию своей соперницы, она сделала вывод столь же точный, как и удар ее кинжала. Но где она сама? Куда ушла? Она, которая больше чем кто-либо могла считать себя чужестранкой в этом огромном городе, она, которая называла телефон «колдовством порхающей речи» и считала Уолл-стрит храмом, а бизнес — божеством нью-йоркских жителей. Она была так же наивна и так же мало понимала происходящее вокруг, как какая-нибудь обитательница Марса, спустившаяся вдруг на землю. Где и как провела она ночь? Где она теперь? Жива ли она вообще?
Фрэнсису ясно представился морг с его неопознанными трупами и морской берег, на который прилив выбрасывает тела утопленников. Паркер снова вернул его к действительности.
— Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен? Не вызвать ли нам детективов? Ваш отец всегда…
— Да, да, — быстро перебил его Фрэнсис. — Там был один человек, которому он особенно охотно давал различные поручения, один из этих пинкертонов, — вы помните его фамилию?
— Бэрчмэн, сэр, — быстро ответил Паркер, поворачиваясь в дверях. — Я сейчас же за ним пошлю.
Так в поисках своей жены Фрэнсис начал новую серию похождений, которые открыли ему, прирожденному ньюйоркцу, такие стороны и уголки жизни огромного города, о которых он до сих пор не имел ни малейшего представления. Два десятка сыщиков под руководством Бэрчмэна перерыли весь Нью-Йорк, в то время как другие пинкертоны проделывали то же самое в Чикаго и Бостоне.
Жизнь Фрэнсиса в это время никак нельзя было бы назвать однообразной. Он разрывался между борьбой с неизвестным врагом, которую приходилось вести на бирже, и бесконечными вызовами детективов, требовавших, чтобы он осмотрел все, что могло оказаться его женой. Он позабыл о том, что такое нормальный сон, научился бросать завтрак и обед, вскакивать с постели по первому зову сбившихся с ног сыщиков. Не было ни одного человека, выехавшего из Нью-Йорка поездом или пароходом, приметы которого совпадали бы с приметами царицы, и Бэрчмэн продолжал обшаривать мегаполис, уверенный в том, что она все еще находится здесь.
Таким образом, Фрэнсис постоянно метался между Маттенуаном и Блэкуеллем и посещал по вызову сыщиков то тюрьмы, то ночные сессии в судах. Не раз вызывали его в тот или иной госпиталь или даже в морг.
Однажды к нему привели только что задержанную женщину только потому, что сыщики не могли установить ее личность. Не раз он сталкивался с таинственными особами, которых подручные Бэрчмэна задерживали в задних комнатах подозрительных отелей, и дважды в Западной части натыкался на сравнительно невинные любовные идиллии, к великому замешательству всех их участников, так же как и его самого.
Но самое сильное, даже трагическое впечатление он вынес из многомиллионного дворца Филиппа Дженуэри, угольного короля. Какая-то загадочная незнакомка — очень изящная женщина забрела туда за неделю до того, как Фрэнсиса вызвали на нее поглядеть. Всю эту неделю женщина проявляла признаки глубочайшего отчаяния и точно так же встретила Фрэнсиса. Ломая руки и обливаясь слезами, она умоляюще шептала: «Отто, ты не прав. Я на коленях умоляю тебя, ты не прав. Отто, я люблю только тебя, тебя одного. Для меня не существует никого, кроме тебя, Отто, никогда не существовало. Все это ужасная ошибка. Поверь мне, Отто, поверь мне, иначе я умру!..»
А между тем биржевая война на Уолл-стрит принимала все более грозный характер. Могущественный тайный враг стремился, как понимали это и Фрэнсис и Бэском, вызвать катастрофу и окончательно их сокрушить.
— Если бы только вы могли удержаться от того, чтобы пустить в ход Тэмпико-Нефть, — молил Бэском.
— Я надеюсь, что Тэмпико-Нефть спасет меня, — отвечал Фрэнсис. — Когда все мои источники будут исчерпаны, Тэмпико-Нефть сыграет роль свежих резервов, введенных на поле сражения к концу боя.
— А что, если ваш неизвестный враг достаточно силен, чтобы проглотить и этот последний великолепный вклад и потребовать еще? — спросил Бэском.
Фрэнсис пожал плечами.
— Тогда я банкрот. Но мой отец был банкротом раз шесть, прежде чем окончательно укрепился. Я родился в один из этих периодов и не стану беспокоиться из-за такого пустяка.
* * *
Некоторое время в гасиенде Солано события развивались медленно. Собственно говоря, после спасения Леонсии ничего нового вообще не произошло. Даже И-Пун ни разу не появлялся с каким-нибудь новым замечательным секретом. Все оставалось без изменений, если не считать того, что Леонсия загрустила и впала в апатию и что ни Энрико, ни Генри — ее родной брат, ни братья Солано, которые в сущности не были ей братьями, не могли ее развеселить.
Но в то время как Леонсия грустила, Генри и рослых сыновей Энрико не покидала мысль о сокровищах в Долине Погибших Душ, куда Торрес в это самое время прокладывал себе путь динамитом. Им было известно только одно — то, что экспедиция Торреса отправила Аугустино и Висенто в Сан-Антонио за новым запасом динамита.
Переговорив с Энрико и получив от него разрешение, Генри посвятил в свои планы Леонсию.
— Милая сестра, — сказал он, — мы намерены отправиться в горы и поглядеть, что там делает этот негодяй Торрес со своей шайкой. Благодаря тебе мы узнали цель их экспедиции. Динамит предназначался для того, чтобы взорвать гору и открыть доступ к сокровищам. Мы знаем, куда Та, Что Грезит спрятала свои сокровища, когда загорелся ее дом. Торрес этого не знает. Вот мы и решили последовать за ними в долину после того, как они осушат пещеры майя и попытаются в свою очередь завладеть этим необыкновенным сундуком с драгоценностями. Мне кажется, у нас будет не меньше, если не больше шансов, чем у них. Но главное то, что мы хотим взять тебя с собой в эту экспедицию. Мне кажется, что если мы сумеем завладеть сокровищами, ты не откажешься совершить вторично путешествие по подземной реке.
Но Леонсия печально покачала головой.
— Нет, — ответила она, когда он стал настаивать. — Я не хочу больше видеть Долину Погибших Душ, не хочу даже слышать о ней, ибо там я потеряла Фрэнсиса, уступив его этой женщине.
— Все это было сплошной ошибкой, дорогая. Ну кто же мог знать? Я не имел понятия. Ты тоже. Не знал ничего и Фрэнсис. Он поступил как честный человек. Не подозревая, что мы с тобой брат и сестра, и считая нас помолвленными, — так оно тогда и было, — он не захотел отбивать тебя у меня. И вот, чтобы положить конец всему этому и спасти жизнь всем нам, он женился на царице.
— Мне не хватает песни, которую вы с Фрэнсисом распевали в те дни, — грустно и совершенно непоследовательно проговорила Леонсия.