— Да уж молодые куда зорче тебя будут, дядька Крут! — Стемид обнажил в улыбке белые зубы, и воевода погрозил ему кулаком через стол. — Сам гляди, не перепутай!
— Поговори мне тут, давно сам в отроках бегал, беспортошный да бесстыжий.
— Так сотник беспортошным и остался! — развеселился кто-то из старшей гриди. — После девок портки едва вздевать поспевает, диво, что без них еще ни разу к князю не явился!
— Без девок али портков?
Звенислава залилась густым румянцем и опустила голову, поджав губы, чтобы не рассмеяться ненароком. Кмети совсем позабыли, что не одни за столом сидели.
— Тот беспортошный, а ты безголовый, — дядька Крут выразительно постучал себя кулаком по лбу, кивком указав в сторону зардевшейся княгини.
— Жениться мне давно пора, — смиренно закивал сотник. — Остепениться.
И покосился. На Рогнеду. Та и на самую малость головы в его сторону не повернула, зато заерзал на скамье братец Желан.
Звенислава закусила изнутри щеку. Ой, что будет...
— Женись, женись! — донеслось одобрение с середины стола. — Вон, князь наш как оженился, какой нарядный ходит, каждую седмицу в новой рубахе! Скоро сам боярин Гостивит ему позавидует, еще одно вече созовет!
Звенислава покраснела бы сильнее, коли б было куда. Теперь уж настала пора Ярославу выразительно стучать себя кулаком по лбу, но развеселившуюся гридь это не угомонило.
— Не слушай их, дурней, — склонившись, прошептал он на ухо жене, пощекотав шею теплым дыханием.
Его взгляд блестел лукавым весельем. Звениславка даже не думала раньше, что Ярослав может так глядеть — словно вовсе он и не князь, который нес на своих плечах тяжелое бремя княжеского венца.
— Да кто за тебя, волочуна, еще пойдет! — веселые гридни тотчас отбрили Стемида. — Тут вон какие завидные женихи из отроков подоспели, и всяко поскромнее тебя!
Один из них встал и, пошатываясь, подошел прямо к Горазду, встав у него за спиной. Дружинник положил огромные ладони тому на плечи и сжал, спросив заплетавшимся языком.
— Ну что, есть у тебя какая любушка на сердце? Оженим тебя первым по весне?
Звенислава прикрыла ладонью рот, чтобы приглушить рвавшееся наружу веселье — до того смущенным выглядел Горазд.
— Что молчишь?! Неужто и впрямь есть?! — кмети насели на него со всех сторон, и ему только и оставалось, что отмалчиваться в ответ на их расспросы.
***
Уже поздним вечером после пира, когда Звенислава переплетала на ночь свои косы, а Ярослав в одних портках сидел на лавке напротив нее, вытянув босые ноги, он сказал.
— Твой брат посватался к Любаве.
Звениславка едва не выронила из рук деревянный гребень и стремительно крутанулась к мужу. Ее длинные волосы густым плащом рассыпались у нее по плечам, кончиками касаясь коленей.
— Воевода Храбр его надоумил, больше некому. Мы с князем Некрасом тогда сговорились, что по весне я отправлю Любаву Доброгневе Желановне на воспитание, а как войдет она в лета, то станет женой старшего княжича, — Ярослав усмехнулся. — Но когда его дочка хвостом крутанула, от сговора я отказался.
Он ни разу не назвал Рогнеду по имени, невольно отметила Звенислава. Ни разу за все время, как ее брат и сестра въехали в ворота ладожского терема.
— Что ты решил? — спросила она мужа, вернувшись к плетению косы.
— Ничего, — Ярослав пожал плечами и завел за голову сцепленные руки. Он с наслаждением потянулся всем телом. — Желан Некрасович нынче князь без княжества.
— Его сожгли хазары, — прозвучавшее в словах мужа равнодушие Звениславу покоробило, и она вступилась за брата.
— И по весне они за это заплатят, — по-прежнему ровным голосом отозвался Ярослав. — Вот тогда и со сватовством решу.
— Любава совсем еще дитя, — пробормотала Звениславка себе под нос.
— А как с мечом с Чеславой скакать — так это не дитя? — он выразительно хмыкнул. — А может, по весне, и ты меня дитем порадуешь?.. — добавил гораздо тише и посмотрел на нее с немым вопросом.
То, как едва слышно дрогнул его голос в самом конце, тронуло Звениславу. Она покраснела, уже в который раз за долгий день, и с трудом заставила себя не отвести от мужа взгляд. Давно ей следовало рассказать, но она все ждала, страшилась чего-то да не могла подобрать слова.
— Порадую, — выдохнула Звенислава едва слышно и все-таки опустила голову. — Порадую.
Ярослав оказался на ногах быстрее, чем она успела вздохнуть. Он подошел к ней стремительно и коснулся щеки раскрытой ладонью, заставляя посмотреть себе в глаза. У нее на ресницах дрожали слезы, и она поспешно моргнула.
— Я непраздна, — кивнула Звенислава в ответ на невысказанный вопрос мужа. — Я подарю тебе сына к исходу весны... Я... все мыслила, как лучше сказать...
Она не успела договорить — Ярослав подхватил ее на руки и зарылся лицом в распущенные волосы, вдыхая их тёплый, уютный запах. Сердце Звениславы сперва ухнуло куда-то в пятки, но потом она счастливо засмеялась, обняв мужа за шею двумя руками.
— Что же ты молчала... Звениславушка?
Он отстранился слегка и посмотрел на нее, попытавшись поймать ее взгляд. Она вдруг подумала, что притаившаяся в уголках его губ улыбка удивительно преобразила суровое, выточенное из камня лицо мужа. Улыбка сделала его мягче и разгладила даже ту большую складку на переносице. Улыбка омолодила Ярослава необычайно. Ей захотелось, чтобы он чаще улыбался.
— Звениславушка? — поторопил муж с ответом, и она вздрогнула.
Она замялась, не ведая, как объяснить. Сперва убедиться хотела, ведь немало ей в минувшие седмицы выпало волнений, от которых лунные крови могли пропасть. Потом все момент удачный выжидала, пыталась под настроение мужа подладиться, который то с воеводами своими в гриднице до ночи пропадал, то в боярских домах вечерял, то на ловиту на пару дней уходил, порешив, что негоже совсем уж дружину бросать. А потом в тереме то купцы, то послы, то люди княжьей Правды ищут, то братец Желан с потерянным лицом из угла в угол слоняется...
Хотела Звенислава как-то по-особому сказать, чтобы не в спешке, не после долгого, трудного дня. Хотела да не вышло. Получилось совсем наоборот, брякнула, не подумав, потому что муж вопросом своим врасплох застал.
Но по неведомой причине Звенислава не жалела.
Ярослав бережно опустил ее на теплый бревенчатый пол, словно разом стала она хрупкой, и, обхватив огрубевшими, шершавыми ладонями ее нежное лицо, поцеловал жадно и трепетно.
— Давно ли?.. — спросил, осторожно коснувшись ее живота поверх длинной исподней рубахи.
— Три седмицы, как я уверилась, — ее губы сами собой сложились в улыбку. Невозможно было не улыбаться, когда Ярослав с неимоверным, величайшим трепетом касался ее и глядел как на диковинку.
И было так странно, ведь еще этим вечером он говорил с ней как обычно, но теперь все разом изменилось, и, смотря нынче на жену, он уже знает, что она носит под сердцем его дитя. Его сына.
— То большая радость, — будто бы прочитав ее мысли, сказал Ярослав. — Проси, что хочешь! Любо тебе что-нибудь?
Она не поняла сперва, уставившись на мужа, а уразумев, решительно помотала головой.
— Мне не нужно ничего! И так сундуки ломятся да полны шкатулки!
Князь хмыкнул, не поверив.
— Подумай хорошенько, — сказал он с едва слышимым лукавством. — После мне скажешь.
Ярослав помолчал, пытаясь рассмотреть что-то в ее лице, а потом спросил.
— Кто еще ведает?
— Ну что ты! — разозлившись немного, Звенислава притворно стукнула мужа кулачком по руке. — Уж коли я даже тебе не сказывала!..
— Вот и славно, — он усмехнулся. Возмущенная жена его позабавила. Все лучше, чем когда с опущенным лицом разглядывает пол под своими ногами. — Чеславе скажи, коли хочешь. А больше пока никому!
Звенислава подняла на него встревоженный взгляд. Перехватив его, Ярослав покачал головой.
— Лучше не болтать напрасно. Много злых языков да ушей нынче на Ладоге.
Он отпустил ее и отошел напиться к ковшу с водой, что стоял на лавке у двери. Звенислава невольно пошла за ним, не успокоенная его словами. Он сделал несколько долгих, жадных глотков, и она отвлеклась, заглядевшись на пару капель, медленно стекавших по его шее да широкой груди.