Читать интересную книгу Тотальная война - Олег Маркеев

Юко на коленях придвинулась к Максимову.

— Этой тропой можно проехать в лагерь. — Пальцем указала на тонкую змейку на экране. — Потеряем несколько часов, но… — Она не закончила, но было ясно, что имела в виду погоню и засады на шоссе.

— Так. — Максимов сверил карту с местностью. — Три километра после первого поворота. Кто-то уже ездил этой тропой? Вдруг машина не пройдет?

— А у нас есть другие варианты? — подал голос молчавший все время Леон.

— Вопрос снят.

— Есть еще один вопрос. — Леон указал на сидящего в тени «уазика» водителя.

Петя до сих пор пребывал в прострации, даже есть отказался. Как вывели из машины, так и сел на корточки и зыркал на всех глазами затравленного хорька.

Вообще-то, его можно было понять. И без уничтожения джипа, проведенного со спецназовской элегантностью, компания вызывала нездоровые подозрения. Двое мужчин, камуфляж на которых сидел на удивление привычно, и две девушки, меньше всего похожие на чокнутых историчек. Девушки оказались под стать своим спутникам. Жесткие действия мужчин, казалось, ни коим образом не шокировали их. Более того, складывалось впечатление, что они именно этого и ждали. Если Пете довелось посмотреть фильм Оливера Стоуна «Прирожденные убийцы», то наверняка он уже представлял себе сумасшедшую гонку по шоссе полоумных садистов, стреляющих без разбору во всех встречных.

«Самое смешное, что именно к этому все и идет», — подумал Максимов.

— Не задавай глупых вопросов, — сказал он Леону. Встал и обратился уже ко всем:

— Сворачиваем табор. Пять минут на сборы.

Глава тридцать шестая. Спиной к ветру

Странник

Солнце прошло у них над головами и теперь медленно опускалось к зубчатой линии горизонта, нестерпимо слепя глаза.

В салоне «уазика» воздух раскалился, как в сауне. Если не считать, что пах он не благородным деревом, а горелым машинным маслом, горячим металлом и плавящимся дерматином.

Максимов с раздражением посмотрел на изыск местного автодизайна — салон изнутри был обшит красным бархатом, от чего жара казалась еще невыносимее. Над лобовым стеклом болталась золотая бахрома, служившая рамкой для галереи красавиц из «Плейбоя». На фоне выцветших обнаженных тел резко выделялся строгий образ отца родного, лучшего друга дехкан и хлопкоробов, всенародно избранного и прочая, прочая, прочая.

«Бахчисарайский публичный дом, ей-богу», — усмехнулся Максимов.

— Петя, если устал, давай я порулю, — обратился он к водителю.

Петя вцепился в баранку так, словно упустить ее для него означало потерять жизнь.

— Нет, командир, я сам, — выдавил он сквозь плотно сжатые зубы.

Максимов оглянулся.

На заднем сиденье торжествовало походное падение нравов. Карина первой сбросила рубашку, вслед за ней, поборов смущение, последовала Юко. Леон блаженствовал, расположившись между ними. Машину сильно качало из стороны в стороны, и девушкам ничего не оставалось, как теснее прижиматься к нему.

— Леон, ты похож на шаха в гареме. Француз расплылся в блаженной улыбке.

— Да какой он шах! Нормальный шах мягкий и толстый. А этот — весь обезжиренный. — Карина шлепнула Леона по бугристому прессу.

— Может, поменяемся местами? — предложил Максимов.

— Ай, ты еще хуже, — отмахнулась Карина. — Суповой набор. Одни кости и жилы.

— Я запомнил, — предупредил Максимов.

— Ой, напугал. Еще час такой тряски, и в голове кисель будет. Может, остановимся. Макс?

— Нельзя, галчонок. — Максимов стал серьезным. — На месте отдохнем.

— Сколько осталось? — спросил Леон. Максимов посмотрел на дисплей прибора.

— Скоро будем на месте.

Их крестик уже вплотную приблизился к ярко-зеленой точке на дисплее.

«Уазик», надсадно урча движком, медленно перевалил через подножье крутого холма. Тропа в этом месте сузилась настолько, что по ней пришлось ехать, круто завалившись на правую сторону. Тяжко скрипнули рессоры, машина выровнялась.

Открылся вид на узкую долину, упирающуюся в выжженный склон.

— Приехали! — вскрикнула Юко. — Вон там лагерь.

Максимов взглядом обшарил ровную, как стол, долинку. Косая тень скрывала от глаз дальний конец, на который указала Юко.

Полная тишина. Ветер гонял султанчики пыли. Никаких признаков жизни.

Облегчения от конца трудного пути Максимов не почувствовал. Только тревогу.

— Ну-ка посигналь! — приказал он Пете.

На рев клаксона отреагировали только птицы. Два стервятника вяло поднялись в воздух на полпути к месту, где должен был быть лагерь.

Максимов достал из кармана миниатюрный бинокль. Приложил к глазам.

В окулярах отчетливо проступили контуры палаток. Людей видно не было. Вообще никаких признаков жизни. Слабый ветер трепал черную тряпку, повешенную на высоком шесте.

Максимов опустил бинокль. Послюнявил палец, высунул в окно.

«Надо же, повезло. Спиной к ветру подъехали», — подумал он.

— Подай чуть-чуть вперед, — сказал он водителю.

Все время, что «уазик» полз по залитой солнцем пустоши, в салоне висело напряженное молчание.

— Останови.

Максимов прикинул, что до места, откуда из чахлой травы взлетели стервятники, осталось метров двадцать.

— Ждите здесь. Никому не выходить.

Максимов вышел из машины. Снаружи было так же жарко, спасал только слабый ветерок.

Максимов машинально потянулся к платку, толстым жгутом накрученным на шее, но, решив не сеять панику раньше времени, отдернул руку.

Распахнул заднюю дверцу.

— Сиди, — остановил он Карину. — Леон, одолжи на пять минут…

Леону уточнять не требовалось. Он молча протянул Максимову «Калашников». Взамен Максимов отдал пистолет.

Максимов не оглядываясь пошел по тропе к лагерю.

Первый труп, как и рассчитывал, нашел через двадцать метром. Это был мужчина средних лет. Птицы уже успели основательно поработать над ним. Спина и ноги были сплошь исклеваны. В прорехах потемневшей от сукровицы майки влажно блестела разодранная плоть. Затылок был расклеван до белой кости.

Максимов распутал жгут и закрыл себе лицо, как хирургической маской. Сквозь влажную ткань дышалось труднее, но это была единственная защита.

Подсунул ствол под голову трупа, как смог, развернул к себе лицом.

Падальщики еще не успели обглодать лицо. Оно вздулось и потемнело, налилось трупной одутловатостью, но все еще можно было рассмотреть, что это европеец.

Явных следов насильственной смерти, на первый взгляд, не было.

На пожухлой траве отпечатался отчетливо видный след волочения — две борозды на сухой земле. Максимов пошел по следу и быстро понял, никто мужчину насильно не волок, он полз сам. Полз долго, из последних сил царапая земли, пока не затих, предоставив солнцу добить себя.

Максимов пошел к лагерю, чувствуя спиной слабые удары ветра.

«Труп почти свежий. Три — четыре дня, не больше, — рассуждал он. — Со словами Юко сходится. Непонятно только одно: почему лагерь ликвидировали без выстрелов? — И вообще, могли бы спалить к чертовой матери, имитируя нападение неизвестных бандитов».

Он знал ответ, просто пытался чем-то занять себя, пока не убедится, что угадал. Ответом был черный флаг над лагерем.

Второй труп — молодой женщины — лежал в пяти метрах от палатки. Трепавший его стервятник даже не стал взлетать, увидев Максимова. Просто хлопнул крыльями. Зло покосился на человека, перебрал лапами, устраиваясь поудобнее.

Максимов вошел в квадрат, образованный четырьмя палатками.

Никого. Только тяжелый трупный запах.

Сидевший на навесе стервятник гортанно вскрикнул, испугавшись неожиданного появления человека с оружием в руке. Громко захлопал крыльями и тяжело взлетел в воздух.

Вокруг все вдруг наполнилось движением и нечеловеческими мерзкими криками.

Максимов рефлекторно метнулся в сторону, кувырком прокатился по земле, распластался, описал дугу стволом автомата.

Из палаток, как стая растревоженных гусей, вырвались стервятники. Хлопали крыльями, волоча хвосты по пыли, тяжко подпрыгивали, ложась на ветер.

Он успел заметить, что грудь и шеи птиц лоснятся от липкой жижи. Едва сдержался, чтобы не дать очередь вслед взмывающим в небо тварям.

Стервятники, возмущенно клокоча, закрутили в небе карусель, явно не собираясь далеко отлетать от сытного стола.

Максимов встал, отряхнулся. Туже затянул платок. Из-под распахнутых пологов палаток пахнуло такой трупной вонью, что сразу же сперло дыхание.

В темноте палаток от жары трупы успели вздуться и потемнеть. Сложно было определить, мужчина перёд тобой или женщина. Максимов, борясь с тошнотой, заставлял себя смотреть, схватывая малейшие детали. Проанализировать можно и после. Сейчас главное — увидеть и запомнить.