* * *
— …те моменты, что навели меня на определенные мысли, о которых я скажу дальше. Помните, когда мы только-только прилетели сюда, на вокзале нам просто так выдали деньги, которые у нас якобы украли? — Пятый обвел взглядом сидевших за столом. — Нас тогда этот момент сильно удивил, мы поняли, что поступок того человека выглядел мало что нелогичным, он был… абсурдным, даже более того, анормальным, с нашей точки зрения. Но мы тогда поговорили об этом, и забыли — а вспомнил я про этот момент только сейчас. Уже по прошествии времени, и после того, как мы с вами, что греха таить, основательно привыкли к тому, что видим, и в чем живём.
— Во задвигает, — восхищенно шепнул Лин Сабу на ухо. — Заслушаться можно.
— Помолчи, — попросил Саб. — Да, всё верно. Но какой вывод?
— Не вывод, а выводы, — поправил Пятый. — Их несколько. Первый — что-то изменило законы, причем по всему миру. Второй — что-то изменило местных. Третий, и главный — кто-то изменил несколько параметров, в корне поменявших социум.
— Даже так? — удивился Саб. Пятый кивнул.
— Даже так. И после этого мне стало любопытно, когда же произошло это изменение. Я начал штудировать законы, но не все подряд, а лишь те сегменты, которые представляли для меня интерес.
— И какие именно? — Эри поставила чашку, и вытащила из вазочки конфету.
— Их немало, но я могу выделить из того, что проверял, некоторые моменты. У любого социума есть общие пределы допустимого. Для всех рас. Для всех социальных групп. Например, пределы жестокости. Чаще всего речь идет об убийстве, геноциде, глобальных войнах, и прочих вещах, проговаривать которые я не хотел бы, всё и так и понятно. Есть вещи абсолютно неприемлемые — убийство ребенка, например. Пусть даже и непреднамеренное. Но сейчас я говорил про везде, а не про здесь. Потому что здесь всё иначе.
— Да? — Эри удивленно подняла брови. — То есть…
— То есть человек практически неприкосновенен, а предел жестокости — это убийство животного. Помните, мы наткнулись на этот момент, и удивились? Да, это есть. Во всех странах без исключения. Забой животных — существует, но он гуманный, с предварительным усыплением. Про это я вообще узнал совершенно случайно, в разговоре с Итом я упомянул про то, как бегает курица без головы, а потом… потом мне стало интересно, как же это делается здесь. Кур режут, разумеется. И не только их, мы же покупаем мясо, систематически. Но забоем занимается специальный человек, который обычно в деревне только один, и который знает способы, как убить курицу или овцу безболезненно. Выглядит, как полный бред, верно?
— Верно, — кивнул Лин. — Та же «Зорюшка». Ты помнишь, как надсмотрщики играли с нами в «Зарницу» на трёшке?
— Помню, — Пятый повернулся к нему. — И как тебе руку прострелили, и верхушку легкого, тоже помню. А ведь они пародировали детскую, точнее, подростковую игру, в которую играли где? В школе! Если здесь «Зорюшка» это поход с приключениями, то там — подготовка к убийству. Да, на войне, верно. Но всё же. Разница кардинальная. Саб, а дети, с которыми ты занимался?
— И занимаюсь, — напомнил Саб.
— Ну да. Как думаешь, почему их так заинтересовало то, что показывал ты, и почему они за тобой по сей день бегают? Да потому что здесь этого всего вообще в принципе нет, ты им показал то, о чем они помыслить не могли! Как и любые подростки они и до того мутузили друг друга, но ты-то учишь совсем другому!
— Мне перестать? — нахмурился Саб.
— Да не надо, они все равно не сумеют этим всем воспользоваться, — поморщился Пятый. — Просто потому что в их жизнях не будет ситуаций, где это могло бы пригодиться.
— К чему ты клонишь? — спросил Лин. — Давай уже конкретнее, слишком долгая подводка у тебя получилась.
— Я еще даже не начал, — покачал головой Пятый. — Смотрите дальше. Мне нужно было понять, когда же это всё началось, ведь это глобальное изменение, даже за сотню поколений такого добиться невозможно. Так вот, все эти законы имеют исходники… которые принадлежат Первой цивилизации. Той, от которой почти ничего не осталось, как многим кажется. Но нет, от нее осталось существенно больше, чем вы думаете, и чем я думал до недавнего времени. На эту мысль меня натолкнул искин, который повел станцию не куда-то в неизвестность, а сюда, именно сюда, к этому миру. Искины — существа очень мудрые, и ничего не делают просто так. Он знал. Он знал, что делает, и сумел сделать ровно то, что хотел. И ты, маленькая, — Пятый посмотрел на Эри и улыбнулся. — Ты отчаянно запротестовала против того мира, к которому мы пришли в первый раз, и ты, именно ты выбрала этот мир… и не только весна была тому причиной. У тебя неимоверно развита интуиция, и… скажи мне, о чем ты думала, когда мы шли сюда, чего ты хотела?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Покоя, — помедлив, ответила Эри. — Я хотела, чтобы всем было хорошо. Просто, чтобы всем было хорошо.
— И безопасно, — добавил Пятый. Эри кивнула. — Всё верно. Вот поэтому мы и оказались здесь.
— Здесь — это где? — требовательно спросил Саб.
— В мире, который изменил Контроль, — ответил Пятый.
* * *
Любое живое существо устаёт. Каким бы крутым и сильным оно ни казалось, оно рано или поздно устает — от всего. И хочется этому сильному существу того же, чего хочется любому другому смертельно уставшему и опечаленному в этом мире: спокойствия и свободы. Всего лишь. Хотя бы на время, пусть малое. Контроль, любой, что Индиго, что Маджента, исключением из этого правила не является, он существует в строгих рамках дозволенного, он мало на что имеет право в реальном мире, он потенциально может быть опасным, но… но Контроль — это, в первую очередь, живые существа, к какой бы расе они ни принадлежали, и эти живые существа хотят порой самых обычных вещей. Погулять по городу. Посмотреть на море и на небо. С кем-то поговорить. Услышать ветер. Увидеть какое-то новое, красивое место. Всего лишь. Не более чем. И в девяносто девяти процентах случаев эти простые радости Контролю, по ряду причин, недоступны.
…Где-то на краю учебного кластера этой области, вдалеке от зонированной Сети, вдалеке от войн, склок, дрязг, переделов собственности, политики, обмана, интриг, споров, и ссор жил-был вот этот самый мирок. Белый, простенький, ничем не примечательный, но с вполне хорошо различимым осколком Сонма. И в какой-то момент, знать бы еще в какой, сюда по неведомой никому причине, заглянули Контролирующие в отпуске. Кто это был? Неизвестно. Может, какой-нибудь Бард-одиночка. Может быть, Эрсай. Может быть, парочка молодых Сэфес, которым, как известно, до определенного порога толерантности к Сети дозволено покидать миры приписки во время отдыха. Ясно только, что кто-то первый точно был, и ему тут понравилось.
А дальше — стали приходить другие. Сеть, как и земля в поговорке, слухами полнится, информация имеет свойство просачиваться. Судя по всему, мир намерено не зонировали, потому что присутствовали в нем в равной степени и визуалы, и аудиалы.
— Почему ты так решил? — нахмурился Лин.
— Потому что умею читать, и прочел около сотни легенд, которые здесь имеются в большом количестве. Народу тут было море, и всем было очень весело. Ну, не всегда, конечно, но случались периоды настолько бурного веселья, что запросто дошло и до легенд. Но эти легенды… как бы сказать… на самом деле они много старше Первой цивилизации, поэтому, смею предположить, до Первой тут была и Нулевая, и Минус Первая, и Минус Вторая, и так далее.
— А как же ресурсы? — спросила Эри.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А на хрена они нужны свои, при таких раскладах? Их вообще никто не трогал и не тратил, причем не одну сотню тысяч лет, — пожал плечами Пятый. — Да, да, именно так, не удивляйся, Саб. Тут и сейчас к ресурсам относятся весьма сдержанно, вы обратили внимание?
— Вообще, да, — кивнул Саб. — Словно… словно что-то тормозит процесс развития. Я немного обалдел, когда узнал, что пакетную передачу данных тут используют уже лет сорок, и что развития в этой области практически нет.