Читать интересную книгу Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке - Джаред Даймонд

Религия есть набор догматов, отличающих социальную группу, разделяющую эти догматы, от групп, не разделяющих эти догматы в идентичной форме. В эти разделяемые догматы всегда входит одно из трех, а часто все три: привлечение сверхъестественного для объяснения мира, снятие тревоги, вызванной неконтролируемыми опасностями, с помощью определенных ритуалов и дарование утешение перед лицом жизненных горестей и перспективы смерти. Религии, за исключением ранних, со временем становились централизованными, поощряли стандартизованную иерархию, политическую покорность, терпимость к незнакомцам, принадлежащих к той же религии, и оправдывали войны против групп, придерживавшихся другой религии.

Это мое собственное определение, оно кажется столь же вымученным, как и большинство определений из таблицы 9.1, но мне кажется, что оно отвечает реальному положению дел.

Что можно сказать о будущем религии? Это зависит от того, какую форму примет мир через 30 лет. Если уровень жизни будет повышаться во всем мире, тогда функции религии 1 и 4-7 на таблице 9.1 будут продолжать терять значение, но функции 2 и 3, как мне представляется, сохранятся. Особое значение получат поиски смысла индивидуальной жизни и смерти, пусть с научной точки зрения эти поиски и не имеют никакого значения. Но даже если ответ науки на вопрос о смысле жизни истинен, а то, что предлагает религия, лишь иллюзия, многие люди все же будут продолжать отвергать ответ науки. Если, с другой стороны, значительная часть мира погрязнет в нищете или, хуже того, мировая экономика, благополучие и глобальный мир будут разрушены, тогда все функции религии, даже привлечение сверхъестественного для объяснения мира, могут пережить возрождение. Поколение моих детей увидит ответ на эти вопросы.

Глава 10. Говоря на многих языках

Многоязычие

Однажды я неделю провел в лагере в горном лесу с двадцатью горцами-новогвинейцами. Как-то вечером разговор вокруг костра шел на нескольких местных наречиях плюс двух lingua franca: ток-писин и моту, как обычно и случается, когда вместе собираются представители различных новогвинейских племен. Я уже привык к тому, что сталкиваюсь с новым языком каждый раз, как перемещаюсь на 10-20 миль по новогвинейскому Нагорью. Я только что побывал в низменной части Новой Гвинеи, где один из моих друзей рассказал мне о том, что в окрестностях его деревни говорят на пяти разных языках, что он еще в детстве овладел ими, играя с другими детьми, а потом, начав учиться в школе, выучил еще три. Тем вечером я из любопытства обошел сидящих у костра и попросил каждого назвать языки, на которых он “говорил”, т.е. которые знал достаточно, чтобы поддерживать разговор.

Любой из тех 20 новогвинейцев владел как минимум пятью языками. Несколько человек знали от 8 до 12, а чемпионом оказался горец, говоривший на 15. За исключением английского, который новогвинейцы часто учат в школе по учебнику, остальными языками они овладели в процессе общения, без всяких книг. Предваряя возможное возражение, скажу, что местные языки, перечисленные тем вечером, были взаимно недоступны для понимания, а не просто являлись диалектами одного и того же наречия. Некоторые из них были тональными, как китайский, другие — нет, и принадлежали они к различным языковым семьям.

В Соединенных Штатах, с другой стороны, большинство коренных американцев — монолингвы (то есть владеют лишь одним языком). Образованные европейцы обычно владеют двумя-тремя языками, иногда больше; они изучают в школе не только родной язык. Лингвистический контраст между новогвинейцами, собравшимися у нашего костра, и современными американцами или европейцами показывает широко распространенные различия в употреблении языка малочисленными народностями и в обществе современных государств — различия, которые в будущем будут только увеличиваться. В нашем прошлом, как и в сегодняшней Новой Гвинее, на каждом языке говорило гораздо меньше людей, чем теперь на языке любого из современных государств; вероятно, сравнительно бóльшая доля населения говорила на нескольких или на двух языках, освоив их в процессе общения с детства, а не благодаря формальному изучению в школе.

Как это ни печально, языки исчезают теперь быстрее, чем когда-либо раньше в человеческой истории. Если современная тенденция сохранится, 95% языков, унаследованных нами после тысячелетий их существования, станут исчезнувшими или вымирающими к 2100 году. К тому времени половина существующих ныне языков исчезнет, а большинство оставшихся станут выходить из употребления и будут использоваться только стариками; лишь незначительное меньшинство “живых” языков будет передаваться от родителей детям. Языки исчезают так быстро — примерно по одному каждые девять дней, — а лингвистов, изучающих их, так мало, что время истекает на глазах: возможно, не удастся описать и зафиксировать большинство языков до того, как они исчезнут. Лингвисты участвуют в такой же гонке со временем, что и биологи, осознавшие, что большинство видов животных и растений в мире подвергается опасности вымирания до того, как они будут описаны. Мы постоянно слышим обеспокоенные сообщения об ускоряющемся исчезновении птиц, лягушек и других живых существ по мере того, как наша “цивилизация кока-колы” распространяется по миру. Гораздо меньше внимания уделяется исчезновению языков и их важнейшей роли в выживании туземных культур. Каждый язык — средство выражения уникального способа мышления, уникального взгляда на мир, создания уникальной литературы. Поэтому нам грозит трагедия неизбежной потери большей части нашего культурного наследия, связанная с потерей большей части наших языков.

Почему языки исчезают с такой катастрофической быстротой? Действительно ли это исчезновение имеет такое значение? Хорошо или плохо современное изобилие языков для нашего мира в целом и для тех традиционных сообществ, которые все еще говорят на языках, которым грозит исчезновение? Многие из вас, читатели, могут не согласиться с тем, что я только что сказал о трагичности потери языка. Может быть, вы думаете, что обилие языков приводит к гражданским войнам и мешает образованию, что мир выиграл бы, будь в нем гораздо меньше наречий, и что разнообразие языков — та особенность позавчерашнего мира, от которой нам полезно избавиться — как от постоянных межплеменных войн, детоубийства, изгнания престарелых и частых голодовок.

Приносит ли нам как личностям добро или зло изучение многочисленных языков? Безусловно, на изучение языка уходит много времени и сил; не было бы лучше потратить время и усилия на освоение каких-то более полезных навыков? Думаю, вас, читателей, заинтригуют ответы на вопросы о ценности традиционного мультилингвизма (многоязычия) и для отдельных людей, и для общества. Убедит ли вас эта глава в том, что следует вашего следующего ребенка растить билингвой, или, напротив, вы решите, что всему миру стоило бы как можно быстрее перейти на английский?

Сколько всего языков в мире 

Прежде чем мы возьмемся за эти важные вопросы, давайте начнем с преамбулы: сколько языков все еще существует сегодня, как они развивались и где в мире на них говорят. Количество известных языков, на которых говорят или еще недавно говорили, в современном мире составляет примерно 7,000. Это огромное число может ошеломить читателя, потому что многие из нас могли бы назвать всего несколько десятков языков, а огромное большинство языков нам неизвестно — они не имеют письменности, и на них говорят немногочисленные народности, живущие далеко от развитого мира. Например, вся Европа к западу от России говорит менее чем на 100 языках, но на африканском континенте и на индийском субконтиненте имеется более чем по 1,000 языков. В африканских государствах Нигерия и Камерун обнаружено 527 и 286 языков соответственно, население маленького тихоокеанского острова Вануату (площадью менее 5,000 квадратных миль) говорит на 110 языках. Самым большим в мире разнообразием языков может гордиться Новая Гвинея: на площади лишь слегка больше Техаса используется около 1,000 языков, принадлежащих к большому числу различных языковых семей.

Из этих 7.000 существующих языков девять является “гигантами”: каждый из них родной для 100 миллионов человек или более, вместе на них говорит более трети населения мира. Несомненно, первое место занимает мандаринский диалект китайского языка, на котором говорят по крайней мере 700 миллионов китайцев; за ним следуют испанский, английский, арабский, хинди, бенгальский, португальский, русский, японский — примерно в такой последовательности. Если мы несколько расширим свое определение “больших” языков, включив в них 70 ведущих, т.е. 1% от всех существующих, то это окажутся родные языки почти 80% населения мира.