Спереди послышались заглушенные праздничные пения движущейся толпы. Меня не должны услышать или увидеть в таком состоянии, ведь это привлечет излишнее внимание, чего мне бы не хотелось. Превратив в маленькие сгустки пара слезы, еще оставшиеся на моих щеках, я поднялась и двинулась дальше, стараясь не показывать проходящим мимо жителям свое раскрасневшееся лицо.
В конце концов, не все потеряно, ведь есть еще один человек, который мог бы остаться в живых. Вероятность не слишком высока, но если хоть чуточку повезет…
Центральная часть изменилась не так сильно, но сооружения тут побольше, а прилегающая территория практически отсутствует. На мое счастье, искомая каменная обитель осталась на своем месте, и даже некоторые преображения не помешали узнать знакомые очертания.
Я медленно подошла и дрожащей рукой отодвинула шкуру.
— Кто-нибудь дома?
Ответа не последовало, внутри абсолютно пусто. Присев на свободную деревянную подставку, я осмотрелась. Внутренний интерьер никак не напоминал о прошлой версии этих хором: различные инструменты висели на стене, шкуры стопкой сложены в углу, различные костяные трофеи гордой линейкой выстроились вдоль одной из стен. Особенно внимание привлекла огромная кость, занимавшая почетное место на пьедестале. У меня даже не получится однозначно сказать, кому она принадлежала.
Я просидела в таком состоянии допоздна, пока небольшая, но шумная семейка не вернулась под родную крышу. Женщина, зашедшая внутрь вместе с сыном, вскрикнула от удивления, заметив меня. Подоспевший мужчина сразу же взялся за кремниевый топорик, висевший на стене. Направив орудие в мою сторону, он спросил, кто я такая и что забыла в его родном доме. Я же присматривалась в ответ, но понимала, что этот человек не Ремо, ведь ему, будь он живым, должно быть около семидесяти лет.
Больше всего мне хотелось подняться, и молча уйти, игнорируя присутствующих, но в этот же момент шкурка на входе подвинулась в сторону, и внутрь вошел молодой парень, ведущий под руку седовласого и морщинистого старика. Я смотрела на него, разинув рот от удивления, ведь даже несмотря на колоссальные изменения, в нем узнавался тот самый парнишка, который часто бегал за моей подругой, с непоколебимым стремлением заполучить ее внимание.
— Деймис, папа, осторожнее, я не знаю кто это, но она ворвалась в наш дом и…
Дальнейшие слова вооруженного мужчины по отношению в зашедшим утонули, так и не дойдя до моего сознания. Старик смотрел на меня, а его глаза расширились от удивления. Спустя несколько мгновений, он шагнул вперед, выдернув руку из хватки парня, вероятно, его внука, и сразу же притронулся ко мне.
— Рэвери? Ты ли это?
Я выронила мешок, который держала в руках, и обняла старого друга. Он ответил тем же, опираясь на меня и заливаясь смехом.
— Я уж и не верил, что вновь увижу тебя, дорогая моя. Сколько уж лет прошло?
Семейство удивленно расступилось, а угрожавший мне ранее человек опустил инструмент.
— Постойте, вы сказали, Рэвери? Та самая Рэвери? — разинув рот спросил он, хотя уже знал ответ.
Самый маленький мальчик смотрел на меня с таким восторженным взглядом, что мне даже стало неловко. Когда наши объятия закончились, Ремо учтиво пригласил меня пройти к печи и кухне в другой части дома. Я последовала за ним, с трудом перебирая ногами.
— Поверить не могу, столько времени, а ты точно такая же, как в моих старых воспоминаниях… — Ремо внимательно осматривал меня, когда мы уселись на деревянные скамейки.
— Ремо… прости меня… мне ужасно жаль…
— Все хорошо, подруга, все хорошо, я на тебя не в обиде, — утешительно сказал он, поглаживая меня по спине.
Слезы вновь заструились по моему лицу. На заднем фоне я услышала, как остальная часть семейства переговаривается друг с другом. Старик смотрел на меня в некоей задумчивости, и мне было известно, почему. Он хочет знать, что произошло, где его подруга детства и что с ней случилось, но не так просто задать этот вопрос, а потому, я обязана взять эту ношу на себя.
— Я должна тебе рассказать, Ремо… должна, но это так сложно…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Успокойся, Рэвери, я ведь уже старый совсем, а потому что бы ни случилось, не стану тебя осуждать. Но позволь дедушке на закате своих лет узнать, что же все-таки… кхм… с ней приключилось, то.
Вытерев мокрое лицо куском шкуры, я некоторое время собиралась с мыслями и смотрела в стол. Мой друг призвал все семейство к молчанию, предоставив мне немного времени. Наконец, глубоко вздохнув, я поведала ему свою историю, начиная со своего глупого и необдуманного решения взять подругу с собой. Когда дело дошло до воспоминания о разрушении Бринбурга, я сильно замедлилась, так и не дойдя до момента страшной истины. Впрочем, слушатель сам догадался. Почти.
— Значит, она погибла в этом хаосе… вскоре после того как ушла?
— Нет, Ремо… это я ее убила, — тяжело дыша ответила я. — По моей вине погибла твоя близкая подруга, так и не вернувшись домой, к тебе и своей семье. И каждый последующий день меня поглощало это ужасающее чувство вины.
Некоторое время все молчали, а Ремо продолжал смотреть на меня в глубоких раздумьях.
— Но простите, это же абсурд, — пролепетала женщина. — Не умеют люди так делать, подобная сила может быть подвластна лишь великим духам…
В ответ на это я лишь слегка повела рукой в сторону большой каменной емкости с горячей водой у печи, и она мигом замерзла, превратившись в твердый и однородный кусок льда. Мальчик тут же восхищенно принялся трогать его руками, в то время как взрослые смотрели на это со смесью ужаса и удивления. Все это при том, что для меня такая манипуляция уже почти не требовала сосредоточенности, так как все спокойно выполнялось на заученных наизусть движениях и манипуляциях с потоками.
— Рэвери, послушай, что я скажу тебе, — Ремо подвинулся поближе и обнял меня за плечи. — Не стоит продолжать винить себя. Мия была очень умной и талантливой девочкой, да и, к тому же, достаточно взрослой чтобы самостоятельно принимать решения.
— Да, но я ведь…
Он шикнул и поднял вверх указательный палец.
— Ты сделала это не специально, слышишь меня? Вы же с ней были друзьями, не разлей вода, а! Не оскорбляй ее память своими страданиями.
Мне вспомнились последние мгновения, когда я видела ее живой. Она пыталась спасти меня, несмотря на наши натянутые в тот момент отношения. Ей хватило смелости рискнуть ради своей подруги, вмешаться туда, куда не следовало. Но все же…
— Спасибо Ремо, ты прав, но… мне необходимо извиниться перед ней, — прошептала я.
— Как же ты извинишься-то, — усмехнулся он. — Твое время еще не пришло.
— Верно, но есть и другой способ, и именно ради него я пришла сюда.
Поднявшись, я посмотрела на своего друга и его семью. Тот факт, что он смог прожить долгую жизнь в кругу любящей семьи, несказанно радовал меня… но мысли о том, что сейчас здесь могла сидеть Мия в лице веселой и смеющейся бабушки печалила сильнее.
— Теть, а покажите еще что-нибудь, пожа-алуйста! — попросил мальчик, потягивая меня за шкуры.
Я направила руку в сторону медленно оттаивающего куба и обратила его верхнюю часть в пар, который в тот же момент заполонил домик наполовину, под радостный гомон ребенка. Все это вызвало у меня легкую улыбку, и даже остальная часть семьи, казалось, смотрела на это с интересом.
— Вы прямо как великий дух, тетенька, — восторженно восклицал мальчуган.
Я запустила руку в мешок, и достала оттуда статуэтку, изображающую меня — один из подарков Ромалин. Здесь наверняка нет похожих игрушек, и мне такая поделка лишь в горесть, так как напоминает об очередном грустном эпизоде моей жизни. Принимая это во внимание, и в последний раз взглянув в собственное деревянное лицо, практически без каких либо черт, я протянула подарок ребенку. Он сначала удивился, но потом медленно протянул руки к чудесному рукотворному изделию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Возьми, на память обо мне. И пусть это будет незначительным искуплением за огромную вину перед твоим дедушкой.