Читать интересную книгу Смех Циклопа - Бернар Вербер

Лукреция подходит к крошечной могиле Левиафана и кладет на нее маргаритку.

– Дорогая Лукреция, я задам вам вопрос, который мы с самого начала забыли себе задать. Почему грустный клоун грустен?

Исидор останавливается перед склепом, на котором написаны имена двадцати членов одной семьи.

– Я не понимаю вас.

– Когда мы поймем мотивы его поступков, мы поймем, как устроить ему ловушку. Мышеловку, заряженную сыром.

– То есть мы уже не спрашиваем «почему мы смеемся?». Нас теперь интересует «почему мы грустим?», так?

Невдалеке какая-то женщина утирает слезы, стоя рядом с могилой.

– Поняв, отчего мы смеемся, мы поймем, отчего плачем.

Они идут по аллее мимо надгробных памятников.

– Я здесь родилась, – говорит Лукреция. – Вот почему мне грустно. Вот почему у меня особое отношение к смерти. Вот почему я всегда хотела, чтобы живые приняли меня в свой круг. Вот почему я люблю возвращаться сюда, на место, где я совершила свое первое преступление: родилась. На место, где меня впервые наказали: бросили.

Исидор понимающе кивает.

– А что заставляет грустить вас, Исидор?

– Система с большой буквы. Я – анархист. Я не выношу иерархии, даже в среде анархистов. Ни Бога, ни хозяина! Ни профсоюзов, ни партий, ни группировок! Я всегда боролся с маленькими начальниками и никогда не принимал отношений «палач – жертва». А ведь всегда и везде возникают царьки и придворные, которые им поклоняются.

– Короче говоря, вы отказываетесь играть в социальные игры…

– Да. Я отрицаю их, и они, естественно, отрицают меня.

Он не только мизантроп. Он еще и параноик.

— Рабы и тираны объединились, чтобы высказать мне свое недовольство. Другими словами, сам ход развития человеческого общества – постоянный источник чувства разочарования. Я ежедневно занимаюсь мазохизмом, слушая новости по телевизору. И не могу от этого отказаться.

– И это вы называете «апофеозом затворничества»?

– Я чувствую себя одиноким борцом с системой, порочности которой никто не замечает. Во мне кипит ярость, которую ничто не может погасить.

Кажется, я нашла ключ к пониманию этого человека. Он еще сложнее, чем я думала. В любом случае, он таков потому, что его терзает какая-то давняя, глубокая боль.

Он бесил многих еще до меня.

И только и делал, что наживал себе врагов.

Потому, что он не такой, как все. И он не делает никаких усилий, чтобы произвести на кого-нибудь хорошее впечатление или включиться в жизнь общества.

Как-то он сказал мне: «Я не знаю, как стать счастливым, зато знаю, как стать несчастным – для этого нужно стараться всем угодить».

Уж он-то точно не старается.

Исидору и Лукреции нравится это место вдали от мирской суеты.

– Исидор, мы все прячем в сердце страдания, перенесенные в детстве. Почему?

– Потому что дети всегда страдают. Это закон нашего общества. Уверения о защите вдов и сирот лживы. Во всем мире вдовы прозябают в нищете, а сироты попадают в лапы сутенеров.

Лукреция горько усмехается.

– При этом на нашу долю выпали лишь небольшие неприятности. А другим приходится пережить и насилие, и жестокое обращение, и недоедание, они попадают в секты фанатиков, женятся и выходят замуж не по своей воле… Их действительно уничтожают с самого начала, и часто это делают их собственные родители. И они никогда уже не смогут начать новую жизнь.

– Человек все-таки какое-то бесовское отродье…

– Молодой биологический вид, бесконечно воспроизводящий систему насилия, унаследованную от поколений предков. И так может продолжаться вечно. Насилие – единственная известная нам форма устройства общества. Остальные свойства нашего сердца нам чужды. Какие видеоигры наиболее популярны? Те, где можно убивать и мучить других. Битва, война будит в нас нечто издревле знакомое. Братство – это новое понятие, не находящее никакого отклика в наших клетках. Все наше естество ему противится. Этому надо учиться.

Лукреция останавливается у памятника. С фотографии на нее смотрит человек, страшно довольный собой, своей шляпой и сигаретой.

Он, видимо, прав. Нам знакомо только насилие. На смирение и любовь способны люди творческие, обладающие воображением. Почему нас не воспитывают в духе этих ценностей?

— Однажды в школе меня избили старшеклассники. Когда я рассказал об этом учителю, тот заметил: «А что тебя удивляет? Ты до сих пор не понял, что жизнь – это джунгли? Тебе никто не собирается помогать. Сильные и агрессивные уничтожают слабых и беспомощных. Можешь пожаловаться Дарвину. И сказать спасибо тем, кто тебя побил, потому что они подготовили тебя к взрослой жизни».

Лукреция пинает камешек. Тот отлетает прочь.

– Мы воспитаны в духе соревнования. Мы знаем, что для выживания нужно уничтожить остальных.

– Я тоже так думаю. Едва выйдя из чрева матери, мы начинаем испытывать стресс. И, что бы там ни говорили, подавляющее большинство родителей не умеет любить детей. Их этому не научили.

Потому что их самих не любили.

— А как научиться испытывать чувство, которое тебе совершенно не знакомо?

Они подходят к могиле Дария.

– А он?

– И с ним та же история. Нелюбимый ребенок, который никого не любил. Он нашел свой способ выжить: заставил остальных смеяться.

– Выжить? – спрашивает Лукреция.

– Да, биологические виды мутируют, чтобы адаптироваться к окружающей среде или защититься от хищников. Его мутация заключалась в развитии данного ему таланта. Он вложил в это все силы. А поскольку одной из проблем развития нашего общества является психологическая защита, то его немедленно признали героем.

– Но ведь внутри он ощущал полнейший дискомфорт. Он просто нашел быстрый способ адаптации, – говорит Лукреция.

– В нем всегда жил плачущий ребенок. Он ощущал постоянную неуверенность в себе. Смех – это способ компенсировать недостаток любви.

Исидор и Лукреция перечитывают надпись на могильном камне:

«Лучше бы тут лежали вы».

Лукреция поправляет один из множества букетов, возложенных на могилу комика. Тут же лежат подарки поклонников: игрушки, записки, майки, рисунки.

– Приходится признать, что у него были некоторые достоинства, – говорит Исидор. – Чтобы достичь того, чего он достиг, нужно обладать смелостью и упорством.

– Мне кажется, под конец он уже всем пресытился: деньгами, властью, женщинами, наркотиками, лестью толпы, поддержкой политиков. Он мог позволить себе даже роскошь безнаказанно убивать.

– Он хотел завладеть «Шуткой, Которая Убивает» именно потому, что это чрезвычайно трудно. Вот почему он потратил на это столько сил.

Они идут дальше по аллеям кладбища.

– Видимо, Дарий причинил зло грустному клоуну, и тот отомстил.

– Но вот вопрос – что именно сделал Дарий грустному клоуну? Кто скрывается под этой маской?

– Он многим причинил зло. Список большой.

– Мы знаем, что Себастьяна Доллена он обворовал, выставил на посмешище и разорил. Стефана Крауца лишил законных прав. Убил многих членов Великой Ложи Смеха и их Великого Мастера. Он убил возлюбленного Беатрис, унижал брата Павла, держал в тени брата Тадеуша. Кто еще мог затаить на него зло?

– Комики, которых он ограбил, родственники юмористов, погибших на турнирах «ПЗС»…

– Мафиози, потерявшие деньги на пари, политики, которым он давал пустые обещания.

– Феликс Шаттам. Дарий спал с его возлюбленной Мари-Анж. Феликс хотел стать лучшим и возглавить холдинг.

– Феликс не может быть грустным клоуном.

Они останавливаются у могилы другого знаменитого юмориста, умершего на несколько лет раньше Дария.

– Знаете, Лукреция, а я вам солгал.

– Как именно?

В чем он хочет признаться? Он женат?

— Я вам сказал, что знаю мир комиков, и что он ужасен. Я просто хотел заинтересовать вас. На самом деле я знал разных юмористов – и нервных, и вспыльчивых, и агрессивных, и страдающих манией величия. Однако таких ничтожное меньшинство. А большинство из них – прекрасные люди.

Вот это новости!

— Я знал комиков, излучающих радость перед публикой и скрывающих грусть в своей душе. Я знал комиков, искрящихся весельем и на сцене, и в жизни. Последних гораздо больше.

Чем дальше, тем удивительнее!

— Сами по себе они чудесные люди, прогнила система, смешавшая в кучу профессию юмориста, деньги, славу и средства массовой информации. Каждый молодой комик, начинающий карьеру, просто получает удовольствие оттого, что смешит людей.

Как все, кто умер на моих глазах на турнире «ПЗС».

Ветер треплет листву на деревьях. Небо покрывается тяжелыми тучами.

– Грустный клоун давно уже не смеется… – шепчет Исидор, закрыв глаза. – Из-за Дария. Он убил его, чтобы суметь засмеяться.