– Они говорят, – перевел Дональд, – что, если вы переоденетесь во что-нибудь, что больше подходит респектабельной женщине, они вас пропустят. Вы можете взять костюм из дорожной сумки и пойти в дамскую комнату вон там. – Он показал в конец зала. – Но они советуют как можно скорее приобрести ятакангскую одежду, иначе это может повлечь за собой более неприятные последствия.
– Могу себе представить, – подмигнула девушка. – Большое спасибо. А теперь надо посмотреть, не найдется ли чего-нибудь такое, что бы их не оскорбляло.
Она порылась в сумках. Дональд, видя, что у японского коммивояжера все еще проблемы, стоял и смотрел. Наконец она извлекла длинное зеленое с золотом сари и, расправив, показала ему.
– На самом деле это для приемов, но это все, что я с собой привезла. Подойдет?
Дональд получил подтверждение чиновников, что это приемлемо, и, снова поблагодарив его, девушка скрылась в дамской комнате.
А коммивояжер все еще спорил. Помедлив с минуту, Дональд спросил у чиновников, которые облокотились на стойку, переводя дух, нельзя ли ради исключения перенести его сумки с соседнего пропускного пункта?..
Они уступили нелюбезно. Их угрюмость Дональда озадачила. Он даже спросил себя, не подозревают ли они, будто он ввел их в заблуждение относительно профессии девушки, или, скажем, просто ждут взятки. Но он не решался предложить что-либо: режим Солукарты мог похвастаться одним достижением, а именно искоренением взяточничества среди государственных служащих. Лишь когда его сумки наконец принесли – к немалой досаде китайского семейства, – он вдруг догадался об истинной причине.
«Я ведь круглоглазый. Если бы я не говорил чуть-чуть на их языке, они бы преспокойно оставили меня ждать до Судного дня».
Он всмотрелся в лицо иммиграционного чиновника, пока тот пролистывал зеленый американский паспорт, и по опустившимся уголкам губ понял, что его догадка верна. Дональд с трудом сглотнул. Ощущение было для него новым, и потребуется некоторое усилие, чтобы к нему привыкнуть.
– Приступим! – сказал чиновник. – Вы, я вижу, репортер. Что привело вас на Ятаканг?
«Надо вести себя очень вежливо».
– Ваша программа генетической оптимизации, – ответил Дональд, – вызвала у нас огромный интерес.
– Это верно, – ухмыльнулся таможенник, отрываясь от досмотра имущества Дональда. – С тех пор, как о ней объявили, к нам сюда репортеры со всего мира приезжают.
– Кроме Америки, – возразил иммиграционный чиновник. – Если уж на то пошло, я слышал, что американцы и прочие, – он употребил слово для обозначения европейцев, которое приблизительно соответствовало афрамовскому выражению «бледнозадый», – отрицают правдивость этого заявления. – Он бросил на Дональда хмурый взгляд. – Вы сказали, она вызвала огромный интерес?
– Именно из-за нее меня сюда и послали.
– И, чтобы добраться сюда, вам потребовалась неделя? – скривил губы иммиграционный чиновник. Он снова очень внимательно прочел каждую страницу паспорта.
Тем временем его коллега перерыл содержимое сумок Дональда, не столько их обыскивая, сколько комкая вещи. Страдая от уязвленной гордости, Дональд стоял молча и ждал, когда досмотр им наскучит.
Наконец иммиграционный чиновник закрыл паспорт, шлепнув им по столу, и протянул другую руку. Он сказал что-то, чего Дональд не понял, и ему пришлось просить повторить.
– Покажите мне ваше доказательство безотцовства!
– У меня нет детей, – рискнул Дональд.
Подняв бровь, иммиграционный чиновник глянул на своего коллегу.
– Слушайте! – сказал он, словно обращаясь к идиоту. – Пока вы в Ятаканге, вам нельзя делать детей. Это помешает программе оптимизации. Покажите мне документ, который подтверждает, – на сей раз он употребил более простой оборот, чем вербальная скоропись первого требования, – что вы не в состоянии делать детей.
«Им нужно свидетельство о стерилизации. Вот что пропустил паршивец Делаганти! »
– Я не стерилен, – сказал он, прибегнув к выражению, обозначающему импотенцию и мужскую несостоятельность того, к кому применено, и пытаясь выглядеть оскорбленным.
Иммиграционный чиновник нажал на кнопку под стойкой и повернулся вместе с вращающимся креслом. В дальней стене открылась дверь, за которой возник мужчина в медицинском комбинезоне с аптечкой в руке, штемпельной коробочкой и толстым справочником. Увидев Дональда, он остановился как вкопанный.
– Вот этот? – переспросил он.
Получив в ответ утвердительный жест, он ушел за дверь, где, наверное, заменил свою аптечку на другую, похожую. Вернувшись, он поглядел на Дональда изучающе.
– Вы говорите по-английски? – вопросил он.
– И по-ятакангски тоже! – отрезал Дональд.
– Вы понимаете, что необходимо сделать?
– Нет.
По закону, все иностранцы, въезжающие нашу страну, должны быть стерильны. Мы не хотим, чтобы вы загрязняли наш генофонд. У вас нет свидетельства о стерильности?
– Нет.
«Что они собираются делать? Отослать меня назад?
Мужчина в комбинезоне полистал свой справочник и нашел таблицу дозировок. Проведя пальцем по столбцу до нужной графы, он со щелчком открыл аптечку.
– Это полагается жевать, потом проглотить, – сказал он, протягивая белую пилюлю.
– Что это?
– Это на сорок восемь часов стерилизует мужчину вашей расы и телосложения. В противном случае вам предоставят на выбор три варианта: вы дадите согласие на немедленную вазектомию, вы согласитесь подвергнуться радиационному облучению, достаточному, чтобы лишить дееспособности ваши половые железы, или вы можете ближайшим же рейсом покинуть страну. Это вам понятно?
Дональд медленно протянул руку за пилюлей, жалея, что не может вместо этого сломать шею наглому желтопузому.
– Дайте мне ваш паспорт, – продолжал мужчина в комбинезоне, переходя на ятакангский. Из штемпельной коробочки он извлек самоклеющийся ярлык, который налепил на переднюю обложку паспорта. – Вы это сможете прочесть, да? – сказал он, снова вернувшись на английский и показывая наклейку Дональду.
Там говорилось, что, если владелец паспорта в течение ближайших двадцати четырех часов не явится в больницу на обратимую операцию по стерилизации, его заключат в тюрьму сроком на один год и депортируют с конфискацией всего имущества.
Пилюля на вкус была сплошь пыль и пепел, но ему пришлось ее проглотить, а вместе с ней и почти неконтролируемую ярость при виде ликования, с которым узкоглазые недоноски наблюдали за унижением белого человека.
ПРОСЛЕЖИВАЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ (18)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});