тебе о разломе.
* * *
Мы входим в пещеру, и нас окутывает непроглядной полночью тусклый синий свет. Я откидываю голову и осматриваю затененные впадинки и изгибы на своде. Сталактиты простирают свои пальцы, замерев в хватке, а небольшие матовые жучки собираются на светящихся прожилках, отчего тела их тоже начинают светиться.
Может, я и недолго пробыла в Дролларде, но буду скучать по этим пещерам. Буду скучать по тому, как они укрывали меня от мира последние несколько недель. Я пряталась в их пустотах, как бабочка в коконе, окутанная защитной оболочкой. Но теперь готова оставить укрытие и противостоять внешнему миру.
Я пока не стала крылатой бабочкой, но уже чувствую, словно родилась заново. Моя метаморфоза готовилась двадцать лет, но я готова превратиться в ту, кем и должна быть.
Моя прежняя жизнь должна закончиться, должна быть отрезана, сожжена дотла, превратиться в золотой пепел. И я могу либо оставаться в этом пепле, либо могу пустить в него корни и прорасти заново.
Я могу расцвести.
Но эти укрывающие пещеры… по ним я буду скучать.
– Здесь так умиротворенно, – шепчу я.
Слейд кивает, но я вижу, что он не испытывает к этой тишине такого же почтения.
– Тебе здесь не нравится, да?
Он еле слышно хмыкает.
– Я виноват в том, что выдернул из Эннвина остальных вместе с собой. Резко призванный разлом некоторых убил, а кого-то тяжело ранил, в том числе и мою мать. Мы на несколько недель застряли в этих пещерах. У нас ничего не было. Ни еды, ни дома, только одежда. Один из ореанцев пытался прыгнуть в разлом, но это их чуть не убило морально.
Я пытаюсь представить, как он сражается за свою жизнь – за жизнь матери и брата, – а потом его внезапно выдергивают через разлом и запихивают сюда, в богами забытое место.
– Когда ты упал здесь, то знал, что находишься в Орее?
– Не сразу. Но довольно быстро понял, что мы больше не в Эннвине. Я это чувствовал.
В мысли просачивается старое воспоминание, как легчайшая первая капля перед дождем.
– Да. Я помню, какой странной казалась Орея в сравнении с Эннвином. Я не очень хорошо помню Эннвин, но помню, что мне здесь чего-то… не хватало.
Слейд кивает, он точно понимает, что я имею в виду.
В поле зрения появляется дом Элоры, крыша которого почти блестит.
– Как вы выжили? – спрашиваю я. – Это точно не лучшее место.
– Было неплохо, что никто здесь не заметил наше появление, не увидел разлом. А еще это означало, что мы застряли в замерзшей пустоши и нам некуда было идти. И в этом виноват был я.
– Ты же не знал, что так случится. Твой отец тоже отчасти виноват в разрыве. Да и кто знает, что бы он со всеми вами сделал, если бы ты их не забрал.
– Не все прошли через разлом, но те, кто прошел… воспоминания о тех днях еще преследуют меня в кошмарах.
Сердце ноет, когда я слышу его голос, полный боли – словно на открытую рану насыпали песок.
– Когда мы свалились сюда, болели все ореанцы. Все слегли, и всех тошнило. Моей задачей было обо всех позаботиться, убедиться, что больше никто не умрет, а еще отправиться на поиски еды.
Сердце у меня до боли сжимается.
– Мы оставались в этой пещере, рядом с разрывом, но адаптация проходила мучительно. Их тела уже отвыкли от Ореи и потеряли фейскую связь с Эннвином. Какое-то время я сомневался, что они выживут.
– Великие боги, – говорю я, тяжело сглотнув. – Как ты поступил?
– К счастью, большинство выздоровели, а потом, там, где сейчас находится Нарост, я нашел гнездо тимбервингов. Стая была совершенно дикой, и дважды я чуть не потерял руку, но в итоге всех приручил. Думаю, это могли быть последние дикие тимбервинги в Орее.
Я с удивлением приподнимаю брови.
– Арго?
Слейд качает головой.
– Мать Арго. Без нее я не смог бы охотиться на крупную дичь, которая нас прокармливала. Не смог бы добраться до побережья, где я украл припасы. Первые пару месяцев мы жили впроголодь, но постепенно здесь освоились. Некоторые жители деревни тоже владели магией, и это помогло. Один мог формировать камень, и он помогал строить дома и скрывать существование Дролларда.
– Поверить не могу, что тебе все это удалось, – с восхищением говорю я. – Тем более в совершенно новом мире, в котором ты никогда раньше не был, тогда как тебя, по сути, разрывало надвое.
– Вначале я допустил много ошибок. Жаль, что не разобрался во всем раньше. Возможно, мы бы не потеряли некоторых. Но путешествие через разлом прошло для них утомительно, а условия здесь были ужасными. Многие из них винили меня.
– Тебе было пятнадцать! – напоминаю я.
– И я был фейри, – возражает он. – С матерью, которая больше не могла говорить или общаться, и десятилетним братом, напуганным до смерти. Ореанцы не сразу возненавидели меня, но это случилось. Со временем. Особенно когда поняли, что я могу уйти, а они нет.
Я делаю паузу.
– То есть?
Он останавливается и поворачивается ко мне.
– Лу рассказала, что в павильоне ты почувствовала, что с ними что-то… не так.
– Да…
– Ты уловила, что их жизненная сила связана с Энн- вином.
Я округляю глаза.
– Что?
– Все, кто сейчас живет в Дролларде, сотни лет назад были вывезены из Ореи моим отцом, когда еще стоял мост Лемурии. Живущие в Эннвине фейри благословили их долгой жизнью. Но когда мы оказались здесь… Разлом – их последняя связь с Эннвином. Если они слишком далеко от него отойдут, то тут же погибнут.
Я закрываю рот ладошкой.
– Значит, никто и никогда не сможет отсюда уйти.
– Только Райатт, я и немногие дети, что здесь родились.
– Твиг.
Он кивает.
– Твиг. Мы волнуемся, что если оставить ребенка здесь слишком надолго, то он тоже станет зависимым от разлома, потому, когда они подрастают, я забираю их с собой в Четвертое королевство.
– А Райатт? – спрашиваю я. – По рождению он не фейри, как ты, тогда почему он может покинуть Дроллард?
– Единственная теория, которая пришла мне в голову, заключается в том, что у нашей матери очень сильное родословное древо фейри – намного сильнее, чем у ореанцев, – а это логично, учитывая, какой могущественной силой она обладала. Наверное, поэтому его жизненная сила тоже не зависит от разлома.
Я провожу рукой по волосам, блуждая взглядом по расщелинам, хотя на самом деле их не вижу.
– Я знаю, что это трудно осмыслить.
Вздохнув, я киваю.
– Да,