Читать интересную книгу Крысиный Вор - Антон Орлов

Это у них была такая игра: будто бы Лис не демон, а тоже человек, будто бы они только что познакомились и напропалую флиртуют. У него бывали разные роли: то опытный светский волокита, то молодой провинциал, явившийся покорять Аленду, то иностранец-путешественник, очарованный ларвезийской танцовщицей, которая хоть и не первой молодости, но все еще хороша собой. Нинодия тоже играла: словно с ней все в порядке, и ноги в порядке, вот посидит она за столиком с четверть часа, а потом всем тут покажет, как надо танцевать!

Другое дело, что эти «четверть часа» – длиной в целую вечность… Ладно, нечего кукситься, Лису хуже: он пленник Хиалы, и то не унывает – оттягивается вовсю, пока ему не пробьет час возвращаться обратно в обитель демонов.

Время от времени она сбегала к нему из-под охраны. Да ее и не охраняли – кому она нужна? Шеро по старой дружбе поселил ее в резиденции Ложи за высокой белой стеной, и на том спасибо.

Когда ее тянуло в город, она отправлялась гулять в компании Лиса. Тот подарил ей браслет, сплетенный из серебристого лисьего волоса, благодаря этому они могли посылать друг другу весточки.

О демонском подарке Нинодия ни словечком не обмолвилась и никому волосяной браслет не показывала – носила его под обыкновенным, серебряным с яшмой.

Демоны ей не страшны, иначе Хантре Кайдо сказал бы, что надо их остерегаться. Для нее есть опасность замерзнуть, она помнила об этом и перед каждым выходом на улицу одевалась тепло: раз ее спасет теплая одежда – уж лучше выглядеть, как меховой-шерстяной кочан капусты, чем пропасть ни за что ни про что.

Лиса не было с полторы восьмицы, но сегодня он объявился и позвал ее на прогулку.

– А в следующий раз я буду юной барышней, – шепнул он перед тем, как подсадить ее в наемный экипаж (Нинодия знала, что он обернется лисицей и проводит коляску до самой резиденции). – Буду твоей кузиной из провинции, и ты будешь показывать мне Аленду…

– Идет, – подхватила Нинодия. – Ты будешь проситься в злачные места, но я буду строгая и скажу, что тебе туда нельзя…

– А я буду тебя уговаривать – мол, только одним глазком посмотреть, потому что я читала об этом в безнравственных книжках, которые брала тайком из папиного шкафа, и ты в конце концов уступишь…

– Уступлю, но не сразу…

Их засыпало хлопьями снега, как и всю улицу с желтыми фонарями, все тумбы и кареты, всех прохожих – поди разбери, кто здесь человек, а кто демон с лисьим хвостом.

– Увы, если б я мог остаться здесь по-настоящему… – Он усмехнулся весело, но с грустинкой на дне серебристых глаз.

– Эх, Лис, если б я только могла сделать так, чтобы ты остался здесь по-настоящему, – вздохнула в ответ Нинодия.

Вабито нарушил зарок не садиться за доску сандалу с Чавдо Мулмонгом и опять продулся.

Куду и Монфу проявляли похвальную стойкость. На постоялом дворе, где задержались на несколько дней, чтобы передохнуть, помыться и узнать последние новости, они по вечерам устраивались подальше от двух заядлых игроков. Нынче им и собеседник попался в самый раз, чтобы попрактиковаться в ларвезийском: охотник из Аленды, приехавший в эти края за редкими ящерицами для королевского зверинца.

За кружкой вина он посвятил случайных знакомых в тонкости ловли малого хоботника, степной лисицы и куропатки-пересмешницы, добавив, что с животными надобно обходиться без жестокости: коли нужна шкура или мясо – убивай чисто, а если ловишь живьем, делай это так, чтобы зверя не изувечить.

Когда в харчевне появился парень, не умевший объясниться по-местному, Таркелдон пришел ему на помощь. Это был юнец с повязкой на лице, за плечами у него висел большой мешок. Одет как суриец, но говорил по-ларвезийски, и Таркелдон взялся перевести хозяину, чего он хочет. От него тянуло магией, приглушенной и непонятной: то ли сам из волшебников, то ли таскает с собой амулеты. Скорее, второе. А хотел он всего-навсего поужинать.

Свою ношу он осторожно опустил на пол возле скамьи. Мешок пошевелился, издав негромкий стон.

– Что у вас там? – насторожился зверолов.

– Барсук, – отозвался парень. – Недобиток. Я его на охоте добыл, продам на шкуру или в зверинец. Раненый, потому и стонет. Надо его мясом покормить, чтобы не отдал концы по дороге.

С путешественника мигом слетела вся доброжелательность.

– Раненый? И ты вот так в мешке его таскаешь? А ну, покажи!

Отпихнув парня, он приоткрыл развязанную горловину. Из мешка недружелюбно зыркнула пара горящих глаз, внутри сдавленно заворчали.

– Это мой барсук. – Парень вцепился в мешок и потянул к себе. – Я его здесь покормлю и дальше пойду…

– Охотничек! – процедил Таркелдон. – Незачем мучить раненое животное, добить его надо!

– Тогда за него меньше заплатят, – угрюмо возразил владелец мешка.

Под тяжелым взглядом зверолова он сунул недобитку шмат вареного мяса и сразу выдернул руку. Изнутри донеслось чавканье, перемежаемое стонами.

Расплатившись с хозяином, парень завязал мешок и убрался вон из харчевни. Сам он почти ничего не съел, только с жадностью выпил кружку холодного чая.

– Видели поганца? – сердито спросил Таркелдон. – Заплатят ему, дескать, меньше… Пожалуй, догоню его и добью несчастное животное, а станет возражать – уши молокососу надеру. Охотничек…

Отсутствовал он долго, вернулся раздосадованный.

– Догнали? – справился Куду.

– Сбежал поганец. Амулеты у него, что ли, какие-то отводящие… Попадется мне в следующий раз, уж я с ним потолкую!

Тем временем парень с мешком за спиной шагал по ночной дороге.

Тонкий серпик месяца как будто сделан из золоченой проволоки, манящие травяные запахи, оглушительный стрекот цикад. Он дома. В Сонхи он везде дома. Звездного света ему достаточно, чтобы не сбиться с пути.

– Барсук, ты там живой?

– Покуда живой! – донесся из мешка сварливый голос. – Добить, мол, его надобно, добренькие все какие… И ты меня чуть на растерзание не отдал, хотя ты мне жизнью обязан! Я тебя спас ценой собственной крови, хоть ты и подлый ворюга, прикарманивший мою крыску, и теперь ты до самой смерти мой должник! А ты от меня чуть не отделался…

– Я тебя оттуда унес, – напомнил Хантре.

– А раньше-то, раньше – ты же меня и притащил туда, подвергая риску!

– Потому что ты жрать просил.

– Так мог бы курицу спереть из курятника, долгое ли дело, ты же маг!

– Воровать кур нехорошо.

– И это говоришь мне ты – Крысиный Вор? Кур нельзя, а крыску можно?!

– Надоел уже со своей крыской.

– А уж ты-то мне, рыжий, как надоел! Если б не наш с тобой господин, я бы близко к тебе не подошел, разве только для того, чтобы тебе, подлюге, в чашку лишний раз наплевать, а спасать тебя и подавно не стал бы!

– Тейзург мне не господин, всего лишь наниматель.

– Господин, господин, что бы ты ни говорил, а он твой господин! – Шнырь начал взахлеб дразниться, словно только и ждал повода, но потом его злорадные вопли сменились жалобным стоном. – Ох, как больно-то… Ну, сделай что-нибудь, чтоб у меня не болело!

– Потерпи. Я не умею лечить гнупи. Немного осталось, скоро дойдем до реки, в деревне я возьму лодку, и к утру будем в замке.

– Если я доживу до утра… – с мукой в голосе прохныкал Шнырь.

После боя Хантре на месте перевязал ему раны, располосовав на бинты скатерть, в которую маленький шпион закутался перед своим героическим появлением. Две раны пустячные, а третья оказалась серьезная, но гнупи – живучий народец.

У Хантре не было достаточного запаса сил для путешествия через Хиалу, и он купил на сулетском рынке лошадь. Хорошо, что Эдмар настоял на том, чтобы он брал уроки в манеже: судя по всему, раньше, до Сонхи, ему не приходилось ездить верхом. Ближе к вечеру лошадь захромала, Хантре оставил ее в попавшейся по дороге деревушке и дальше пошел пешком. До деревни с постоялым двором он добрался в сумерках. Таркелдон сказал, что до реки отсюда рукой подать: не больше часа быстрым шагом.

– Если я не помру из-за тебя, Крысиный Ворюга, у меня теперь будет целых два прозвища, – жалобно и в то же время мечтательно пробормотал раненый. – Прежде я был просто Шнырь, а теперь буду Шнырь Барсук или Шнырь Недобиток – во, какие важнецкие имена! Перво-наперво расскажу обо всем тетушке Старый Башмак, и она подтвердит перед остальными, что я теперь Шнырь Барсук и Шнырь Недобиток – я заслужил сразу два крутых прозвища, понял? Тебе, рыжий, этого не понять… Только я, наверное, по дороге помру, невтерпеж больно, а ты, бестолочь рыжая, не умеешь снимать боль у гнупи, потому что ты совсем неуч, а наш господин умеет, потому что он поумнее тебя! И я как есть от невыносимых страданий скончаюсь, ты одни лишь косточки мои хладные в мешке донесешь… Только оплакать останется сиротинушку…