а именно растущее осознание мирянами своего законного места в обществе, что во многом было обусловлено развитием и расширением возможностей образования и ускоренным ростом (конечно, в Англии) просторечного языка как средства передачи идей. В религиозных вопросах это можно увидеть на примере того, как в 1354 году Генри Гросмонт, первый герцог Ланкастерский, написал благочестивую работу под названием Le Livre des Seyntz Medicines (Книга Священных Лекарств) (в которой он описывал себя как "бедного несчастного грешника")[929], а примерно сорок пять лет спустя сэр Джон Кланвоу, рыцарь из валлийской марки, смог написать другую благочестивую работу под названием The Two Ways (Два пути), в которой он показал, как должна поступать душа, выбравшая "путь" Бога[930]. Оба эти произведения являются примерами мирского благочестия, охватившего Европу в то время. Главное различие между ними заключается не столько в их содержании, сколько в языках, на которых они были написаны: Ланкастер писал на языке, который все еще был языком знати, англо-норманнском; Кланвоу, с другой стороны, использовал английский. Именно на этой разнице, как ни на какой другой, следует сделать акцент, поскольку его работа представляет собой важное событие, признание того, что образованные люди (которые не обязательно должны были получать формальное образование) играли определенную роль в формулировании и распространении религиозных идей, выраженных на повседневном языке своего времени. Однако с точки зрения церковных властей, которые считали своим долгом защищать ничего не подозревающих мирян от ловушек и заблуждений еретической доктрины, появление книги на английском языке представляло собой угрозу как для традиционного авторитета церковного учения, так и для вечного спасения душ, находящихся под его опекой.
Если идеи, развиваемые Уиклифом и теми, кто пришел после него, можно в определенной степени объяснить современными событиями, остается открытым тот факт, что их распространение во многом было обусловлено тем, что в конце XIV века в Англии было мало средств для противодействия таким идеям, какими бы подрывными они ни казались. Действительно, Уиклиф получил поддержку (если не активную защиту) Джона Гонта, герцога Ланкастерского, зятя автора Le Livre des Seyntz Medicines и деда Генриха V Сочувствовал ли Гонт идеям Уиклифа, сказать трудно. Однако, кажется очевидным, что эта симпатия больше не распространялась на него после того, как Уиклиф был осужден духовенством церковной провинции Кентербери под руководством архиепископа Куртене в мае 1382 года на соборе, где отстаивалось церковное учение о евхаристии, об исповеди и о предмете растущих споров — праве духовенства владеть собственностью, или мирским имуществом, на которое энергично нападал Уиклиф. Подрывной характер его идей для социального мышления теперь становился все более очевидным и должен был восприниматься серьезно.
Однако для этого потребовалось время. Среди тех, кто прибывал и оставлял двор Ричарда II, была небольшая горстка знатных людей, известных в истории как "рыцари-лолларды", которые, похоже, пользовались благосклонностью короля до тех пор, пока не стали слишком открыто пропагандировать свои неортодоксальные взгляды. Это их вполне устраивало, и они сохраняли свое положение при дворе. Тем не менее, об их существовании было хорошо известно таким людям, как Томас Уолсингем, чьей задачей было записывать и комментировать события того времени. Значит ли это, что сам Ричард II мог симпатизировать некоторым из их идей? Скорее всего, нет. Однако Ричард был чувствительным человеком, который мог понять некоторые менее радикальные идеи движения. В любом случае, не приходится сомневаться в том, что принятие мер против еретиков было оставлено, на данный момент, полностью в руках епископов. Однако это не могло продолжаться долго. Как сам Уиклиф учил, что церковь должна быть поставлена под полный контроль светского правителя, так и в 1388 году, под давлением парламента, королевский совет взял на себя обязательство обеспечить конфискацию еретических сочинений. Теперь церковная и светская власть решили действовать как единое целое, каждая из них оказывала моральную и практическую поддержку другой.
Однако еретические идеи не умерли так быстро. Когда осенью 1389 года архиепископ Уильям Куртене находился в Лестере с пастырским визитом, ему донесли на нескольких сторонников еретических взглядов; они утверждали, что выступают за консубстанцию и проповедь мирян, а также против индульгенций, почитания образов и безусловной выплаты десятины духовенству, по их мнению не заслуживающей этого. Зимой 1392–93 гг. в близлежащем Нортгемптоне произошли беспорядки, спровоцированные, в частности, мэром города Джоном Фоксом и другими, которые оказались в разногласиях с уполномоченными, посланными епископом Линкольна, в чьей епархии находился город[931]. Затем, в январе 1395 г., когда проходила сессия парламента, в Вестминстерском зале, на дверях собора Святого Павла был вывешен билль лоллардов, представлявший собой манифест из дюжины пунктов. Пресуществление хлеба и вина было объявлено "притворным чудом"; современное священство было не таким, каким его создал Христос, и оно не имело права отпускать грехи; практика паломничества и молитвы перед крестами и изображениями была идолопоклонством. Война осуждалась; многие монашеские ордена должны быть упразднены, а права церкви на владение землей должны быть серьезно пересмотрены[932]. Как призыв к симпатиям многих людей, заседавших в парламенте, манифест провалился. Более того, он вызвал определенную реакцию. Были предприняты шаги по проведению чистки в Оксфорде: одной из таких жертв стал ученый по имени Джон Клейдон. Два года спустя епископы, теперь уже во главе с Томасом Арунделом, который сменил Куртене на посту архиепископа Кентерберийского осенью 1396 года, обратились в парламент с просьбой разрешить смертную казнь в качестве высшей меры наказания еретиков, тем самым приведя Англию в соответствие с общей практикой на европейском континенте.
К тому времени, когда отец Генриха занял трон в конце лета 1399 года, закон, похоже, стал более серьезно относиться к угрозе, которую лоллардия представляла для общества. Одна из причин этого, вероятно, заключалась в том, что идеи некоторых наиболее экстремистских сторонников этой религии теперь были лучше поняты, а реальная угроза, которую они могли представлять, получила более широкое признание. Важно также, чтобы ересь рассматривалась в широкой перспективе проблем новой династии: заговор нескольких графов, который угрожал жизни короля и престолонаследию в начале 1400 года; предполагаемое выживание Ричарда II (которое должно было затянуться до правления его сына); вспышка восстания в Уэльсе в конце 1400 года (которое должно было стать проблемой на десятилетие и более). Мы можем сказать, возможно, с некоторой долей справедливости, что Генрих IV платил цену, которую платит большинство узурпаторов, а именно — отсутствие безопасности. Очевидно, что ересь теперь рассматривалась не только как угроза церковной власти и дисциплине. В сознании все большего числа людей она становилась опасностью для светской власти, что нашло отражение в растущем участии мирской власти в розыске и наказании еретиков,