О том, где находится Бланка, он уже знал: один из шпионов герцога Ллевеллина донёс, что при дворе в Лонхенбурге объявилась некая леди Оргин, которая, судя по неподтверждённым слухам, ходатайствует о графине Хартворд, и приехала она в столицу в сопровождении какого-то молодого человека. Слава богам, думал Эдмунд, его возлюбленная хотя бы в безопасности, а тот молодой человек — наверняка Томас. Уж он-то в обиду её точно не даст. Юноша хотел поначалу отправить ей весточку о себе, о том, что он жив, но по здравому размышлению отказался от этой мысли: при королевском дворе факт знакомства с Эдмундом Беркли почти наверняка стал бы опасен для любого человека, и уж совершенно точно не смог бы помочь в заступничестве за Алиенору. Он тяжко вздохнул: увы, как бы этого не хотелось, пока всё же лучше оставить её в неведении.
— За Эдмунда Даннидира, герцога Беркли! — внезапно произнёс Ллевеллин, подняв вверх бокал с вином; на его пальцах сверкнули многочисленные перстни.
— За Эдмунда Даннидира, герцога Беркли! — улыбаясь, повторил за ним Лотар. — Несмотря ни на что, я рад за тебя, дружище…
Эдмунд только развёл руками.
— Дедушка… — Лотар поднялся с кресла. — Надеюсь, вы поймёте мои слова и мои побуждения… Я знаю своего брата меньше месяца, но этого достаточно. Эдмунд, — он торжественно повернулся в сторону последнего, — я предлагаю тебе не только уверения в моей дружбе, но и моё обещание… сделать всё для того, чтобы на твоей голове засияла своими каменьями корона Корнваллиса.
— Я… — несколько ошарашённо протянул Эдмунд, но от необходимости продолжать его избавил успокаивающий жест старика.
— Нет нужды что-либо говорить, — произнёс Ллевеллин. — Эдмунд, прими это как должное, хотя, как я понимаю, тебе сейчас трудновато это делать. В своей жизни каждый из нас должен сделать какой-то выбор, и я не могу сказать, что выбор моего внука неправильный. Граф Рутвен, да упокоит Телар его душу, был прекрасным человеком. Благородным воином, честным и преданным другом. А сам ты, слава богам, избавил меня от беспокойств относительно качеств его сына. Я поддержу решение Лотара.
Мысли вихрем закрутились в голове у Эдмунда. Похоже, решение действительно уже принято. Без него. В этом Гровен оказался прав — у него есть предназначение, которое мало зависит от его личных желаний. Молодой человек растерялся. Он что-то должен сказать в ответ?! Что-то торжественное?
В дверь громко постучали, и он облегчённо посмотрел в ту сторону. В то же мгновение высокие створки распахнулись и в залу стремительно вошла знакомая щуплая фигура в красной хламиде до пят. Миртен.
Вслед за лекарем чуть не в припрыжку бежал Гуго, огрызаясь на стражников, не желавших, судя по всему, пускать незнакомого им парня в простой одежде.
— Мастер Миртен! Гуго! — радостно произнёс Эдмунд.
— Джош! — улыбаясь во весь рот, вскрикнул Гуго, но тут же осёкся, мельком глянув на застывшие фигуры Пемброка Ллевеллина и Лотара, — то есть Эдмунд…
Гуго окончательно смешался.
— … то есть ваша светлость…
— Дурень… — фыркнул в его сторону Миртен. — Я же объяснял тебе: ваше высочество.
— Ох, — сокрушённо покачал головой юноша. Впрочем, было заметно, что Гуго не особенно сильно переживает по поводу своей ошибки. Наказание, может, и будет — говорила его физиономия, — но очевидно, не такое, которого следовало бы ожидать в обычной ситуации.
Маг Огня тем временем приблизился к собравшимся.
— Похоже, я вовремя, — улыбнувшись, сказал он. — Эдмунд, это правда… Ты — герцог. Первый среди эорлинов Корнваллиса.
В тот же день, чуть позже, Лотар высказал идею о том, что, может, Гуго стоит произвести в рыцари? Потому как дружеские отношения между бароном королевства и немытым парнем из прислуги — ну, «немытым» — это образно, пояснил он, — слишком уж бросаются в глаза всем окружающим. Гуго, когда Эд сказал ему об этом, чуть не поперхнулся.
— Уж увольте, — пробормотал он, откашлявшись, — извини, конечно, но твоя герцогская крыша немного протекает… Я уже всё понял про тебя: ты действительно сын своего отца, сиятельный граф и всё такое. Или герцог? — я, право слово, уже запутался… Но я-то? Как ты себе это представляешь? Лорд Гуго? Чушь. Знаешь ли, у меня и фамилии даже нет. Гербер рассказывал, что меня на улице подобрали, завернутого в тряпки.
К Гуго, однако, невозможно было относиться серьёзно. Спустя всего пару минут он, хохоча над своими мыслями, дёрнул своего друга за рукав.
— Хотя нет, знаешь ли… — давясь от смеха, пробурчал он, — давай, я согласен. Сделаю предложение леди Айрис Гленгорм. Очень даже ничего цыпочка. Представляю, какие глаза будут у его высочества герцога Ллевеллина…
Эдмунд ещё раз мысленно усмехнулся. Делать нечего, но Гуго, по всей видимости, никогда не научится должному почтению к власть предержащим. Пока не поймёт это на собственной шкуре. На самого Эдмунда лекции Ирмио на эту тему, прочитанные в то время, пока он больной лежал в постели, произвели несколько тяжёлое впечатление.
Сама манера Ирмио говорить сильно отличалась от Миртеновской. Если маг Огня был человеком решительным и импульсивным, склонным к принятию быстрых решений, то его собрат больше напоминал каменную скалу: спокойный и рассудительный, с медленной и исключительно правильно поставленной речью. Ростом на полголовы ниже Эдмунда, с непроницаемым выражением лица, совершенно неопределённого возраста, как, впрочем, и Миртен — внешне магу Воды вполне можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет, но кожа его оставалась гладкой и молодой — такой, какая бывает у семнадцатилетних юношей. Вместе с тем Эдмунд, слушая рассказы и поучения Ирмио, иногда с удивлением подмечал в них некоторые оговорки — как будто лекарь, уже будучи во цвете лет, лично знал некоторых людей, давно умерших от старости. И если с Миртеном можно было хотя бы иногда поспорить — тот отличался живостью ума и суждений, то перед Ирмио юноша непроизвольно вытягивался в струнку: маг говорил плавно и тоном, не допускавшим возражений; каждое его слово ложилось в голову Эдмунда, как очередной кирпич в каменную кладку.
Эорлин Корнваллиса — почти бог, говорил Ирмио. Бог на земле.
Эорлин Корнваллиса не может быть судим ни за какое преступление, кроме измены королю и своим собратьям, да и то — судить его могут только эорлины. Если пожелают, но это происходит чрезвычайно редко. Эорлин может безнаказанно убить любого человека, кроме равного ему эорлина. Эорлин не может быть приведён к присяге, ибо то, что говорит эорлин, изначально является истиной. Если эорлин говорит, что солнце зелёного цвета — значит, зелёного, а с глазами плохо у тебя, а не у него. Эорлин может отказаться от подчинения королю, если сочтёт, что король поступил неправильно. В каждом эорлине течёт кровь древних богов, отцов народов и основателей королевства, хранителей равновесия и защитников устоев, и именно поэтому любое преступление против эорлина — это ещё и преступление против основ государства. А является ли какое-то действие преступлением или нет — это может решать только сам эорлин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});