Почему? Ну почему, никто не сказал мне!
– Ян так хотел.
– О, ради Бога! Я думала, у него другая! Понимаете? Думала, он бросил меня! – Лина отняла пальцы от глаз. – Вы же ему друг… Вы должны понимать, что я могла помочь!
– Правда?
– Да! – со злостью крикнула Лина. – Я заставила бы Яна лечиться!
– Что помешало вам спросить его самого?
– Но… я же не знала, что он болен.
– Так ли это.
– Что вы имеете в виду? – Лина оттёрла кулаком слёзы.
– Вам виднее, дорогая.
– Вы, что, не слышите?! Говорю, же: я не знала!
– Перестаньте кричать. И не пытайтесь на меня переложить вину.
– Вину?
– Вы меня прекрасно понимаете. Увы, но вам придётся с этим жить. Так, что, начинайте привыкать прямо сейчас, дорогая.
– О, вы!.. Вы жестоки...
– А вы?
Расширив глаза, Лина невольно отшатнулась от красивого лица, которое перекосила злоба:
– Да, если бы вы любили Яна хоть немного, даже самую малость, вы бы видели, как он гаснет каждый день! Скажите, если я не права!
Лина ошеломленно молчала.
– Когда вы видели мужа?
– Я… не знаю. Не помню.
– Вы смеётесь?
– На Рождество... или позже...
– На Рождество. Вы говорите, что не видели мужа девять месяцев? – С трудом сглотнув, Лина до жжения в костяшках стиснула край стола. – Х-мм. Дальше говорить бессмысленно. Вы и сами понимаете, иначе не устроили бы этот концерт.
– Я этого не хотела, – прошептала Лина. – Ян, оставил меня. Уехал. Не отвечал на звонки. Мне было плохо. Я скучала... не знала, как сказать ему, как вернуть... Он мне был нужен, но его не было!
– Значит, вам не повезло.
– Я хотела, чтобы он был счастлив! Хотела ребенка!
– Значит, ему не повезло вдвойне.
– По какому праву, вы так жестоки? – вскинулась Лина.
– Хороший вопрос, – спустя минуту, задумчиво отозвалась Эшли. – Может, потому, что знаю его слишком хорошо? И меня бесит, что вы не потрудились узнать его, хоть, немного. – Она прищурилась, и глубокие морщины очертили красивые глаза. – Надеюсь, у вас были веские причины, потому что цена им – его жизнь. Вы говорите, Ян оставил вас? А что сделали вы? – она замолчала и резко отвернулась, будто увидела мерзкое насекомое; досадно махнула рукой:
– Нет. Не трудитесь отвечать.
Уронив подбородок на грудь, Лина мечтала никогда не сдвинуться с места, не поднять головы, и никогда больше не видеть ясных голубых глаз, в которых плескалась не ненависть, а правда. Каждое произнесенное слово носило смертельный заряд истины. Они обе это знали. Казалось, прошли длинные изнуряющие месяцы, прежде чем, Эшли нагнулась к сумке, прервав молчание:
– Приведите себя в порядок. – Она протянула круглую пудреницу с зеркалом. – И мой вам совет: если Ян не безразличен вам, проявите мудрость и сострадание. Оставьте себе запоздалые сожаления. Они не нужны ему. Пусть последние дни, он будет если не счастлив, то, по крайней мере, спокоен за вас. Не травите ему душу.
Тонкие пальцы, без единого кольца, покрутили круглый стаканчик. Эшли глубоко вздохнула и окинула Лину пристальным критичным взглядом:
– Возможно, я, и впрямь, слишком резка, – заметила она ровным безликим тоном. Вчера, я ходила в вашу галерею – видела картины. Значит, вы поймёте. Следить, как угасает друг – невыносимо.
Лина приблизилась к палате и остановилась. Нажав ручку, робко приоткрыла дверь, малодушно надеясь – в этот раз, её остановят по-настоящему. Глаза постепенно привыкали к полумраку. Мягкая лужица света уютно пролилась от ночника на изголовье кровати. Лина неслышно ступала, ожидая увидеть заставленные лекарствами тумбочки, нагромождение медицинских приборов и трубок. Но, ничего не было. И все же, странный вид кровати-трансформера на колесах и резкий больничный запах не давал желанной иллюзии сформироваться в надежду.
Мужчина отвел глаза от бледных полосок жалюзи на окне и повернул голову. Во рту пересохло. На долю секунды ослепила надежда, горячо зашептав об ошибке: это не Ян! не Ян! Разве могли перемены произойти так скоро? Девять месяцев, – жестко напомнила себе Лина и загнала ногти в ладонь:
– Привет...
Тусклый взгляд, в ореоле тёмно-синих теней, поблуждал по потолку, переместился на ее лицо и апатично сфокусировался. Лина присела на край койки. Осторожно отвела белую прядь с пергаментного лба, изрезанного глубокими морщинами, и коснулась губами. Приглушенный голос донесся, будто, издалека:
– Приехала.
– Да.
– Знаешь?
– Да.
– Хорошо.
– Я больше не отпущу тебя. – Она сжала непривычно хрупкую ладонь, которая покоилась на худой груди.
– Забери меня.
– Куда бы ты хотел?
– К морю.
– Ближайший океан?
– Вполне.
Лина улыбнулась:
– Маленький дом с крытой террасой и креслом качалкой; шум прибоя и солоноватый бриз; на столе чайный сервиз из тонкого фарфора с самым английским чаем, сэр?
Бледный запавший рот дёрнулся подобием знакомой усмешки:
– Да. И свежую газету... с парикмахером.
– Я все устрою. Жди меня, здесь.
Воспалённые веки согласно моргнули. Лина прижала искусанные губы к сухим растрескавшимся губам мужа.
– Я люблю тебя.
Тонкая рука, словно преодолевая давление воздуха, медленно приподнялась, провела по скуле желтоватыми костяшками.
– Тогда не задерживайся.
– Больше не задержусь. Обещаю.
Лина отстранённо слушала невысокого мужчину с широкой залысиной и рыжеватой бородой – лечащего доктора Олсена. Без интереса разглядывая насупленные брови, она внимала язвительным фразам о своих умственных способностях и садистских пристрастиях. Потом прошла у пожилой медсестры инструктаж по уходу за больным: научилась делать обезболивающие уколы и ставить капельницы. Записав все аккуратно в блокнот с набросками, Лина собрала три коробки лекарств, груду макулатуры с предписаниями, наставлениями и рецептами – разбираясь в ампулах, баночках, капсулах и порошках, не хуже чем в растворителях и красках.
Ярким сентябрьским утром, Лина выкатила кресло-каталку на крыльцо госпиталя. Постояв на ступеньках, с удовольствием услышала, как за спиной хлопнула дверь. Быстрым шагом, она направилась к пандусу. Завёрнутый по самые уши в теплый плед, Ян глубоко и прерывисто вздохнул, словно изгоняя из лёгких остатки больничного духа. Посмотрел вдаль, на зеленые верхушки деревьев, на пустую автобусную остановку, поднял голову к пронзительно-голубому небу, долго гуляя взглядом по легким облакам.
– Animus liber.
– Это – латынь, мистер Олсен?
– Это свободный дух, миссис Олсен.
– О, конечно! Так точно, сэр!
Ощущая в крови толчки