Помог капитан Садовский определить нашим войскам то место, где намечался у фашистов прорыв из окружения. Провалился у них прорыв.
За свой подвиг капитан Садовский был удостоен звания Героя Советского Союза.
Разрешите доложить
Много армий шло на Берлин: 3-я гвардейская, 3-я Ударная, 5-я гвардейская, 5-я Ударная, 13-я армия, 33-я, 47-я. В составе трех фронтов, наступавших на Берлин, наступали 17 общевойсковых армий. А кроме этого, шли еще танковые армии, принимали участие в боях воздушные армии. Шли артиллерийские соединения, саперы, связисты, автомобильные части. Более миллиона советских солдат принимали участие в грандиозном наступлении на Берлин.
В числе других войск шла и 8-я гвардейская армия. 8-я гвардейская – это в прошлом 62-я. Та самая героическая, непобежденная, которая обороняла и отстояла Сталинград. Та самая, которой командовал прославленный сталинградский генерал Василий Иванович Чуйков.
Дальний путь прошагали солдаты 8-й гвардейской армии. После Сталинграда сражались они на Дону, освобождали Донбасс, изгоняли фашистов с Украины, освобождали Польшу.
Вот и снова идут солдаты. В последнем марше идут солдаты. Рядом совсем Берлин.
Шагают, идут солдаты, в последнем пути солдаты.
На одном из последних маршей догнал одну из стрелковых рот генерал Чуйков.
– Генерал… Генерал… Сам Чуйков! – зашептались солдаты.
Увидел Чуйкова ротный:
– Смирно!
Подтянулись солдаты, ударили в землю парадным шагом.
– Вольно! – сказал Чуйков.
– Вольно! – подал команду ротный.
Приказал генерал Чуйков остановить солдат.
Остановились солдаты. Смотрит на них генерал:
– Ну что ж, дошагали, выходит.
– Дошагали!
– Рядом Берлин.
– Рядом! – дружно в ответ солдаты.
Смотрит генерал на солдат, на лица, на ордена. К одному, к другому:
– Сталинградец?
– Сталинградец!
– Сталинградец?
– Сталинградец!
Снова солдат понравился:
– Сталинградец?
– Так точно, товарищ командующий.
Посмотрел на орден. Опять на солдата. Признал солдата.
– Никак, орден тебе вручал?
– Так точно, товарищ командующий.
Похлопал Чуйков солдата по плечу, посмотрел на него внимательно. Гимнастерка. Пилотка. Ремень. Строен солдат. Подтянут.
– Хорош! – хвалит Чуйков. – Хорош! Гвардеец! Сталинградский орел!
Сказал про орла, глянул на ноги. На гвардейские ноги. Истрепались, исхлестались на дальних дорогах солдатские сапоги. Вот-вот – и совсем развалятся.
Вслед за генералом Чуйковым посмотрел и ротный на солдатские сапоги, посмотрел и взводный. Старшина из хозяйственной части глянул: да, не гвардейские сапоги.
Обратился генерал Чуйков к солдату с укором:
– Что же это у тебя, брат, сапоги такие? Дрянь сапоги!
Повернулся к офицерам, к старшине:
– Дрянь сапоги.
– Так точно, дрянь, – ответили офицеры.
– Так точно, дрянь, товарищ командующий, – ответил старшина.
Все повернулись, смотрят на солдата. Вытянулся солдат по команде «смирно». И вдруг:
– Никак нет, товарищ генерал.
– Что «никак нет»? Дрянь, говорю, сапоги.
– Никак нет. Отличные сапоги, товарищ командующий, – опять о своем солдат. Подтянулся, руки по швам: – Сталинградские.
– Так точно, товарищ генерал, – подтвердили ротный и взводный, – сталинградские.
– Не желает менять, – сказал старшина.
– Сталинградские?!
Улыбнулся Чуйков, улыбнулись другие солдаты.
– Ну что ж, шагай, молодец, – произнес Чуйков.
– Слушаюсь, – ответил солдат, хлопнул рукой по голенищам сапог, сказал: – Разрешите доложить: до Берлина хватит.
Тронулась рота в путь. Посмотрел генерал Чуйков вслед солдатам, на бодрый вид, на твердый шаг, произнес:
– До Берлина? Если надо, дальше нашей силы хватит.
Смерть комиссара
Майор Петр Кузьмич Немченко был заместителем командира танкового батальона по политической части.
Любили танкисты своего комиссара. И танком владеть, управлять умел. И автоматом владел, и из пистолета стрелял отлично.
И орденов у замполита – хоть грудь ты ему расширяй. Кузьмичом называли солдаты его ласково. Только и слышится: «наш Кузьмич», «у нашего Кузьмича», обратись, мол, к «нашему Кузьмичу».
Во многих боях отличился танковый батальон, в котором был замполитом Немченко. В боях под Львовом, в боях на Висле.
В одном из боев батальон сражался против целой танковой дивизии фашистов. До последнего снаряда, до последней машины бились наши танкисты. В последней и был замполит Немченко.
Батальон принимал участие в освобождении города Львова. В числе первых ворвались советские танкисты в город. Первым среди этих первых был замполит майор Немченко.
Форсировали танкисты реку Вислу. Били враги. Не пускали наших. И все же прорвались советские танкисты. Вышел первый танк на тот берег. Смотрят танкисты: так это же танк майора Немченко!
Всюду в первых рядах комиссар.
Обращаются к нему солдаты:
– Так ты ведь заместитель не по боевой, а по политической части.
Смеется Немченко:
– Так политическая и есть самая боевая!
Приятно танкистам, что у них такой комиссар. «Наш Кузьмич», «к нашему Кузьмичу», «с нашим Кузьмичом» – только и слышишь среди танкистов.
Танковый батальон, в котором служил замполитом майор Немченко, сражался в составе гвардейской танковой армии, которой командовал генерал-полковник танковых войск Рыбалко. Эта армия входила в состав 1-го Украинского фронта. Это именно она, после того как войска маршала Конева прорвали фашистские укрепления на реке Нейсе, вместе с другими частями стремительно шла на Берлин.
Война есть война. О победах легко на бумаге пишется. Победы даются кровью.
Здесь, у порога Берлина, у самой нашей победы, и погиб замполит Немченко.
– Кузьмича убило!
– Кузьмича!
– Нашего Кузьмича! – неслось по танковому батальону.
Собрались танкисты у танков. Решили торжественно похоронить комиссара.
Стоят танкисты. Опустили головы. Вырыли могилу. Приготовились дать салют.
И вдруг:
– Отставить! Пусть с нами идет к Берлину.
– На броню комиссара!
– На броню комиссара! Пусть с нами в последний бой.
Положили танкисты на танковую броню комиссара, укрыли полотнищем алым. Тронулись танки. Пошли к Берлину.
– Путь комиссару!
– Путь комиссару!
В атаке, в бою комиссар.
Случай с Павловцевым
Майор Павел Лаврович Павловцев для бойцов и офицеров всегда и во всем являлся примером. А тут…
Случилось это в день, когда маршал Жуков отдал приказ войскам 1-го Белорусского фронта начать решительный штурм Берлина.
И вот тут-то… Лежал Павловцев в госпитале. Ранен не сильно, но и не слабо. Ранен в голову, ранен в ногу. Может ходить, но с палочкой. Раны не затянулись. Каждый день нужны перевязки. Лежать бы ему и лежать. А он взял и сбежал из госпиталя.
Сбежал и тем самым подал пример другим. Поредел госпиталь. Не лежится раненым. Все хотят принять участие в решительном штурме Берлина.
Ну и досталось же тогда врачам от армейского начальства!
– Как допустили?! Куда смотрели?! – громыхало начальство.
– А что мы могли поделать, – разводят врачи руками. – Не поставишь же к каждой койке часового с винтовкой!
И верно ведь. Не поставишь!
– Кто начал? – не утихает начальство.
– Майор Павловцев.
– В каком состоянии?
– Ходить может, но с палочкой.
– Ну вот мы до него доберемся!
И действительно, добралось начальство до Павловцева. Вернее, случилось так, что сам Павловцев на глаза попался начальству. Произошло это почти у самой границы Берлина. Голова у Павловцева в бинтах, одна рука на перевязи, другая опирается на палочку. Приметен среди других.
– С выздоровлением, Павел Лаврович! – окликнуло Павловцева начальство.
Смутился Павловцев, почувствовал ехидство в тоне.
– Так-так, – говорит начальство и достает список тех, кто бежал из госпиталя. Первым в списке – Павел Павловцев.
Надо сказать, что Павел Лаврович Павловцев человек заслуженный, герой Гражданской войны. Да и в эту войну он не раз отличился. Отмечен не раз наградами.
Но все это не спасло Павловцева. Решили его за нарушение госпитального режима и дурной пример другим привлечь к строгой ответственности.
– Ну что ж, – сказал Павловцев, – если виноват, то готов принять любое наказание. Любое. Кроме одного…
– Какого же? – интересуется начальство.
– Не отправляйте назад в госпиталь.
– Так-так.
– Отправите – снова сбегу, – сказал Павловцев. – Могу заявить от имени всех раненых: лежать в такой момент невозможно. Откажут ноги – на руках в Берлин вползу. – И чуть тише: – Столько же лет ждали…
Посмотрело начальство на Павловцева. Понимает: отправишь в госпиталь – снова сбежит из госпиталя. Хоть на руках, да в Берлин вползет.
– Ладно, ступайте, – сказало начальство.
Махнуло оно на «случай» рукой.