глаза мужа и беря его руку в свою. — Радостно слышать это!
— А ты как будто и не рада мне? — упрекнул её он. — И приласкать меня не желаешь, и в гости не зовёшь!
— Зову, очень даже зову, — заулыбалась Софья, произнося слова с милым акцентом, который усиливался, когда она волновалась. — Да только у нас препятствие маленькое появилось...
— Какое препятствие? — спросил он, Бог знает что подумав. — Уж не соперник ли? — И сотворил наигранно грозный вид.
— Кажется, понесла я, — торжественно сообщила Софья, ожидая какой-то необычной, бурной реакции, восторга, умиления.
Но он отреагировал до обидного равнодушно:
— Так какое же это препятствие? Не ты первая. То нашему делу не помеха. Но если уж ты опасаешься, можно быть поосторожнее.
Он встал, притянул к себе жену, обнял её. Обида её поубавилась, но всё же не отступила.
— Не любишь ты меня, — упрекнула она его, насупившись.
— Вот тебе на! — удивился он. — У собственной жены любви, как милости, выпрашиваю, а она меня ещё и в холодности упрекает! Пойдём-ка проверим, кто кого крепче любит! — Обнявшись, они медленно отправились в опочивальню...
Вечером, после отдыха с супругом, Софью ждал сюрприз: уже несколько дней её возвращения ждал выпущенный государем из крепости бывший великокняжеский сват Ивашка Фрязин, то есть Джьан Баттиста делла Вольпе. Она позволила ему явиться.
Похудевший и потемневший, но по-прежнему опрятный и хорошо одетый, со знакомым ей дорогим перстнем на пальце, сват уже с порога начал кланяться Софье, а подойдя, припал на колено и поцеловал ей руку. Его обращение понравилось царевне, и она ласково улыбнулась:
— Давно ли на свободе?
— Вторую неделю. Узнал, что лишь благодаря тебе получил я свободу и дом свой, и часть имущества. Век буду то помнить, должником твоим до конца жизни останусь, всегда можешь, царевна, на меня рассчитывать.
Вольпе специально назвал Софью девичьим именем, чтобы напомнить то, что соединяло их: сватовство, длинный совместный путь, когда все её называли лишь этим именем. Софья ничего не имела против такого обращения и вновь доброжелательно улыбнулась ему, чувствуя себя полновластной государыней.
Он же, видя благосклонность хозяйки, вновь отвесил низкий поклон и ещё раз решился сделать ей комплимент:
— Ты похорошела, царевна, помолодела, истинной царицей смотришься.
— Благодарю тебя, Джьан, не нужна ли тебе ещё какая помощь от меня?
— Нет, царевна, теперь я и сам в состоянии всего добиться. Напротив, хочу отблагодарить тебя за милость.
Он вновь поклонился и достал из-за полы своего богатого камзола продолговатую бархатную коробочку-футляр и с очередным поклоном поднёс её Софье, которая сидела возле окна, чтобы при лучах вечернего солнца почитать Жития.
Она открыла коробку и даже прищурилась от удовольствия: словно солнце брызнуло от сияния каменьев на прекрасном золотом ожерелье, лежащем на тёмном атласном дне.
Елена, Марфа и Василиса Холмская, бывшие тут же с государыней, — все с любопытством склонились к подарку, дружно выразили восхищение работой.
— Да, действительно, прекрасная вещица, — согласилась Софья. — Спасибо, Джьан. Откуда красота такая?
— Я сам, царевна, для тебя сделал. Каменья эти — лучшее, что у меня есть, давно берёг для крайней нужды. Вот она и подоспела. Неделю день и ночь сидел, чтобы быстрее тебя порадовать. Счастлив, что понравилась моя работа.
— А заказы ты принимаешь? — поинтересовалась красавица, под стать мужу, Василиса Холмская, подняв на Вольпе прекрасные, с голубой поволокой глаза.
— Конечно, боярыня, — поклонился и ей мастер, — разве я могу в чём-то отказать... — Вольпе хотел сказать «такой красавице», но при Софье побоялся подчёркивать достоинства другой женщины и потому закончил: — Столь знатной боярыне. — Плутоватые глаза Вольпе дерзко глянули в сторону Холмской, но та не обратила на это никакого внимания, вновь продолжая любоваться подарком.
— Прекрасная работа, — ещё раз подтвердила боярыня. — Я попрошу мужа, и мы закажем у тебя что-нибудь подобное!
Софья медленно прикрыла коробочку, подумав, что была права, сказав, что у Вольпе достаточно припрятано богатств, чтобы не бедствовать. Тем не менее она ещё раз искренне поблагодарила гостя:
— Спасибо, Джьан, мне тоже нравится, как ты работаешь. И я при случае буду рада стать твоей заказчицей.
При её словах по лицу посетителя промелькнула довольная улыбка: он услышал то, о чём мечтал, направляясь к Софье.
— Рад буду всегда служить тебе, царевна, и всем, — вновь кланялся Вольпе хозяйке и затем по сторонам, боярыням, удаляясь за дверь.
При случае Софья похвалилась подарком мужу:
— Хитрый, бестия, — не то похвалил, не то поругал свата Иоанн, — знает, как завладеть сердцем женщины.
— Не шути так, — осерчала Софья. — Моё сердце занято, разве можно им такой малостью завладеть?
— Не обижайся, — примирительно проговорил Иоанн. — Сердит я, оттого и тебе с Фрязиным досталось. Был я сейчас у нового собора: Геронтий почти всех мастеров хороших снял оттуда и на строительство палат своих отправил! Если бы покойный митрополит Филипп предвидел такое, он бы, наверное, помирать отказался. Его мечта, его детище, без мастеров стоит! Я, конечно, понимаю, владыка спешит поскорее двор свой после пожара восстановить, но ведь надо и меру знать! Иное дело — житницы или городская управа, их нельзя откладывать, урожай скоро новый поступать начнёт, его надо хранить где-то, людям надо работать, но без хором огромных можно какое-то время потерпеть! Но митрополит наш новый оказался с характером, упёрся, что хоромы для него важнее, чем новый собор!
— Да не волнуйся ты так, — постаралась утешить мужа Софья, — храм тоже может немного подождать. Тем более в нынешнем году его всё равно не успели бы закончить. Молиться нам, слава Богу, есть где. А Геронтий и мне показался человеком строптивым. Да, надеюсь, найдёте общий язык.
Уверенность в своей беременности, ожидание сына сделали Софью миролюбивой и великодушной. С радостью переносила она все недомогания. Царевна была счастлива от сознания, что теперь она исполняет важнейшее женское дело на земле — вынашивает потомство.
Глава VII
ПАФНУТЬЕВ МОНАСТЫРЬ
Товарищи помогли Иосифу закопать отца, укрепили над его могилкой деревянный свежевыструганный крест и, сотворив молитву, потихоньку разошлись. Придя в себя и оглядевшись, Иосиф заметил, что остался совсем один на кладбище. Он постоял ещё несколько минут, а потом, вместо того чтобы последовать за братией, тихо опустился рядом с холмиком