Таким образом, «Отец истории» объехал страну фараонов вдоль и поперек, исследовал ее более интенсивно, чем любой другой регион ойкумены. Все самые знаменитые египетские достопримечательности прошли перед его глазами: и пирамиды, и храм-лабиринт на берегу Меридова озера, и грандиозные постройки святилищ Амона-Ра в Фивах.
О том, что Геродот увидел и услышал в долине Нила, он рассказал с особенным энтузиазмом и с подробностями, доходящими до мельчайших деталей. Плодом этого путешествия стал египетский логос — самый большой в «Истории». Он целиком занимает вторую книгу труда, а третья книга начинается рассказом о завоевании Египта Камбисом. Египетский логос Геродота производит впечатление отдельного целостного научно-художественного произведения. Он поражает единством замысла при чрезвычайном богатстве и многообразии привлеченного материала, стройностью композиции, продуманностью структуры. О чем же в нем повествуется?
Начинает Геродот с описания и истолкования особенностей природы Египта и почти сразу же делает очень точное и меткое наблюдение: «Нижний Египет, куда эллины плавают на кораблях, недавнего происхождения и является даром реки Нила» (II. 5). «Итак, большая часть этой названной области, как меня уверяли жрецы и как я сам думаю, лишь недавнего происхождения и является наносной землей; и действительно, у меня создалось впечатление, что низменность, лежащая… к югу от Мемфиса, некогда была морским заливом» (II. 10). «Поэтому я полагаю: если эта страна будет и дальше расти в том же соотношении и становиться всё выше, то когда-нибудь Нил вообще не будет затоплять ее» (II. 13).
Ставшее хрестоматийным выражение «Египет — дар Нила» обязано своим происхождением именно «Отцу истории». Великая африканская река в первую очередь привлекла внимание любознательного эллина, и он останавливается на двух вопросах, издавна интересовавших людей: об истоках Нила и о природе нильских разливов.
Первый вопрос, впрочем, так и остался для галикарнасца неясным: «Что до истоков Нила, то никто из египтян, ливийцев или эллинов, с которыми мне приходилось иметь дело, не мог ничего мне сообщить об этом» (II. 28). «Течение Нила (не считая пространства, по которому он течет в Египте) известно на расстоянии четырехмесячного плавания и сухопутного пути… О дальнейшем же его течении никто ничего определенного сказать не может. Ведь страна эта безлюдна из-за сильного зноя» (II. 32). Неведение заставляло историка строить собственные предположения. Чисто умозрительным путем он заключил, что в своей верхней части Нил течет не с юга на север, как в Египте, а с запада на восток, начинаясь где-то в той местности, которую мы ныне называем Сахарой. Впоследствии выяснилось, что мнение это неверно; но не будем строго судить Геродота: система географических знаний в его эпоху только складывалась, да он и сам своими путешествиями сделал в ее формирование очень заметный взнос. Чтобы родилась истина, порой бывает просто необходимо миновать череду неизбежных ступеней — ошибочных точек зрения.
Похоже обстоит дело и с вопросом о разливах Нила. В отличие от проблемы истоков, имевшей чисто теоретический интерес и занимавшей, наверное, немногих, этот удивительный феномен Египта не мог не броситься в глаза каждому прибывавшему туда. Ежегодно в самый разгар лета, как правило, в один и тот же день, вода в реке начинала подниматься, выходить из берегов, затоплять окрестные поля, удобряя их илом… В этом была одна из главных причин их необычайного плодородия.
Уже ко времени Геродота было выдвинуто несколько альтернативных объяснений этого явления. Сам историк приводит три такие версии — но только для того, чтобы тут же их отвергнуть. Две из них и на самом деле крайне наивны. «Согласно одному толкованию, причиной нильских разливов являются этесийские ветры, которые-де препятствуют реке течь в море» (II. 20). «Второе толкование еще неразумнее… Оно гласит: подъем и спад воды Нила происходит оттого, что Нил вытекает из Океана, а этот Океан обтекает всю землю кругом» (II. 21). Третье же объяснение носит гораздо более рациональный и научный характер. Оно предполагает, что «Нил выходит из берегов от таяния снегов» (II. 22). Мы ныне знаем, что так оно и есть на самом деле. Но Геродот и эту гипотезу считает ложной. Действительно, какие могут быть снега в верховьях Нила, если он течет с юга, из неимоверно жарких мест?! Историку не приходило в голову, что истоки реки могут лежать в высоких горах, вершины которых покрыты вечными снегами. Именно так в Эфиопии начинается Голубой Нил — один из двух водных потоков, от слияния которых получается Нил. Другой же, Белый Нил, берет свое начало в великих озерах Экваториальной Африки.
Взамен этих объяснений Геродот предлагает собственное — сложное, запутанное и многословное, суть которого в том, что «зимней порою солнце, гонимое северными ветрами, уходит со своего обычного летнего пути в Верхнюю Ливию» (II. 24). Дальше не имеет смысла и пересказывать… Все-таки естествознание явно было не самой сильной стороной «Отца истории». Тип его мышления, чувствуется, был совершенно иным.
Поэтому чтение логоса становится значительно интереснее, когда автор переходит от Нила к собственно Египту, нравам и обычаям его жителей. Пассаж, который мы приведем, — один из самых известных в геродотовском труде. Он является классическим образцом описания жизни чужого народа, абсолютно противоположной «жизни нормальных людей». У египтян, если верить галикарнасцу, всё не так, как полагается, всё наоборот.
«Подобно тому как небо в Египте иное, чем где-либо в другом месте, и как река у них отличается иными природными свойствами, чем остальные реки, так и нравы и обычаи египтян почти во всех отношениях противоположны нравам и обычаям остальных народов. Так, например, у них женщины ходят на рынок и торгуют, а мужчины сидят дома и ткут. Другие народы при тканье толкают уток кверху, а египтяне — вниз. Мужчины у них носят тяжести на голове, а женщины — на плечах. Мочатся женщины стоя, а мужчины сидя. Естественные отправления они совершают в своих домах, а едят на улице… Ни одна женщина у них не может быть жрицей ни мужского, ни женского божества, мужчины же могут быть жрецами всех богов. Сыновья у них не обязаны содержать престарелых родителей, а дочери должны это делать даже против своего желания. В других странах жрецы богов носят длинные волосы, а в Египте они стригутся. В знак траура у других народов ближайшие родственники, по обычаю, стригут волосы на голове, египтяне же, если кто-нибудь умирает, напротив, отпускают волосы и бороду, тогда как обыкновенно стригутся. Другие народы живут отдельно от животных, а египтяне — под одной крышей с ними; другие питаются пшеницей и ячменем, в Египте же считается величайшим позором употреблять в пищу эти злаки. Хлеб там выпекают из полбы… Тесто у них принято месить ногами, а глину руками… Половые части другие народы оставляют, как они есть; только египтяне (и те народности, которые усвоили этот обычай у них) совершают обрезание. Каждый мужчина носит у них две одежды, а всякая женщина — одну… Эллины пишут свои буквы и считают слева направо, а египтяне — справа налево» (II. 35–36).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});