— Нет, она в Париже. Я расстался с нею.
— Ты — что?! Боже, вы, американские банкиры, просто варвары! Так поступать с женщинами! Спать с ними, делать им детей, а потом бросать в такой беде! Честное слово, пора уже кому-то возвысить голос в защиту женщин, которых ты, Пол и Корнелиус, соблазняете, чтобы потом тут же покинуть!
— Полно, Дайана, все имеет свою оборотную сторону…
— Вот именно! Хотела бы я послушать, что об этом думает Эмили! Думаю, мне нужно позвонить ей и пригласить побывать у меня.
— О, Бога ради!..
— Ну, ладно, чудовище ты этакое! Видно, тебе хочется, чтобы я подержала тебя за руку, когда ты будешь рыдать у меня на плече. Послушай, ты можешь позвонить попозже? Сейчас я должна ехать на обед.
— С кем? — быстро спросил он. — С кем-нибудь из тех, кого я знаю?
— Да, с Джеффри Херстом.
— О, старина Джеффри! — Он не скрыл облегчения, услышав мой ответ. — Как у него идут дела?
— Очень плохо, — холодно ответила я. — В прошлом месяце его жена погибла в автомобильной катастрофе. Я помогаю ему оправиться от этого потрясения.
Нависла тишина. Наконец совладав с собой, он учтиво заметил:
— Искренне сожалею. Передай, пожалуйста, Джеффри мои соболезнования. Послушай, Дайана…
— Я правда спешу, Стив.
— Одну минуту! — заторопился он. — Как дети? Они с тобой, в городе? Могу я зайти вечером, чтобы их повидать?
— Мои близнецы в Мэллингхэме, — ответила я. — До свидания, дорогой. — Я положила трубку.
Меня с головы до ног сотрясала дрожь. С минуту я расхаживала по комнате, бормоча: «Пошел он к черту! Пусть катится ко всем чертям!» А потом взяла себя в руки, завернулась в свой новый шелковый пеньюар и спустилась вниз, чтобы выпить самого крепкого виски с содовой.
Я не сказала Джеффри о приезде в Лондон Стива. Подумала, что у него хватало и своих проблем, но, пока мы обедали у «Булестина», он дважды допытывался, что со мной. Я уклонилась от ответа. Возвратившись вместе с ним на Честерфилд-стрит, я виновато предложила ему стаканчик спиртного на ночь, но на этот раз уклонился он. Он устал, у него был тяжелый день, а завтрашний обещал быть еще труднее… Он пробормотал какие-то банальные извинения, и я поняла, что он обижен тем, что я не поделилась с ним своей тревогой.
Глядя, как отъезжал его «армстронг-сиддли», я заметила выплывший из-за угла большой черный автомобиль. Я задержалась на пороге, а машина, неуверенно объехав фонарный столб, мягко покатила под уклон улицы в сторону моего дома. Мне показалось, что это был совершенно новый «бентли». Не проходило и двадцати четырех часов, как Стив покупал себе в новой стране понравившуюся ему машину.
Я вошла в дом, захлопнула входную дверь, но потом передумала и оставила ее чуть приоткрытой. Войдя в столовую, я направилась к серванту, чтобы достать бренди, но обнаружила, что потеряла ключ. Рассеянно глядя на цветы в вазе, я услышала, как закрылась входная дверь.
Я застыла на месте. Ярость подсказывала мне все слова, которыми я собиралась встретить гостя, от: «Ублюдок, как ты смеешь снова показываться мне на глаза!» до мольбы: «Прошу тебя, вернись, будет все так, как ты захочешь!» Но когда в проеме двери показалась его тень, я словно онемела.
Молчал и Стив. Ом остановился в дверях, па фоне освещенного холла. Он прекрасно выглядел в дорогом американском костюме, облегавшем его фигуру, уже слегка забытую мной и потому показавшуюся неожиданно крупной. На нем был темно-серый пиджак, перламутрово-серый галстук, а его вьющиеся, теперь поседевшие на висках каштановые волосы непослушно курчавились, хотя и были приглажены, наверное, влажной щеткой. Едва намечавшиеся когда-то морщины на лице стали глубже, но глаза по-прежнему излучали все тот же, какой-то электрически-голубой свет, и он по-прежнему выглядел, говоря словами леди Кэролайн Лэмб, сильным, крепким и опасным.
Мне пришлось сесть. Я по-дурацки продолжала недоумевать, куда мог деться ключ от серванта, когда Стив с присущей ему прямотой спросил:
— Боже мой, Дайана, что привело тебя в такое расстройство? — и опустился на стул за обеденным столом напротив меня. Под тяжестью его тела скрипнул стул, и на этот звук тут же отозвался стол, на который Стив тяжело облокотился. Маска нескрываемой сексуальности, которую он так часто надевал на себя в присутствии женщин, растворилась, когда он, улыбнувшись мне с той дружеской наивностью, которую я так хорошо помнила, порывисто протянул через стол свою громадную руку к моей и страстно пожал се.
— О, Стив! — тихо вздохнула я. У меня было такое чувство, что я теряю рассудок, когда неожиданно увидела в стоявшей в центре стола вазе ключ от серванта. Я схватила его, как хватаются за соломинку в минуту опасности. — Что выпьешь?
— Что угодно, только не чай, — отвечал он. — Мы с Эмили выпили его столько, что этого хватило бы, чтобы укрепить экономику Индии. Может быть, немного шотландского виски?
Ему, разумеется, понадобился и его противный лед. Отдавая приказание Везерби, я воспользовалась возможностью и спросила его, почему не было на месте ключа от серванта. Он ответил, что ключ не следует оставлять где попало.
— У вас должен быть один ключ, у меня другой.
— Везерби, не стану же я день и ночь носить этот ключ у себя на шее!
— Как вам угодно, мадам…
Эти слуги так несносны! Хотя я и покончила со своей склонностью к марксизму, все же идея неизбежного социального равенства, обещанного Марксом, мне импонировала.
Мы со Стивом обменялись вопросами и ответами, приличествовавшими какой-нибудь вечеринке с коктейлем. Я спросила его, когда он приехал, как прошел полет. Он учтиво ответил. Только после того, как вернулся Везерби со льдом, Стив заметил:
— Я бросил пить такое, но теперь, когда я снова с тобой, это не помешает.
— Стив…
— Да, я знаю, не говори мне о том, что не желаешь меня видеть снова после того, как я так поступил с тобой, не буду и я тебя обвинять. Как мне извиниться или объяснить все? Боже, как я запутал свою жизнь! — с отчаянием воскликнул он, залпом выпил виски и налил снова.
Обнаженность его страдания делала его беззащитным, и я несколько овладела собой. Также выпив немного бренди, я теперь уже твердой рукой достала и закурила сигарету.
— Ты говорил мне такие ужасные вещи, — сказала я, — но и я высказала тебе достаточно много неприятного. Мы оба виноваты, Стив.
Он провел рукой по волосам.
— Но в чем дело, Дайана? — растерянно проговорил он. — Что это мы с тобой плачемся в жилетки друг другу? Что нам теперь вспоминать лето тысяча девятьсот двадцать девятого года?