Читать интересную книгу Влияние хозяйственных реформ в России и КНР на экономическую мысль Запада. Учебное пособие - Ю. Ольсевич

Ко второй группе с самого начала принадлежали такие сравнительно демократические страны со смешанной, многоукладной экономикой, как Индия, Бангладеш, Пакистан, Шри-Ланка, Мексика, Аргентина, Бразилия, Нигерия, Уганда. Здесь экономика строилась под влиянием многих разнородных, в основном национально-реформистских, социально-политических сил, на прагматических основах, без привязанности к определенной социально-экономической идеологии и целевой модели. Тем не менее различная степень огосударствления хозяйства, планирования и государственного контроля наблюдалась и здесь. Эти страны стремились всемерно развивать внутренний рынок; в то же время они стимулировали свой экспорт и в большой мере полагались на иностранные займы и инвестиции.

Страны третьей группы решительно избрали «прозападный» путь рыночно-капиталистической ориентации с ведущей ролью экспортного сектора и прямых иностранных капиталовложений. Сам перечень части из этих стран говорит о сильном влиянии политической стратегии на их выбор: Южная Корея, Тайвань, Таиланд Чили Малайзия Филиппины, Конго (Киншаса) находились в прямом противостоянии с прокоммунистическими силами, поддерживаемыми СССР и КНР и сами пользовались поддержкой Запада. К этой же группе относились десятки небольших стран с монокультурной специализацией Центральной и Южной Америки, Африки и Азии, у которых просто не было иного выбора, чем ориентация на мировой рынок. Каковы оказались сравнительные результаты этой борьбы за развитие к концу 1970-х – началу 1980-х годов?

Что касается первой группы, то результат был получен в общем негативный. Несмотря на некоторые успехи в развитии инфраструктуры и промышленности, ориентация экономики на госсоциализм оказалась малоэффективной, особенно в отношении преобладавшего здесь аграрного сектора. Кроме того, она препятствовала использованию возможностей мирового рынка товаров, капиталов и технологий зато способствовала политической централизации милитаризму и разжиганию разрушительных военных конфликтов в том числе и внутри самой этой группы.

Во второй группе результаты оказались неопределенными, поскольку здесь одним странам удалось продвинуться в экономическом развитии намного дальше, чем другим. Но в целом разрыв с развитыми странами у этой группы не сократился, проблемы нищеты, голода, безработицы хотя и были значительно ослаблены, но не были изжиты.

В третьей группе четко выделились такие особо поддерживаемые Западом страны, как Южная Корея, Тайвань, Таиланд, Уругвай, Чили, Иордания и ряд других, которым удалось добиться сокращения указанного разрыва, превзойти среднемировой уровень развития либо приблизиться к нему.

Но большинство стран третьей группы, несмотря на свою ориентацию на открытый рынок, существенных успехов в экономическом развитии не добились.

В итоге к концу 1970-х годов экономический рост в большинстве стран «третьего мира» был перекрыт «демографическим взрывом», экономические проблемы обострились. Низкая эффективность хозяйства, коррупция, многомиллиардное прямое казнокрадство, непосильные военные расходы привели к тому, что правительства этих стран оказались не в состоянии выплачивать свои долги на сотни миллиардов долларов. Разразился мировой кризис задолженности. И «Северу» и «Югу» стало ясно что экономика большинства стран «третьего мира» не может дальше двигаться по рельсам огосударствления, что торговые и финансовые отношения развитых стран Запада с «третьим миром» не могут далее строиться на старых основах когда прибыли в «третьем мире» присваивают ТНК и госбюрократия, а финансирование инфраструктуры, кредитную поддержку режимов осуществляют МВФ, Всемирный банк, бюджеты и частные банки развитых стран, неся при этом все бремя риска и убытков.

Какое влияние проблемы и противоречия процессов трансформации в «третьем мире» оказали на экономическую мысль Запада? И какие рекомендации выдвигала эта мысль для решения названных проблем?

В первые же послевоенные годы стал ускоренно разрабатываться особый раздел науки – «экономическая теория развития».

Интересно отметить, что, согласно мнению известных западных ученых, «экономическая теория развития» возникла вначале в России в 1920-х годах в ходе знаменитой дискуссии об индустриализации. Российскими экономистами, внесшими вклад в разработку этой теории (и чьи заслуги в 1950–60-е годы были признаны на Западе), явились Громан, Базаров, Преображенский, Фельдман, Струмилин Бухарин и др. Этому посвящена обширная литература, включая книги и статьи А. Ноува, Е. Домара, Н. Спалбера, М. Эллмана и многих других западных авторов.

В той форме, в какой теория развития разрабатывалась в России, она отличалась рядом специфических черт: во-первых, она опиралась на философию и политэкономию марксизма; во-вторых, отражала внутреннее и международное положение России, сложившееся в итоге Октябрьской революции 1917 г., гражданской войны и нэпа.

Исходная база теории развития – объяснение фундаментальных причин экономической отсталости. Марксизм указывал на два взаимосвязанных ряда причин: на сохранение в отсталых странах докапиталистических форм отношений и на систему «империалистической эксплуатации» этих стран со стороны передовых держав. Слабость национальной буржуазии и сильные позиции компрадорского и иностранного капитала лишали надежды на капиталистический путь ускоренного развития. Поэтому марксизм делал ставку на социалистические преобразования и достижение экономической самостоятельности как единственно реальный путь преодоления отсталости.

Подобной трактовке отсталости нельзя отказать в значительной доле реализма применительно к мирохозяйственной ситуации до Второй мировой войны; однако после войны страны «третьего мира» обрели политическую самостоятельность, а в развитых странах произошли глубокие институциональные изменения и перестройка их хозяйственной структуры.

Коренной поворот в отношении развитых стран к отсталым был также обусловлен:

• переориентацией основных потоков экспорта товаров и капиталов развитых стран на сами эти страны;

• превращением повышения эффективности за счет технической революции в абсолютно преобладающий источник роста доходов развитых стран при резком снижении роли доходов, получаемых ими из отсталых стран;

• осознанием потребности (в результате Второй мировой войны и в процессе холодной войны) в политической и военной поддержке со стороны отсталых стран;

• осознанием социальной и военно-политической опасности углубления экономического разрыва в условиях распространения оружия массового поражения.

Как мог в этой новой ситуации возникнуть на Западе интерес к теории развития, разработанной в России в 1920-е годы?

Дело в том, что всякая серьезная экономическая теория имеет структурно-аналитический и «объяснительный» аспекты. Первый аспект имеет дело с движением и структурой материальных «запасов» и «потоков» (факторов производства, доходов), другой аспект – с трактовкой отношений между людьми в ходе присвоения, производства, распределения, обмена, потребления этих факторов и доходов.

Указанные два аспекта хозяйственной системы взаимосвязаны, однако обладают значительной автономией: трагедия экономической теории в том, что она никогда не могла одновременно беспристрастно исследовать материальную и отношенческую стороны хозяйства (что напоминает известную альтернативу в физике: измерив величину заряда частицы в определенной точке мы не получаем данных о ее скорости, и наоборот).

Российская теория развития в своем объяснительном аспекте, исходившем из марксистской философии социально-классовых антагонизмов, постепенно оказалась не у дел в послевоенном мире. Зато ее структурно-аналитический аспект сохранил свое познавательное значение; он-то и был признан западной наукой.

Речь идет:

• о разработке макромоделей накопления («сбережения») и инвестирования на базе функции потребления, а также коэффициентов фондоемкости, «трудоемкости», «природоемкости» (с учетом динамики степени загрузки мощностей);

• о концепции источников накопления с учетом:

а) двухсекторной экономики;

б) преобладания в стране мелкокрестьянского сельского хозяйства, где сберегаемая доля доходов падала с увеличением числа хозяйств и дроблением наделов, полунищим наемным трудом, не способным на «сбережения»;

в) резко ограниченной доступности внешних кредитов;

• об отраслевой стратегии инвестирования: соотношении темпов развития сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности, тяжелой промышленности, концепции равновесного и неравновесного развития;

• об определении содержания и роли планирования, кредитно-денежной и финансовой системы в процессах развития.

Существует мало общего между этими разработками теории развития и сталинской стратегией индустриализации и коллективизации, подчинившей экономическое развитие, как и все стороны общественной жизни в СССР, ускоренной подготовке отсталой страны ко Второй мировой войне. При этом объяснительный аспект марксистской теории развития использовался лишь как идеологическое прикрытие драконовских методов институциональных и материально-структурных преобразований. Чего стоил один только сталинский тезис об обострении общественных противоречий по мере «строительства социализма»! Тезис сочетавший чудовищный цинизм с реализмом (что и показали события августа 1991 г.).