взял. Поберег.
После похорон Ира целовала спящего Ивана до самого рассвета. Только за то уже, что вернулся тогда.
Сказки
– Это все сказки, ничего ты не записывал! – сказала Ира и отвернулась от попутчика.
Но попутчик не отступил. Заказал себе кофе, достал планшет и начал читать на весь вагон свои заметки: «1 января – ты ушла от меня без всякого предупреждения. 2 января – ты восемнадцать раз не отвечаешь на мой звонок. 3 января – я в отчаянии. 7 января – мой день рождения, ты не звонила. 10 января – я нашел твой новый адрес. 15 января – я видел тебя с другим. 24 января – я уволился с работы. 25 января – мой первый рабочий день там, где ты всегда хотела меня видеть. 5 февраля – твой день рождения, ты не отвечаешь на мои звонки. 11 февраля – от тебя пришло сообщение «Как ты?». 17 февраля – ты до сих пор ничего не ответила на мой ответ. 2 марта – ты приехала забрать оставшиеся вещи. 7 марта – ты привезла мне на выходные свой (наш) аквариум. 11 марта – ты забрала аквариум. 24 марта – ты попросила помочь тебе с машиной. 25 марта – мы вместе ездили в сервис. 2 апреля – ты за неделю не ответила ни на один мой звонок. 5 апреля – я написал тебе, что готов на все, совершенно на ВСЕ ради наших отношений. Ты сказала, что это сказки. 17 апреля – я встречался с друзьями, к утру ты уже знала, что это произошло, и попрекала меня тем, что не так уж я и страдаю. 19 апреля – ты ночевала у меня. 26 апреля – ты сказала мне исчезнуть из твоей жизни».
– Замолчи ты уже!!! – крикнула Ира.
Попутчик замолчал. Ира плакала. Попутчик пил кофе. Через два часа пассажиры потянулись к выходу. От них веяло сочувствием. Попутчик помог Ире надеть плащ и крепко сжал ее холодную ладонь. Ира все еще утирала слезы.
Попутчик вел за руку уверенно и настойчиво.
Ничего не изменилось. Ничего. Как в тот самый первый раз, когда они пробирались через толпу на стадионе. Сейчас он ведет ее в лабиринт чувств. Она не знает дороги, а он знает. У него ничего не изменилось, он знает, к чему идти.
Ира перестала всхлипывать, ветер высушил лицо. Попутчик поймал такси, она уснула у него на плече еще до первого светофора.
Хорошо, когда в паре кто-то устойчив в любви.
«Ты меня не слушаешь»
– А потом мы поехали вместе в офис, он еле поместился даже на переднее сиденье. Нет, моя машина для него просто консервная банка! Где у нас соевый соус?
– В холодильнике.
– Он всю дорогу рассказывал мне про свое прежнее место работы. Наверное, его оттуда выперли за занудство. Теперь у нас нудить будет. Ты меня слушаешь?
– Да, конечно.
– Может, на выходных поедем на рыбалку? Ты же говорила, что хочешь на озеро с удочкой? Там карпы и еще какая-то рыба, не помню… но тоже хорошая. Поедем? Маша, что ты молчишь?!
– Я думаю.
– Я бы собрал все, пикник там, удочки, пледики. Ты могла бы поспать в машине, пока едем. Что скажешь?
– Надо подумать.
– Господи, когда ты уже надумаешься?)
– А карпы, что за рыба?
– Не знаю, но точно нормальная. Да какая разница, отдохнем просто. Можно кого из друзей позвать.
***
– Ты не видел, куда я дела крышку от сковородки?
– Нет, не попадалась. Маша, может, все-таки на рыбалку завтра с утра? Или теперь уже до следующих выходных отложим?
– Почему отложим? Я уже все собрала. Ты же обещал, что я еще и посплю в дороге.
– Когда я уже привыкну к тебе, дорогая…
Офис
– От меня ушла жена.
Юля подняла голову и долго смотрела на собеседника. Он стоял, облокотившись на перегородку. И больше всего ей хотелось, чтобы его здесь не было.
Она закрыла ноутбук и развернулась к Григорию.
Тот подошел ближе и, присев на корточки, положил подбородок на её стол.
Юля видела его так близко едва ли не впервые. Каждую морщинку, ресницы, изгиб бровей, ямки на передних зубах.
Григорий почти плакал.
Почему он выбрал ее? Разве можно из всего коллектива так безошибочно присесть у ее стола.
Среда. Работы было столько, что она ощущала секунды уходящего времени. Но он плакал, положив голову на ее стол. И ничего нельзя было изменить.
– Она ушла от меня. Хорошая такая девчонка. Помню ее двадцатилетней на ресепшене. Сейчас большой начальник. Или «большая». Как правильно, Юль?
– Я не знаю, Григорий.
– Ты как думаешь, она вернется? Можно что-то изменить в ее голове?
– Я не знаю.
– У нас ведь дочери. И дом мы строили почти пять лет. Теперь я там один. Как наказанный. А я ничего не сделал, Юль. Ничего!
– Мне так жаль.
– Вот ты же сейчас смотришь на меня! Ну, посмотри внимательней! Неужели я не заслуживаю хотя бы разговора? Почему нельзя хотя бы поговорить? Она же молчит. Совсем молчит, понимаешь?
– Григорий, – Юля чуть наклоняется к нему. – Что у вас произошло?
– Ничего. Совсем ничего. Она сказала, что хочет другой жизни. Попробовать что-то другое. Или кого-то другого. Вдруг я не лучше, понимаешь?
Юля почти прикасалась к нему рукой, почти улавливала его дыхание.
Секунды не то бежали, не то зависли вокруг них.
Юля не надеялась, что когда-то он будет так обнажен перед ней. И это будет длиться столько секунд подряд. Не надеялась, что Григорий зайдет в ее кабинет, небрежно бросит куртку на подоконник и скажет ей хоть что-то, кроме приветствия.
Происходившее было пыткой, наслаждением, болью.
Она мечтала, что он даст ей когда-то капельку себя. И вот он дал себя без остатка. Себя, уничтоженного другой женщиной. Себя, свободного и зависимого. Себя, совершенно слепого и равнодушного.
И поэтому ей хотелось, чтобы он ушел. Хотелось вернуться к работе. Так можно было немного вернуть спокойствие и контроль. Лучше вовремя сдать отчет, чем посидеть на краешке чужой любви. Тем более когда свою собственную приходится крепко держать за горло.
И только поэтому Юля, чуть задев Григория рукой, снова открыла ноутбук.
Это работа, и он лишь ее коллега. Поэтому прошедших много секунд достаточно для сопереживания.
Лично у нее впереди еще не одна бессонная ночь в мыслях о нём. Так что совесть ее скрипит от чистоты.
Самолетики
– Что ты делаешь здесь так поздно? – Юра стоял в дверном