– Господи, какой вы добрый, Герман! – плакал от счастья Леонид Осипович.
– Конечно, добрый, – слюнявила мою щеку благодарная Елизавета Петровна, – по нему сразу видно, какой он добрый, красивый и благородный!
От слов тещи я даже немного прослезился. До этого мне никто не говорил таких прекрасных слов.
– Да уж, – тяжело вздохнула Мнемозинка, с болезненной гримасой усаживаясь в кресло.
Я с умопомрачительной нежностью взглянул на нее, и снова представил себе, как бью Мнемозинку кожаной плеточкой по попе, и как она снова хватается зубами за край подушки, и снова содрогнулся в экстазе, наполнившись чувствительными эманациями ее рыдающей Вселенной.
– Вообще-то я уже купил для вас домик, просто решил сделать вам сюрприз, – улыбнулся я, – так что завтра поедем вселяться, а заодно вызовем нотариуса и оформим все документики!
– Да, вы просто прелесть, – Елизавета Петровна неожиданно прильнула ко мне и заключила меня в свои безумные объятия, бессовестно прикусив в поцелуе мою нижнюю губу своими железными зубами. Теперь уж без настойки перца мне действительно не обойтись!
– Ты уж, дорогая, поосторожнее демонстрируй ему свои чувства, – деликатно высказался Леонид Осипович, заметив мои вытаращенные от ужаса глаза.
– Не учи ученую, – с обидой отозвалась Елизавета Петровна, с большой неохотой отодвигаясь от меня.
– Да уж, мама, ты веди себя поприличнее, а то ему это может и не понравиться, – поддержала отца Мнемозинка и опять слегка поморщилась, едва пошевелясь в кресле.
– Что это с тобой, моя девочка? – удивилась Елизавета Петровна, подойдя к ней ближе.
Мнемозинка тут же протянула свои губы к ее уху и стала что-то шептать, с лукавой усмешкой поглядывая на меня. Сердце мое сжалось от страха, но через некоторое время облегченно разжалось, потому что Елизавета Петровна полушепотом уже давала Мнемозинке какие-то полезные советы насчет лечения геморроя.
– Вы не курите?! – спросил меня Леонид Осипович.
– Нет, берегу свое здоровьишко, но могу просто постоять с вами на балконе.
– Буду очень-очень рад, – засмеялся с простодушной улыбкой Леонид Осипович, и мелкими шагами засеменил за мной по направлению к балкону.
– Я, как погляжу, ваши мышцы очень здорово накачаны, вы, наверное, где-то занимаетесь?!
– Да, бицепсы, трицепсы это моя слабость, как и тренажерный зал, который я всегда посещаю после работки, – со вздохом откликнулся я, и легко, как пушинку, приподнял над собой Леонида Осиповича на одной вытянутой руке.
– Ой, Герман, у меня уже голова закружилась, пожалуйста, отпустите, ради Бога, – пожаловался Леонид Осипович, заметно нервничая и подергивая в воздухе головой.
– Ну, что ж, бывает, – мудро заметил я, и опустил Леонида Осиповича обратно на дубовый паркет комнаты, рядом с дверью балкона.
– Да, сколько же у вас комнат-то? – восторженно подхохатывая, прошептал мой тесть, разглядывая пять золоченных дверей с зеркальными окошками в виде больших иллюминаторов, которые были в одной этой комнате.
– Всего лишь шестнадцать, – с сожалением заметил я.
– И что же, Мнемозина одна убирает все шестнадцать комнат?! – беспокойно вздохнул Леонид Осипович.
– Леонид Осипович, сколько у вас классов образования?!
– У меня ученая степень, Герман, я доктор биологических наук и всю свою жизнь посвятил изучению жизни северного оленя! – обиженно сощурился на меня Леонид Осипович, и даже слегка потрогал свою научную лысину, вроде как убеждаясь в собственной правоте.
Неужели человечество будет добывать себе разум из таких людей как Леонид Осипович, – задумался я, а сам извинился перед ним и раскрыл дверь балкона.
При виде Кремля и набережной с храмом Спасителя лицо Леонида Осиповича заметно смягчилось и приобрело торжественно-патриотическую задумчивость.
Он даже закурил с необычным пафосом, громко чиркая спичкой, и украдкой смахивая с щеки слезу. Я же поглядел вниз, во двор нашего дома, и тут же увидел какого-то бородатого мужика в грязной телогрейке, с какой-то животной яростью ковыряющегося в наших мусорных баках, и ужасно напоминающего собой питекантропа.
Боже, и откуда взялся этот дикарь, ведь в центре всегда полно милиции, а у дома всегда дежурит охрана, и кто здесь наставил этих дурацких мусорных баков, если в нашем доме мусоропровод в каждой комнате?!
Леонид Осипович все плакал, глядя, на наши родные святыни и даже один раз перекрестился, а потом, когда стал бросать вниз окурок, тоже поглядел на этого мужика, и его благородное лицо сразу же исказила брезгливая гримаса.
– Вот до чего довели Россию! – громко заговорил он, эффектно жестикулируя руками как ветряными мельницами. – Всё чертовы олигархи! Была бы моя воля, всех бы засудил и посадил! Всех до одного!
Потом он внезапно поймал мой смущенный взгляд, и сам же вспыхнул как стыдливая девица.
– Это я не о вас, Герман, совершенно не о вас, – стал оправдываться передо мной Леонид Осипович, – это я о тех жуликах, которые обкрадывают наш народ!
– Да, ладно, ерунда, – улыбнулся я, обнимая слегка обескураженного тестя, – главное, чтобы черти не пробрались в наши добрые сны, и чтоб не было революций!
– Нет, Герман, ты не прав, – негромко заспорил со мной Леонид Осипович, снова закуривая, – революция нужна, но не такая, чтоб убивать и вешать всех богатых, а чтоб разумно поделить между гражданами все доходы! Чтобы каждому по труду, и каждому по его потребностям! Некое подобие шведского социализма!
– Но это же коммунистический лозунг! Вы, что, коммунист?! – возмутился я.
– А ты против коммунистов? – удивленно поглядел на меня тесть. – Впрочем, я и сам уже давно не коммунист! Идею предали, как продали и Россию! А верхушка компартии тоже давно продалась! Вся Россия продажная, а поэтому и выставлена на продажу! Аукцион, мать его ети! Короче, все наше государство прогнило и я знаю почему!
– И почему?
– Потому что в нем никогда не хватало Любви! – повысил голос тесть.
– Зато, чем меньше Любви, тем строже правосудие! – усмехнулся я.
– Чтоб чему-то научиться, надо любить, – не согласился со мной тесть.
– Все проходит, и Любовь, и политика, – немного отойдя от Леонида Осиповича, заговорил я, – но вот, торговля существовала всегда и будет существовать, потому что людям надо жрать, и жрать, и срать! Отсюда и производительность труда развивается! А любому хозяйству, магазину, заводу хозяин свой нужен! Не будет хозяина и будет сплошной бардак!
– А разве у нас в России сейчас не бардак, Герман?! Ты только махни за сто километров от Москвы и погляди, как там живут люди! – занервничал Леонид Осипович, – конечно, Герман, ты в этой темной водичке немало добра для себя наловил! – странно подмигивая, прошептал мне тесть. – Или ты думаешь, я не понимаю, откуда ты столько денег набрал, что решил нам с женой дом подарить?!