Беззубый рот насмешливо улыбается, и столько злого сарказма в злых красноватых глазах!
Хожу и думаю о моей картине! Лихорадочно пишу этюды моря, камней!
Хотела было попросить Женю попозировать — не годится. Груди в виде маленьких торчащих вперед конусов, на талии складка спереди, а я люблю прямую линию… зад низкий, как у лошади, павшей на задние ноги. Но руки, плечи, кожа — восхитительны. Я опущу ее в воду. Эта головка с распущенными волосами с лиловыми вьюнками, падающими из венка на плечо, будет очаровательна! Она будет плыть, улыбаться!..
«3авернув свои длинные косы кольцом,
Ты напоминала мне полудетским лицом
Все то счастье, которым я грезил во сне.
Грезы первой любви ты напомнила мне!» -
поет Сидоренко под аккомпанемент Жени.
У Сидоренко славный баритон — и поет он музыкально и с большим вкусом. Я люблю его слушать.
Грезы первой любви…
Надо написать мою богомолку одну… в поле… Букет полевых цветов вываливается из рук… она застыла с устремленными вверх глазами… кругом тишина… простор…
Грезы первой любви…
Моя первая любовь была… какая-то барышня, живущая напротив. Очень хорошенькая брюнетка, а мне было всего восемь лет…
Я иногда по целым часам поздно вечером стояла у окна, чутко прислушиваясь, чтобы не вошла моя фрейлейн и не прогнала в кровать. Я смотрела на противоположное окно, где мой кумир сидел за роялем в ярко освещенной гостиной.
Я иногда встречала ее на лестнице, и сердце мое замирало, а потом усиленно колотилось.
Как я мечтала тогда!
Я была здоровой девочкой, живой девочкой, любила шумные игры, с мальчишками в особенности, а тут я начала прятаться по углам, садилась на низенький табурет за трельяжем, в будуаре моей матери и мечтала.
Мечтала, что я познакомлюсь с моим кумиром; мы гуляем, рисуем, живем на даче вместе… и так все подробно, до мелочей ясно, живо… разговоры, приключения, путешествия…
Когда их семейство съехало с квартиры, у меня сделался жар, бред; я пролежала с неделю в постели.
Потом, конечно, это скоро забылось, но ее лицо, лицо «моей первой любви», стоит передо мной, как живое — я могу ее нарисовать. Хорошенькая брюнетка.
Нет! Этого не может быть!.. Да… это так: тупой нос, резкий подбородок, рот… глаза черные огромные…
Что за наваждение? Или мне это кажется?
Нет, не кажется, это — факт.
Как это странно!
Мне не по себе… я начинаю перебирать мои увлечения. Может быть, это одно воображение, но в каждом лице, которое мне было симпатично, влекло меня к себе, была одна или несколько черт «того» лица.
Значит, есть «тип», который влечет меня, и «воплощение этого типа» сразу ошеломило!
Не надо думать об этом, не надо, а то еще, не дай Бог, опять начнется…
Но ведь это интересный психологический вопрос! А в Илье? Есть ли черта… Да, конечно, — лоб! Прямой, с выдающейся линией бровей. Ведь этот лоб мне всегда так нравился, ведь я его всегда и целую в лоб… А «то» лицо я хотела целовать все… все… Я вскакиваю с места и кричу:
— Женя! Женя!
В моем голосе, верно, звучит что-то странное, потому что Женя и Сидоренко вбегают, слегка испуганные, но я уже совладала с собой и говорю с нервным смехом;
— Там вот, на перилах, скорпион!
Виктор Петрович берет палку, Женя бежит за каменными щипцами.
Мне уже стыдно своего глупого волнения, и я спокойно говорю:
— Бросьте, не стоит. Жара спала, поедем на велосипедах.
Я научила Женю ездить на велосипеде. Она увлеклась этим спортом, как раньше верховой ездой и управлением парусом. Катя отказалась. Ей, кажется, это нравится, но все, что идет от меня, ей противно.
Мы прислонили велосипеды к высокому орешнику и уселись отдохнуть. Дорога была отвратительная, да еще на подъем.
Нам жарко, мы устали. Говорить не хочется.
Вечер такой мягкий, ветра нет, море все розовое.
Женя задумчиво смотрит вдаль, обмахивая лицо платком. Я прилегла к ней не колени. Сидоренко лежит, опершись на локоть, и жует стебелек травы.
Я все думаю о странном совпадении и, желая разогнать эти мысли, сажусь и обиженным тоном говорю;
— Какой вы сегодня неинтересный собеседник, Виктор Петрович! Прочтите хоть стихи или спойте романс.
— Я не могу так сразу! Женя Львовна, о чем вы думаете?
Женя вздрагивает;
— Так, ни о чем!.. А впрочем, чего же я стесняюсь: о «нем». Знаете, о «нем в кавычках», как говорит Виктор Петрович!
— Ого! — восклицает Сидоренко, — у Жени Львовны есть «он»!
— То-то и дело, что нет, — с таким огорчением произносит Женя, что мы смеемся, — Ну, Женя Львовна, я три недели пою романсы, читаю стихотворения, спас трех котят из воды, подарил вам мандолину и семена американской картошки, ем тянучки вашего приготовления без единой гримасы — имею я, наконец, право попасть в кавычки? — произнес с пафосом Сидоренко.
— О, нет, Виктор Петрович! — отвечает Женя серьезно.
— Отчего?
— Я вас очень люблю, да не влюблюсь, — трясет она головкой.
— Но почему же?
— Потому, что вы не мой тип!
— А вы знаете свой тип? — спрашиваю я быстро.
— Ну конечно!
— И я не подхожу под тип? — с комическим отчаянием спрашивает Сидоренко, — Нет! Вы — русый, а я люблю брюнетов; у вас борода, а я люблю одни усы — большие усы. Вы среднего роста, а я люблю высоких — да и вообще я в вас не влюблюсь, Сидоренко разводит руками.
— Ну хорошо, ну хорошо. Вы описали нам наружность, а качества-то его душевные?
— Если он будет умный и хороший человек, это будет очень хорошо.
— А, значит, он может быть и дурным, но только с усами! Ай, ай, Женя Львовна, а еще серьезная барышня.
Личико Жени выражает досаду;
— Конечно, я не умею это все хорошенько объяснить — я как-то мало думала обо всем этом, я даже не очень люблю романы, где много говорится о любви, но мое мнение таково: сначала понравится наружность. И все в ней мило, все нравится — и влюбишься… а потом оказывается — и глуп и плох! Приходится разлюбить, а это больно! Вот и все. Лучше сказать не умею.
— Правда, Женя Львовна, — вдруг тихо говорит Сидоренко. — Правда! А если этот человек и умен и хорош — тогда…
— Тогда — крышка! — решительно говорит Женя, — тогда — счастье!
— Не знаю; по моему, любовь — счастье. Даже несчастная любовь!
Мы все молчим и смотрим на море.
— Ай да Женя Львовна, какую лекцию о любви прочитала! — с немного преувеличенной веселостью говорит Сидоренко.
Крышка! Ну, нет! Ты, милая, чистая девочка, не понимаешь, что есть два сорта любви, и одну из них можно отлично победить, потому что она не дает счастья.