Как я давно заметила, послеобеденное время — не лучшее для работы, кроме того, мне хотелось прогуляться. Конечно, я не могла исследовать сам замок без разрешения, но я могла осмотреть парк и окрестности.
Без труда я нашла дорогу во двор, куда привез меня Жозеф, но не пошла через подъемный мост, а пройдя через лоджию, соединявшую основное здание замка с его более поздней пристройкой, и миновав еще один двор, я оказалась на южной стороне крепости. Здесь находились сады, и я мрачно подумала, что господин граф, пренебрегая картинами, с очевидной заботой относится к своим садам.
Передо мной лежали три террасы. На первой — лужайки и фонтаны. Представляю, какие изысканные цветы растут здесь весной; даже сейчас, осенью, они радовали глаз. Я прошла по мощеной камнем дорожке ко второй террасе с газонами и цветниками; они разделялись друг от друга аккуратно подстриженными живыми изгородями различной формы, среди которых преобладала форма геральдической лилии. Как характерно для господина графа! На самой нижней террасе располагался огород, и даже он был аккуратно разделен на квадраты и прямоугольники, некоторые отделялись друг от друга увитыми виноградом шпалерами, и вся эта терраса была окаймлена фруктовыми деревьями.
Место имело пустынный вид. Я догадалась, что у садовников сейчас короткий дневной отдых, потому что даже в это время года здесь жаркое солнце. В три часа они, вероятно, вернутся и будут работать дотемна. Должно быть, их много, если сады содержатся в таком порядке.
Я стояла под фруктовыми деревьями, когда услышала, как меня кто-то позвал: «Мисс! Мисс!» и, обернувшись, увидела, что ко мне бежит Женевьева.
— Я увидела вас из своего окна, — сказала она, указав на замок. — Видите окно справа наверху… это мое. Это часть детской. — Она поморщилась. Все это она сказала по-английски — Я выучила это наизусть, — объяснила она, — затем, чтобы показать вам, что я могу. А теперь давайте говорить по-французски.
Теперь она выглядела по-другому — тихая, спокойная, может быть, немного более шаловливая, чем следовало бы ожидать от хорошо воспитанной четырнадцатилетней девочки, и я поняла, что вижу Женевьеву в хорошем настроении.
— Как вам угодно, — ответила я.
— Знаете, мне бы хотелось поговорить с вами по-английски, но, как вы заметили, он у меня не очень хорош, верно?
— Из-за акцента и интонации вас было очень трудно понять. Но я думаю, у вас обширный запас слов.
— Вы гувернантка?
— Конечно, нет.
— Тогда вам следовало бы ею стать. Из вас получилась бы хорошая гувернантка. — Она громко засмеялась. — Тогда вам не пришлось бы ходить вокруг да около под выдуманными предлогами, а?
Я холодно сказала:
— Я иду гулять. До свидания.
— О нет, нет. Я спустилась, чтобы поговорить с вами. Первое, что я вам должна сказать, — извините. Ведь я вам нагрубила? А вы были очень спокойны… но вы и должны быть спокойной? От англичанки все ждут именно этого.
— Я наполовину француженка, — сказала я.
— Теперь понятно, почему вы такая темпераментная. Я видела, что вы были действительно сердиты. Холодным был только ваш голос. В глубине души вы страшно рассердились, разве нет?
— Естественно, я была удивлена, что девушка явно образованная могла быть так невежлива с гостьей в доме своего отца.
— Но вы не гостья, вспомните. Вы там были под…
— Не вижу смысла в продолжении этого разговора. Я принимаю ваши извинения, а сейчас я хочу уйти.
— Но я спустилась специально, чтобы с вами поговорить.
— А я спустилась погулять.
— Почему бы нам не погулять вместе?
— Я не просила вас составить мне компанию.
— А мой отец не приглашал вас в Гейяр, но вы приехали. — Она поспешно добавила: — И я рада, что вы приехали… может быть и вы будете рады, если я пойду с вами.
Она пыталась сделать шаг навстречу, а я не из непримиримых, поэтому я позволила себе улыбнуться.
— Вы выглядите симпатичнее, когда улыбаетесь, — сказала она. — Нет, — она склонила голову в сторону, — не совсем так. Но вы выглядите моложе.
— Все мы выглядим приятнее, когда улыбаемся. Вам об этом следовало бы помнить.
Неожиданно она весело рассмеялась. И я тоже. Обе мы были довольны компанией друг друга — люди мне были интересны почти так же, как и картины. Отец это называл пустым любопытством — во мне эта черта была сильна, и может быть, я напрасно в себе ее подавляла.
Теперь я радовалась обществу Женевьевы. Вчера я видела ее в дурном расположении духа, а сейчас она была живой и чрезвычайно любопытной девочкой, но могла ли я осуждать ее за любопытство, во мне самой его было предостаточно.
— Итак, — сказала она, — мы идем гулять вместе, и я покажу вам все, что вы хотите увидеть.
— Благодарю вас. Это было бы очень приятно.
Она опять засмеялась.
— Я надеюсь, вам здесь понравится, мисс. А если я буду говорить с вами по-английски, вы будете говорить медленно, чтобы я могла понять?
— Конечно.
— И не будете смеяться, если я скажу глупость?
— Конечно, я не буду смеяться. Мне по душе ваше желание совершенствоваться в английском.
Она вновь улыбнулась, и я знала, что она подумала, что я похожа на гувернантку.
— Я не очень хорошая, — сказала она. — Они все боятся меня.
— Не думаю, чтобы они боялись вас. Скорее, их беспокоит — и вызывает неприязнь — ваша не всегда приятная манера поведения.
Это развеселило ее, но она сразу же стала опять серьезной.
— Вы боялись своего отца? — спросила она, переходя на французский. Я поняла, что на интересующую ее тему она должна говорить на более легком для нее языке.
— Нет, — ответила я. — Скорее, я испытывала благоговение перед ним.
— А в чем разница?
— Можно уважать людей, восхищаться и преклоняться перед ними, бояться обидеть их. Это не то же самое, что испытывать перед ними страх.
— Давайте дальше говорить по-французски. Этот разговор слишком интересен, чтобы говорить по-английски.
Я подумала, что она боится отца. Что же это за человек, который сумел вселить в нее страх? Она была необычным ребенком — своенравная, вспыльчивая, и винить в том нужно было, конечно, его. Но что же мать — какую роль она играла в воспитании этого странного ребенка?
— Значит, вы на самом деле не боялись отца?
— Нет. А вы боитесь?
Она не ответила, но я заметила, что в глазах ее появилось выражение, как у загнанного зверя.
Я быстро сказала:
— А… ваша мать?
Тогда она повернулась ко мне.
— Я вас отведу к своей матери.
— Что?
— Я сказала, что отведу вас к ней.
— Она в замке?
— Я знаю, где она. Я отведу вас к ней. Вы пойдете?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});