Да, есть так называемые космические фильмы, но просмотром брезгаю, слишком фанерно и топорно. Раздражение вызывают даже не ляпы, а полнейшее несоответствие тому, что будет. Уже сейчас по всему миру близорукость убирают хирургическим путем, а завтра будет убрана генетическим вмешательством, как и прочие недостатки, но когда смотришь фильм о будущем эдак лет на тысячу вперед, а то и на десять тысяч, режиссеры размахом не стесняются, то видишь людей даже прошлой по сравнению с нашей эпохи со всеми их «достоинствами» и дуростью….
Так что же это… Сердце колотится взволнованно, так и хочется признать себя либо потомком инопланетянина, потерпевшего крушение, либо потерявшим память путешественником во времени года эдак из четырехтысячного… который, понятно, пока что должен ходить в соответствующей эпохе личине. Это я чтобы оправдать свою не самую лучшую в мире фигуру и все прочее, что во мне не супер-пупер.
Я осторожно повернул голову, чувствуя, что не у себя дома, ага, Ларискина спальня. Не так уж я и надрался вчера, все помню. Я здесь, в этой реальности. Странно, что такой необычно возвышенный сон приснился, когда я в такой обычной ситуации да еще с эрекцией.
В спальню через плотно закрытую дверь доносится негромкая музыка. Я поднялся, продирая глаза и отчаянно зевая. Открыл дверь, проигрыватель как раз запел голосом Лариски. Она, уже одетая, будто для концерта, пританцовывает посреди комнаты, сосредоточенная, как перед прыжком с вышки.
– Привет, – сказал я.
Она подняла голову, улыбнулась, свеженькая и чистенькая, еще без косметики.
– Хорошо спалось?.. Милый, я сейчас репетирую… Посиди пока, не отвлекай, хорошо?
– Хорошо, – пообещал я. – На тебя всегда приятно смотреть.
– Правда?
– Правда, правда, – заверил я без всякой фальши, на Лариску в самом деле смотреть одно удовольствие. – Меня нет, не обращай внимания. Да и умыться, наверное, можно для разнообразия.
Лариска благодарно улыбнулась, мне показалось, что держится несколько скованно, начала ритмично танцевать, иногда раскрывала рот и делала вид, что поет, это называется «гнать фанеру», то есть петь под фонограмму, но Лариска, как я понял, сосредоточилась не на песне: танцует, все больше и больше подпрыгивая, вихляясь всем корпусом, оттопыривая зад и делая движения, которые можно интерпретировать только в одном смысле, очень прямом и ясном, это называется «заводить»…
Все время оглядываясь, я задержался на пороге ванной: пышная грудь начала приподниматься из низкого выреза платья, как пропустить такое, я пусть и дурак, но не настолько. Как завороженный, уставился на эти белоснежные полушария, что растут и растут, растут и растут. Наконец, как восходящее утреннее солнышко по ранней заре, блеснул кончик красного… начал увеличиваться…
Другая грудь отстала лишь на пару сантиметров, там тоже начался восход алого солнца, а первая в это время дошла до середины и… что-то застопорилось, видно, твердеющим от возбуждения кончиком в самом деле зацепилась за шнуровку.
Уже обе застряли на злополучном месте, я поймал себя на том, что задержал дыхание. Стоит Лариске сделать глубокий выдох, и соски либо преодолеют барьер, либо грудь опустится, что вернее, скроется, оставив для обозрения более скромные участки.
Лариска бросила взгляд на мое воспламенившееся лицо. Движения стали порывистыми, неистовыми, словно и она вошла в экстаз и ничего не видит и не слышит, кроме своей песни и музыки, что звучит у нее в душе… И в этот момент обе груди освобожденно выпрыгнули и легли поверх платья. Светло-коричневые круги сосков явственно заалели, а ниппели, которые у Лариски вообще-то редко сами приподнимаются, встали столбиками и на глазах распухли, налились алым цветом.
Она «допела» последнюю фразу, с блаженной улыбкой победительницы поклонилась и тут «заметила» непокорные сиськи. Ахнула, торопливо упрятала на место и, закрыв ладонями пылающее стыдом лицо, умчалась на кухню, что сейчас имитирует кулисы.
Через минуту выглянула и спросила трепещуще:
– Ну как?
– Круто, – признал я.
Она завизжала счастливо и бросилась мне на шею. Я отступал, пока под колени не ударились края унитаза. Она села на меня, раздвинув ноги, отдувалась, я чувствовал, как стучит ее сердце, и видел испарину на лбу.
– Получилось! – прошептала она счастливо. – Получилось!.. Теперь только не забыть, какие мышцы задействовала… Вроде бы вот эти… и эти…
Сидя на мне, она начала двигать руками и плечами. Я чувствовал, как напрягается ее тело, даже бедра, груди в самом деле начали подниматься, подниматься, наконец добрались до самого верха, но через край прыгать отказывались.
– Прекрасно! – завизжала она. – В этот момент я подпрыгиваю, сдавливаю живот и делаю вот такое движение… и мои сиськи во всей красе.
Я присмотрелся к ее костюмчику.
– Эй-эй, а мне кажется, у тебя там особый выталкивающий механизм!
Она победоносно засмеялась:
– Я всем девчонкам сказала, что у меня головастый бойфренд. Ты угадал.
– Правда? А что там?
– Умелые конструкторы в самом деле недавно создали особые модели бюстгальтеров!
– Ух ты…
– Только это эксклюзив, – предупредила она, – в продажу не пойдет…
– Пойдет, – заверил я. – Стоит только попасть в руки пиратам, сразу начнут штамповать сотнями тысяч.
Она нахмурилась, кукольное личико стало озабоченным.
– Да? Вообще-то ты прав. Пираты обязательно стырят, и начнутся подделки. Самое обидное, что эти подделки ничуть не уступают… Тогда надо спешить, пока шьют только сами изобретатели. Эти бюстгальтеры не только поддерживают грудь в красивой форме, но, как говорится в сопроводиловке, при определенном сокращении мускулов вроде нечаянно выталкивают грудь наверх. К этому моменту надо сделать сосок ярко-красным, чтобы и с задних рядов было видно. Ты сам видел, разработаны специальные красители, поддерживают цвет.
– А клей особый или «Момент» какой-нибудь?
– Сам ты момент, – обиделась она. – Триста долларов за тюбик! Гарантированно шесть часов держит сосок вытянутым и вздутым. А добавки красного перца придают цвет и объем.
– Это не вредно?
Она отмахнулась:
– Милый, мне нужен успех, при чем здесь здоровье? Будут у меня миллионы, найму докторов, станут следить за моим здоровьем.
Я усомнился:
– А не поздно будет?
– Не поздно, – заверила она. – Если много денег, все лечат. Даже рак любой степени убирают, только это очень дорого, но топ-звездам по карману. Так что не трусь, один раз живем, не так ли?
– Так, – подтвердил я, – конечно, так…
– А если один раз, то и взять нужно все, согласен?
– Ну да…
Она сбросила наконец артистический костюмчик, крупная грудь слегка отвисла под собственной тяжестью. Я ожидал, что осчастливленная Лариска возжелает на радостях коитуса, но она спорхнула с моих колен и красиво встала под душ. Грудь без имплантатов, да, хотя, если честно, для нас, мужчин, какая разница?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});