Читать интересную книгу Оглянись, незнакомый прохожий… - Геннадий Степанов

Двое из ларца кинулись исполнять. Мрыль обратился к мужику в очках.

– Степаныч, ты давай заводи семсьпятку и будэмо буксировать у мастерскую этого инвалида, – показал он на трактор. Я посмотрел на него и только тут заметил, что он уже был на гусеницах, да еще с новыми траками и каретками.

Оказывается, мужики все это время пахали как черти и, взяв мотоцикл, успели сгонять в МТС и выписать на складе новый двигатель. Мне стало ужасно стыдно от того, что я о них так плохо подумал.

Когда разгрузили двигатель и затащили трактор в мастерскую, все единогласно решили перекусить. Постелив газеты на большущий ящик, стоящий тут же в мастерской, все стали выкладывать у кого что было. Тут были и огурцы и яйца, и курица вареная, и картоха в мундире, и лук, и чеснок, ну и, конечно же, сало. Короче, стол получился как на Маланьиной свадьбе. Я в свою очередь выложил две копченых рыбины и буханку хлеба. Но вот когда я начал выставлять на стол по одной бутылке вино, мужики обрадованно загалдели и начали считать хором… Одна, две, три, четыре…

Чем дальше считали, тем серьезнее становились их лица. Наконец Степаныч произнес:

– Ну и куда ты, нахрен, столько набрал?

– Это еще не все, – сказал я и радостно выставил еще две бутылки водки.

Степаныч молча взял у меня сумку, засунул туда все спиртное, кроме двух бутылок красного вина, и также молча унес в токарную мастерскую, и запер на ключ.

– Пусть у меня пока в токарке полежат до конца ремонта. Правильно, Леха, Слава?

– Все путем, Степаныч.

Так я узнал, что Степаныч был токарем. Двое из ларца, одинаковых с лица были братья близнецы Леха и Слава с очень редкой фамилией Ивановы.

Перекусив и выпив вина понемногу, все снова взялись за работу. Я откручивал капот и потом двигатель. Братья готовили новый к установке. Мрыль со Степанычем ушли на склад за фарами, насосом, генератором и прочими запчастями. Часам к десяти вечера уже установили новый движок и я дотягивал его крепление, лежа под трактором. Подъехал Володя Ткач и на улице раздался хохот, мужики ржали, не умолкая. Я не выдержал и пошел узнать, над чем они так смеются. Когда я вышел и поинтересовался, что случилось, они еще пуще стали смеяться. Наконец Володя, вытирая слезы, произнес:

– Ну ты, парень, не перестаешь меня удивлять. После обеда в конторе полсела собралось. Требуют, давай нам на постой мартышек и зерно не забудь привезти. А мы ни ухом ни рылом, в чем тут дело. Уж когда я в магазин за папиросами заскочил, мне моя рассказала. Ах, думаю, сукин сын, и тут нашкодить успел! – Володя еще хохотнул и пошел смотреть трактор.

– Ну, добре, добре мужики. Как думаешь, к утру будет трактор готов? – спросил он, глядя на меня лукавым взглядом.

– Будет. Но при одном условии, – твердо ответил я.

– При каком?

– Если еще Ткач поможет гайки крутить. А то командовать мы все орлы, а вот гайки крутить – это не языком ворочать, – брякнул я и быстренько полез под трактор во избежание крапивы.

Володя засмеялся:

– Да я и сам хотел помочь!

Работа снова закипела.

Глава 16

… Дело спорилось. Работали все с огоньком. Видно, грела мысль, что по окончании будет застолье, и мужики шутили и смеялись, чаще всего в мой адрес. Мне же было не до смеха. Я думал, как мне дальше просуществовать. Из всех денег оставалось у меня семь рублей с копейками. Ну да ладно, где наша не пропадала! Как-нибудь выкручусь. Эта мысль меня успокоила.

– Ну что, братцы, пробуем? – это Володя предложил запустить двигатель. Братья поддержали.

– Нехай хлопец сам заводыть буде. Може, вин тильки по макакам спец? – это Мрыль в мой адрес отпустил шутку. Мужики дружно заржали.

Я не обиделся и стал наматывать шнур на шкивок пускача. Пускач завелся с первого раза и я перевел рычаг запуска основного двигателя. Движок завелся сходу и трактор поехал, зацепив гусеницей меня за спецовку. Еще бы минута, и я был бы раздавлен собственным трактором. В последнюю минуту я с силой отпрянул и, вырвав клок спецовки, высвободился. Мужики разбежались кто куда по сторонам и с ужасом наблюдали за происходящим. Трактор тихонько двигался и готов уже был снести ворота и все, что на его пути лежало и стояло. Я, не раздумывая, запрыгнул на гусеницу и с нее в кабину. Отжав рычаг сцепления, я заметил, что трактор остановился в тридцати сантиметрах от ворот.

– Глуши мотор! Кто занимался кулисой и сцепление и скорость не выключил? – грозно заорал Ткач.

– Володь, да я это. Как я мог забыть? Видно, старею, – приуныл Степаныч.

– Ну, ладно, этот по молодости мог забыть. Ну, Леху со Славкой, я еще могу понять, а тебе-то уж, Степаныч, не простительно. Значит, так. Об этом случае никому, иначе меня с работы снимут.

– Володь, мог бы и не говорить, сами знаем, – понуро пробубнили братья.

Я стоял в стороне и отходил от шока. Руки у меня еще тряслись и тут все набросились на меня с похвалами. Первым начал Степаныч.

– Ну, ты смелый парень! Надо же, не растерялся. Мы рядом стояли и то струхнули, братаны вон аж чуть не на улицу убежали.

– Степаныч, а как было не бежать? Этой мастерской сто лет в обед, рухнула бы на раз-два, – и братья начали мне руку трясти и по плечу похлопывать.

Мрыль стоял потупившись и потом осипшим голосом промолвил:

– Вот з такими хлопцами на вийне було легко – и на подвиг готовы и шутки у них усегда наготове.

Затем он повернулся ко мне и, пожав руку, сказал:

– От, казак, запомни, что старый Мрыль с тобой завсегда в разведку бы пошел.

– А я со старым Мрылем в разведку бы не пошел.

Мужики оживились, ожидая подвох, загалдели: – А что так, почему, объясни?

– Да потому, что вдруг бы его ранило и как его тащить на себе, такого толстого? Пришлось бы танк вызывать и на тросу его волоком.

– Ах ты, плут. Я вот щас тебе зараз… – и Мрыль погнался за мной, скручивая в руках веревку из ветоши и шутливо хлеща ею меня пониже спины. Мужики взахлеб хохотали. Володя тоже смеялся и напряженная обстановка стала потихоньку разряжаться.

Время было уже далеко заполночь. Володя спохватился, что я малолетка. Что в семнадцать лет перерабатывать мне нельзя и он несет за меня ответственность. Он заставил меня идти отсыпаться и разрешил на работу придти к девяти часам. Остальные все остались доводить трактор до ума. Уходить мне не хотелось. Но делать было нечего. Володя бригадир и его надо слушаться.

Попрощавшись с мужиками, я вышел на улицу.

Ночь. Небо, как сито, усыпано дырочками-звездами. Они светили своим тусклым огнем и завораживали чем-то необъяснимо вечным. Луна сегодня главенствовала над всем и, улыбаясь, освещала казахскую степь и село, и редкие деревца, серебря листву. Было тихо. Очень тихо и даже собаки не лаяли. Я шагал по направлению к дому, где жил Король со своей злой старухой Королевой и маленькой, несчастной внучкой Зосей.

Подходя к дому, я заметил, что в одном окне горит свет. Неужели меня ждут старики и не спят? Мне стало как-то неловко от этой мысли. Подойдя к окну поближе, я заглянул в него и остолбенел.

В комнате тускло горела лампочка, прикрытая маленьким абажурчиком. За столом сидела старуха и жгла свои черные свечи. Перед ней лежала какая-то книга, довольно старого и потрепанного вида. Старуха шевелила губами, о чем-то говоря, и вдруг ее распущенные волосы стали подниматься и вот они уже стали столбом. Потом они начали вращаться вокруг лампы. Старуха раскинула руки в стороны и начала увеличиваться в размерах. Она начала расти до потолка и вдруг резко повернулась и бросилась к окну. Лицо ее было искажено злобой. Всматриваясь в темноту, она повторяла страшным голосом: Кто здесь, кто здесь?

Я отпрянул от окна и побежал к входной двери. В голове билась одна мысль – все ли в порядке с Зосей?

Глава 17

… Обойдя дом, я увидел, что входная дверь была открыта настежь, и в сенях горел свет. На лавочке возле дома сидел дед и, кряхтя и охая, тихонечко жаловался на судьбу. Меня в темноте видно не было, но слова деда я слышал отчетливо:

– Ох-хо-хо-хо, и за что мне такая судьбинушка? Сколь я уже с этой старухой промучался! На улицу выйти, так от людей стыдно. Нет, зря я тогда не послушал капитана из комендатуры. Говорил он мне, что не пара эта ведьма советскому офицеру. Чем она мне тогда голову задурманила? Ведьма. Право слово – ведьма. Зоську изводит, мол, сатанинское отродье – со свету сживает.

Я стоял и боялся шелохнуться. Тут дверь внутренняя приоткрылась и высунулась бабка:

– Чого, стар ы й, не ложишься? Усе судьбу клянеш? Кабы не мягкотелость твоя, уже давно бы за границей жили. Сколь добра мои предки Масальские оставили! Хватило бы и правнукам на пячи лежать. Спужалси тогда в сорок чятьвертом бежать… вот погоди, вот погоди! Ну и што – погодили? Сиди тута таперича и кряхти, а я Зоську воспитаю и укажу ей, иде богатство припрятано… можа, и мяне на старости пригрееть.

Я шагнул из темноты и, как ни в чем не бывало, спросил:

– Че не спите?