Вопрос о дальнейшем маршруте посольства из Тобольска в Китай был тщательно изучен послом вместе с тобольским воеводой, который допросил об этом людей, ранее ездивших в Китай по торговым делам.
Какое огромное внимание уделяло русское правительство посольству Милеску Спафария в Китай, видно из того, что сибирским воеводам было дано указание оснастить посольство всем необходимым для длительной поездки и обеспечить его безопасность в связи с возможными нападениями кочевых племен. Ряд писем и грамот сибирских воевод и казаков в Посольский приказ и непосредственно царю Федору Алексеевичу свидетельствует о том, что ими были приняты необходимые меры для обеспечения безопасности посольства (см. 80).
Прибыв в Нерчинск, посол отдает распоряжение местным властям воздержаться от каких-либо действий, могущих помешать его переговорам в Пекине. Здесь же в Нерчинске к нему явился весьма влиятельный среди местных кочевых племен эвенкийский князь Гантимур с просьбой не выдавать его маньчжурам. Князь Гантимур перешел в русское подданство в 1651 г. Однако до 1667 г. он, стараясь не ссориться с Цинами, считался также и их подданным. Когда же цинские власти приказали ему воевать против русских, он порвал свои связи с Цинской империей и перешел на сторону России. Опасаясь претензий Гантимура на его владения, оставшиеся в Китае, и влияния его на племена, переселенные в глубь Маньчжурии, цинское правительство вплоть до заключения Нерчинского договора требовало выдать Гантимура. Со стороны России не было попыток использовать Гантимура для территориальных претензий (см. 87, 557).
Из Нерчинска Милеску Спафарий в сопровождении служилых людей и купцов отправляется в Китай через Маньчжурию и 15 мая 1676 г. прибывает в Пекин. Во время предварительных переговоров разгорелись длительные споры о посольском церемониале. Маньчжурские власти пытались навязать русскому послу унизительный церемониал и потребовали передачи царской грамоты не самому богдыхану, а цинским чиновникам. При этом асханьи амбань (член правительственного совета), ведший предварительные переговоры с Милеску Спафарием, заявил, что если в царской грамоте содержатся «какие грозы или непристойные речи приказаны», то ему велено русского посла «прогнать назад тотчас», а самому «собирати войско, сколько мочно, великое, и итить под Нерчинской и под Албазинской остроги и их до основания разорить, потому что ведаем, по скольку человек живет в них» (там же, 373). В ответ на эту угрозу Милеску Спафарий спокойно ответил: «А мы войною не хвалимся, а бою и их не боимся ж. Наш великий государь не желает войны и ссоры, но желает с бугдыхановым величеством великий государь дружбу и любовь, и для того послал меня». Что же касается Нерчинска и Албазина, то в них людей «потому мало, что больши не надобно того, а, как будет надобно, есть у великого государя великое множество рати, что в год мочно наполнитца всему Амуру» (там же).
Переговоры с цинским правительством, ход которых изложен Милеску Спафарием в его «Статейном описке», длились с мая по сентябрь 1676 г. Хотя русский посол и пошел на некоторые уступки в области церемониала и был принят императором (в честь русского посла богдыхан даже устроил прием), но в целом посольство успеха не имело. На все предложения русских об установлении нормальных политических и торговых связей цинское правительство ответило отказом.
Цинские сановники весьма недружелюбно отнеслись к личному составу русского посольства. Почти во все время пребывания русского посольства в Пекине оно по сути находилось под арестом, и цинские вельможи всячески над ним издевались, не давая возможности служилым людям не только общаться с населением, но даже покупать продовольствие. Во время предварительных переговоров Милеску Спафарий заявил асханьи амбань: «По многим дням многие разговоры учинились, и ис тех видит он и сам, что они от своего предложения не хотят отступить, для того чтоб не учинилась равность меж обеих великих государей, да и он, посланник, отступити от указу не смеет, потому что от царского величества жестоко наказан будет; и понеже у бугдыханова величества обычай потребный и честнее есть, нежели дружба царского величества, и посольство, как ведется у всех государей, не принимает, чтоб указал вольность нашим людем дати ходить вон и торговать, что надобно, потому что столько дней живем будто в тюрьме и за затворенными воротами живем…» (там же, 386). Далее в «Статейном списке» Милеску Спафарий отмечает: «А во все тех днях (конец мая. — Д. У.) были жары великие, и служилые люди от того и от худые воды половино были больны. А ворота были все заперты и смотрить за ворота никово не пускали. А съестное продавали караульщики тройною ценою, а караульщики были холопи боярские» (там же, 387).
Таким образом, если московское правительство стремилось наладить нормальные политические и торговые взаимоотношения, то Цинская империя не желала установления таких связей на равноправной основе. В силу самонадеянных великодержавных взглядов маньчжуров на окружающие государства и народы как на «варварские», обязанные подчиняться «повелениям» правителей империи Цин, цинское правительство отказывалось от установления добрососедских отношений с Русским государством. Русского царя оно приравняло к одному из вассальных князей, платящему дань китайскому богдыхану, а от Милеску Спафария требовало выполнения ряда унизительных церемоний.
Милеску Спафарий показал себя истинным патриотом своей родины, умным и неустрашимым дипломатом. Хотя Милеску Спафарий и пошел на некоторые уступки в области придворного церемониала, он не допустил, чтобы ему навязали процедуру, которая принизила бы государя великой державы и уронила бы достоинство посла России. Отказом выполнить во время приема посольства у богдыхана эти унизительные церемонии Милеску Спафарий подчеркивал величие Русского государства, указывая, что он может выполнить лишь то, что свойственно общепринятым международным нормам, что русский царь не менее велик, чем китайский, а поэтому русского посла должны принимать в Китае со всеми почестями, как представителя великого Русского государства.
В «Китайской реляции о посольстве Николая Спафария в Китай» говорится, что «русский белый царь, ища просвещения [китайского] императора, отправил [своего] сановника и послал [его таким образом] доставить в дань местные произведения и спросить об Высочайшем здравии, но прибывший посол Николай — [человек] весьма не знающий церемоний и упрямый. Если рассмотреть его слова и наружность, то он вовсе не покоряется законам нашего великого государства» (64, 25).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});