Читать интересную книгу Страна желанная - Илья Бражнин

Не обращая никакого внимания на Глебку, он бегло оглядел сторожку, обошёл её, заглянул через окна наружу. Из окон была видна дорога. Прекрасно. Сержант поглядел на потолок. Потом вышел в сени. Осмотрел и их. После этого он вернулся в сторожку, подошёл к лежанке, указал солдатам на Глебкин сенник, на лежащий поверх него драный полушубок и что-то сказал отрывисто и громко. Один из солдат сгрёб с лежанки сенник и полушубок и потащил их к двери.

— Ты чего? Ты куда это? — сердито спросил Глебка.

Но и на этот раз сержант не обратил на Глебку никакого внимания. Солдат застрял со своей неудобной ношей в узком дверном притворе. Глебка кинулся к нему и схватился за рукав полушубка. Он был не на шутку рассержен бесцеремонностью чужаков. Солдат что-то крикнул и, вырвав полушубок из Глебкиных рук, протиснулся в сени. Глебка шагнул следом за ним. Наружная дверь была открыта. Солдат вышел на крыльцо и сбросил сенник и полушубок прямо на снег. Туда же выбрасывал другой солдат вёдра и кадушки, потом сенник с отцовской кровати и другое лесниково имущество. Глебка постоял с минуту в сенцах ошеломлённый всем происходящим и растерянный. Когда солдаты выбрасывали отцовское одеяло, он уцепился за него и зло крикнул:

— Вы чего? Из ума что ли выскочили?

Этот крик привлёк к Глебке внимание сержанта. Сержант посмотрел на него, словно только что увидел. Потом протянул руку к Глебке и взял его за ворот. Глебка дёрнулся и схватился за руку сержанта. Это не изменило положения. Рука была, как железная. Сержант Даусон легко приподнял худенького Глебку и кинул в дверной пролёт. Болтая руками и ногами в воздухе, Глебка вылетел наружу и ткнулся головой в снег. Сержант вышел на крыльцо посмотреть, как барахтается в снегу Глебка, и захохотал.

Этот хохот точно плетью полоснул Глебку… Его выкидывают из отцовского дома да ещё и смеются над ним. Этого Глебка стерпеть не мог. Яростно вскрикнув, он кинулся на сержанта, но тот перехватил Глебку на первой ступени крыльца и пинком отбросил назад. Глебка упал на какую-то кадушку. Кадушка треснула и рассыпалась на клёпки.

При падении Глебка больно зашиб голову и на мгновение перестал видеть окружающее. В следующую секунду он был уже на ногах и снова бросился на сержанта.

Даусон перестал хохотать. Он посмотрел на Глебку холодными, немигающими глазами. Оказывается, этот русский мальчишка — не вещь, которую можно не замечать или швырнуть, куда захочешь. Это боец. Он лезет в драку. Ну, что ж. Тем хуже для него. Глаза сержанта налились кровью, и неизвестно, чем кончилось бы это столкновение, если бы в дело не вмешался Буян, выскочивший как раз в эту минуту на крыльцо. Увидя, что чужак ополчился на хозяина, пёс ринулся вперёд и вцепился зубами в обвитую шерстяной обмоткой ногу сержанта.

Сержант взвыл и так бешено лягнул ногой, что Буян слетел с крыльца вниз, перекувырнувшись при этом в воздухе. Вслед за тем хлопнул выстрел, и посланная взбешённым сержантом пуля просвистела над самым ухом Буяна. Второго выстрела и второй пули Буян дожидаться не стал. Он изо всех сил припустил в лес и вскоре скрылся за стволами сосен.

В ту же минуту исчез с поля битвы и Глебка. Дед Назар, выскочивший на шум из своей хибарки, с одного взгляда понял всю опасность положения. С проворством, которого трудно было от него ожидать, дед подбежал к крыльцу, ухватил Глебку поперёк туловища и утащил к себе.

Шум схватки разом стих. Сержант поставил прокушенную ногу на перила крыльца и принялся развёртывать обмотку.

— Проклятый пёс.

Сержант повернулся к солдатам и приказал:

— Как только он снова появится около дома — этот пёс — застрелить! — Он увидел на снятой обмотке бурые пятна крови и прибавил злобно: — Вообще стрелять всякого русского, который появится около дома.

— Должен я окликать подходящего прежде, чем стрелять? — осведомился один из солдат.

— Можешь окликнуть после того, как выстрелишь, — усмехнулся сержант.

Другой солдат спросил:

— Распоряжение касается и хозяев этого дома?

— Дурак, — ответил презрительно сержант, — хозяин этого дома я.

Он поднял голову и оглядел сторожку сверху донизу оценивающим взглядом. Домик был невелик, но срублен из толстых и ровно подобранных сосновых брёвен добротно и прочно. Да. Таких брёвен в Англии не достать. Лейтенант Скваб недаром так много говорит о русском лесе. Он в этом деле знает толк. А что, если бы этот домик разобрать по бревну, перевезти в разобранном виде в Йоркшир и там снова поставить на дальней отцовской ферме, которую у него арендует Батлинг? Эта мысль вызывает улыбку на толстых губах сержанта. Честное слово, это было бы неплохо — поставить такой русский охотничий домик!

Сержант снова оглядывает сторожку и всё больше проникается мыслью, что дом этот его, сержанта Даусона, собственность. Он даже прикидывает на глаз — как бы хорошо выглядел вырезанный над дверью девиз: «Мой дом — моя крепость». Это чисто английский девиз. Да. Чисто английский и по духу и по выражению. Чертовски ловко сказано. Тут всё, что надо, заключено: и утверждение священного права собственности, и гордое сознание этого права, и грозное предупреждение всякому, кто вздумал бы посягнуть на его очаг, вторгнуться в его дом.

Сержант Даусон самодовольно выпрямляется, не замечая вопиющего противоречия этих мыслей с делами человека, только что вторгшегося в чужой дом, разгромившего чужой очаг и выкинувшего на улицу исконных хозяев.

Глебка, которого утащил к себе дед Назар, сидел в его хибарке, забившись в самый тёмный угол. Всё тело его ныло от ушибов, полученных в схватке с сержантом Даусоном. Но не телесная боль мучила Глебку. Его терзали нестерпимая горечь, унижение, ярость. Никогда в жизни не испытывал он такого унижения и такой ярости.

Дед Назар, сидевший на лавке у окна, чинил порвавшиеся силки, которые поутру собирался ставить на погибель зазимовавшей в соседнем рябиннике стайке рябчиков. Поглядывая искоса на Глебку, он думал огорчённо: «Вишь как уязвился, гордая душа. Эка беда».

Дед тяжело вздохнул и, наклонив седую голову над работой, заговорил неторопливым и ровным голосом:

— Вот уж истинно, не сам бог казнит, тварь напускает. Явились на нашу голову. Но то ничего, парень. Ты это самое, как говорится, плюй налево — растирай направо. Сегодня вроде они осилили, но ты и тут души не теряй. Мы своё возьмём. По-всякому живали, всякое видали. А что согнуть нас норовят, так вица она и гнуча, да хлёстка. Её согнёшь, а она, гляди, распрямится да как хвостнёт по лбу — на раз башку рассадит. Дай срок. Получат они, получат, сполна, что причитается за все их злодейства, и камманы эти заморские, да и с белой сволотой заедино. Тьфу, прости господи, и говорить про них, так оскомину на языке навяжешь.

Дед Назар плюнул, реденькая его бородка задрожала. Глебка вдруг сказал из угла задыхающимся голосом:

— Я их, деда, спалю, как в Воронихе их запалили. Ночью как заснут, припру двери жердиной покрепче, чтоб не выскочили, сенник свой растрясу под дверью и запалю.

Дед Назар покосился на окошко и сказал сердито:

— Ну ты. Того. Ты знаешь. Ты это брось-ко. Ты это в голову себе не забирай. Мал ещё воевать.

— Не мал, — крикнул Глебка в запальчивости. — Не мал. Вот увидишь, сделаю. Вот увидишь.

Глебка вскочил на ноги. Он весь дрожал от возбуждения. Глаза горели на бледном, исхудалом лице, словно в глазницы заронили две горячих, неугасимых искры. И глядя на это бледное, полное решимости лицо, дед Назар подумал: «А, пожалуй, что и в самом деле сделает. Надо доглядывать за парнем-то, чтоб не погубил себя прежде времени».

Он снова поглядел с опаской за окно. В это время кто-то завозился за дверью. Потом дверь медленно приоткрылась, и в хибарку протиснулся запыхавшийся Буян.

— Вона, — сказал дед. — Пожалуйте, ещё один вояка.

Буян кинулся к Глебке, тихонько повизгивая от радости и неистово крутя хвостом. Дед Назар глядел на обоих, наморщив лоб, и качал седенькой головой.

— Да. Видишь ты, какое дело. Чую я, наживёшь с вами беды. Один одного стоит. Пса-то теперь беспременно прятать от них надо. Беспременно. А то, гляди, застрелят.

Он озабоченно вздохнул. Потом вдруг озорно подмигнул.

— А ловко он его цапнул. И фамильи не спросил. Прямо сходу и за икру. Наших, мол, не забижай. Вон он какой у нас боевой. Пёсья повадка, да волчья хватка.

Буян глядел на деда умными глазами, точно понимал его речь, и в ответ помахивал хвостом. Сейчас он меньше всего напоминал волка. Между тем слова деда Назара о волчьей хватке были не простой прибауткой. Волчья кровь, несомненно, была в крови Буяна. Древнюю примесь её можно было распознать по тёмной седловине на спине, по необыкновенной ширине и крепости груди, по слишком большому для сибирской лайки росту. Эта капля волчьей крови и делала обычно безобидного и игривого пса опасным в минуты боевой ярости.