Я ни на минуту не поверила бы, что он оставил Монреаль, чтобы находиться рядом со своей больной матушкой. Более того, я бы даже и не поверила в ее существование, не заметь мадам д'Эшогет, что мадам Ожильви живет в деревне. Не думаю, чтобы моя свекровь могла солгать. И не потому, что она не была способна на ложь. Нет, мне просто представлялось невероятным, чтобы она знала побудительные причины Поля Ожильви и симпатизировала им.
Насколько я могла судить, приди сепаратисты к власти, люди имущие потеряют существенно больше, чем кто-нибудь иной. Не имея представления о закулисной стороне жизни семьи, я, тем не менее, верила, что люди вроде них не могут иметь ничего общего с событиями на вокзале. И в то же время мне было трудно понять, как это могло случиться, что такой образованный и культурный человек, как Поль Ожильви, мог принять участие в столь ужасном мероприятии, и теперь из-за этого угрожать жизни моей и моего сына. Может быть, думалось мне, он сознательно утрировал грозящую нам опасность, чтобы гарантировать наше молчание. Но тут я вспомнила трупы на носилках и поняла, что каждое его слово было дьявольски серьезно.
5
Было уже почти девять часов, когда после звонков Поля появилась экономка. Ее звали мадам Маршан. Было ей под пятьдесят и со своими похожими на румяные яблоки щеками она производила впечатление весьма дружелюбного человека. К моей радости, по-английски она говорила лучше, чем я могла ожидать после рассуждений мадам д'Эшогет. И когда я сообщила ей, что прежде чем идти в постель, я хотела бы обязательно заглянуть к своему сыну и пожелать ему спокойной ночи, она прекрасно поняла меня. Я-то хорошо знала, что без моего поцелуя на ночь Майкл просто не уснет, как бы он ни устал.
— Mais cela va sans dire[7], — сказала она. — Pauvre petit[8]. Эта первая ночь покажется ему слишком effrayant... как это — слишком ужасной.
— Да и мне тоже, — заметила я со слабой улыбкой.
— Он еще полюбит замок, — почти страстно заверила она меня. — И вы, мадам, вы тоже полюбите его.
Это звучало очень любезно, но совсем неубедительно.
Я была абсолютно уверена, что мадам д'Эшогет поселит нас с Майклом по возможности дальше друг от друга. При размерах замка это могло вылиться в достаточно большие расстояния. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что его комната располагалась рядом с моею и что нас разделяла лишь общая ванная. Но все-таки я не ошиблась в оценке моей свекрови — Майкл рассказал мне, что дядя Фарамон вначале собирался разместить его где-то в другом месте.
В огромной кровати мой сын смотрелся как маленький совенок.
— Он хотел оставить меня в детской комнате, — возбужденно рассказывал мне Майкл. — И я не мог ничего возразить ему, потому что это было бы невежливо, а кроме того, — он усмехнулся, — я был слишком усталым. Но тут появился дядя Брайан и отнес меня сюда. И мне эта комната кажется намного красивее.
Чрезвычайно довольный, он с удовольствием рассматривал свою темную, обшитую деревянными панелями комнату, обставленную слишком помпезно для ребенка. А после того как я укрыла его, он задумчиво добавил:
— Ты не сердись, мама, но наша новая семья мне не совсем нравится. Дядя Брайан — очень приятный человек, а вот дядю Фарамона я не люблю. Он слишком много смеется. И обращается со мной, как с девочкой.
— Просто он еще не привык иметь дело с маленьким мальчиком, — возразила я.
— И все-таки мне не нравится дядя Фарамон, — упрямо повторил Майкл.
— Разве я тебе никогда не говорила, что нельзя судить о человеке по первому впечатлению? Я абсолютно уверена, что дядя Фарамон такой же приятный и добрый человек, как и дядя Брайан. Тебе нужно только лучше узнать его...
Говоря это, я в равной мере уговаривала и саму себя. Не то чтобы я оказалась совсем невосприимчивой к очевидному шарму Фарамона, нет. Просто меня странным образом влекло к Брайану. Он настолько был похож на моего покойного мужа, что казался мне очень близким. У него был такой же ласковый тембр голоса, то же удивительное сочетание мужественности и нежности, и я со смущением подумала, что и в постели он, вероятно, тоже похож на Алана. Никакие разумные доводы не могли удержать эти мои сравнения. «Что за наваждение», — наконец спохватилась я и усилием воли заставила себя вслушаться в монолог Майкла.
— А вот что сказать о мистере Ожильви, я даже не знаю, — серьезно продолжал Майкл. Он говорил таким озабоченным голосом, что в обычных случаях я наверняка рассмеялась бы. — Тетя Дениз — от нее я, пожалуй, тоже не в восторге. Поль говорит, что он лучший друг дяди Фарамона. Но я бы лучше стал ходить в нормальную школу. Вместе с другими детьми. Даже если они всего лишь крестьяне, как утверждает бабушка. Мне кажется, что тут она не совсем права, правда?
И он с надеждой на одобрение заглянул мне в глаза. Поскольку я промолчала, он более не упоминал свою бабушку.
— Но дядя Брайан сказал, что если я хочу ходить потом в деревенскую школу, то мне вначале следует выучить французский язык. Так что мне ничего не остается, как начать заниматься с мистером Ожильви. Только если он будет вести себя со мной как с девчонкой, я убегу. Вот и все.
— Он наверняка не будет к тебе так относиться. Ведь он, в конце концов, преподаватель. А вот нам с тобой не следует обсуждать других людей в их отсутствие, как ты полагаешь?
Не обратив внимания на мое замечание, Майкл задумчиво спросил:
— А ты помнишь людей, которые толкнули нас на вокзале, мама? Знаешь, мама, мне пришло в голову...
Я и сама не знаю, что со мною случилось. Я схватила его за плечи и начала трясти с такой силой, какой и сама не предполагала в себе. При этом я кричала:
— Ты должен, слышишь, должен забыть все то, что видел сегодня утром на вокзале. Тебе понятно?
Он непонимающе уставился на меня. По всей видимости, в тот момент я выглядела просто кошмарно — смертельно бледная и близкая к истерике. Что должен был подумать сын, который всегда видел свою мать спокойной и сдержанной?
— Да мне же больно! — вскричал он.
— Прости, пожалуйста, — сдавленным голосом извинилась я, заставляя себя выпустить его плечи. — Я не хотела причинить тебе боль, сердце мое. Я только хочу, чтобы ты понял, насколько важно не говорить об этом ни с кем. Слышишь — ни с кем!
Внезапно я страшно испугалась.
— Но ты ведь пока ни с кем не говорил об этом? Никому ничего не рассказывал?
А если все-таки он что-то сказал, поверит ли Поль Ожильви, что я просто не имела пока возможности предупредить сына? Да и будет ли это вообще играть какую-нибудь роль в данном случае? Что же, теперь все зависит от Поля? Или и другие были вовлечены в эти события? Ведь он, кажется, намекал на нечто подобное. Да и на вокзале он был не один.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});