Читать интересную книгу Почему ты меня не хочешь? - Индия Найт

Фрэнк закатывает глаза. Мы сидим в дружелюбной тишине, наблюдая, как Хани возится с кубиками. Я обожаю свой дом. Только сейчас это поняла. В гостиной еще чувствуется аромат лилий; лампы отбрасывают желтые круги света; мягкие диваны выглядят такими уютными и удобными; через большие стеклянные двери из сада (в котором теперь безупречно пострижен газон) доносится запах влажной листвы. Через месяц уже можно будет разжигать камин.

Приехало такси.

– Волосы забрать или распустить? – спрашиваю я, вдруг занервничав.

– Распустить, – отвечает Фрэнк, вынимая из моей прически шпильки и расправляя волосы по плечам.

– Полегче, Казанова, – улыбаюсь я.

Он улыбается в ответ и подставляет локоть:

– Я тебя провожу.

– Не жди меня вечером, – кидаю я и залезаю в такси.

5

Дом Изабеллы Говард в Ислингтоне – один из тех образчиков архитекторских усилий, когда холодный и бездушный владелец нанимает за тысячи фунтов дизайнера, чтобы тот придал его интерьеру некоторый уют и душевность. Обычно это подразумевает богатый арабский этностиль с низенькими столиками, обилием подушек, слишком дорогими коврами из дорогих лавчонок на Ноттинг-Хилл и прочими экзотическими безделушками, дабы создать впечатление, что владелец дома: а) не провинциал, лишенный всякой фантазии, а космополит, который много путешествовал; б) знает толк в красоте.

Светильники – марокканские фонарики, накидки на диванах – антикварные сари, на каминной полке стоит каменная статуэтка Будды. Узнаю этот интерьер – таких домов я видела уже немало от Клапама до Хемпстеда и даже могу сказать, что автор декора – стареющий гомосексуалист со странным акцентом, который величает себя Рики Молинари, хотя клиентам он известен под именем Мистер Рики.

У этого Мистера Рики есть два стиля: “этническая роскошь”, как в доме Изабеллы Говард (вообще-то Рики сам изобрел этот стиль лет сорок назад, решив обратить на пользу впечатления своего отпуска на африканском побережье), и “максимальный минимализм”, который, в принципе, не что иное, как обычный минимализм: огромные помещения, бетонные или пластиковые полы, неудобная мебель строгих форм черного, серого или шоколадного цвета, только к этому Рики добавляет немного вишневого дерева, книги (для украшения), современные произведения искусства (обычно от Доминика) и либо орхидеи (уже не модно), либо кактусы, либо дионеи, высаженные в странные емкости вместо горшков, например в канистры из-под бензина. Книги Рики покупает оптом, выбирая их по размеру и цвету корешков, что иногда приводит к восхитительным результатам: “История глаза” или “120 дней Содома” с немного запыленным корешком приятного бледно-зеленого оттенка на полке в туалете пожилой аристократки.

Само собой разумеется, я не делюсь этими соображениями с Изабеллой, но вежливо восхищаюсь красотой ее интерьера.

– Тебе действительно нравится? – спрашивает Изабелла, прикасаясь к моему локтю. – Ты не представляешь, сколько времени ушло на то, чтобы все это собрать.

(Вообще-то Мистер Рики обычно велит своим клиентам уехать куда-нибудь на юг Франции, на пару недель, и за это время с командой своих помощников оформляет дом.)

Изабелле около сорока пяти. Двадцать из них она была замужем за Марком, издателем, который ушел от нее лет шесть назад к одной из своих писательниц – нервной молодой женщине с очень красивой грудью. Марк был чрезвычайно богат, имел огромную зарплату и немалое наследство, и он облегчил свою совесть, назначив бывшей жене хорошее содержание – немалую долю своей ежегодной ренты. Изабелла стала активно устраивать приемы и вечеринки, потихоньку проникая в самые интересные круги лондонского общества, и вскоре наладила отношения со всеми его основными фигурами. Особенно хорошо у нее получается находить контакт с “молодыми людьми”. Их она раз в неделю собирает у себя дома на ужин и три раза в год устраивает для них большие приемы.

Я давно выпала из ее списка постоянных приглашенных, но, судя по сегодняшнему вечеру, я опять в числе избранных. И это приятно, потому что у Изабеллы талант по устройству вечеринок и развлечений, а на ее званых ужинах почти никогда не бывает скучно.

Все гости уже собрались. Комната освещена мягким розовым светом фонариков и алых свечей, выставленных за окнами. Негромко играет какая-то джазовая музыка. Низкий и длинный кофейный столик с резьбой усыпан лепестками роз, и на всех свободных столах и полках расставлены серебряные блюда с деликатесами. (Фрэнк бы непременно отметил, что это очень в моем духе – сначала изучить еду, а потом уж гостей.) Общее впечатление вполне развратное – мы что, как бы в гареме? Но тем не менее некоторый шарм в этом есть.

– Стелла, душечка, что будешь пить? Как обычно или попробуешь один из моих коктейлей?

– М-м, пожалуй, коктейль.

Изабелла протягивает мне высокий бокал – шампанское с сахаром и свежей мятой.

– Ну, ты со всеми тут знакома?

Я вглядываюсь в розовый полумрак. Нет, надо признать, я вообще тут никого не знаю.

– Здравствуйте, – говорю я, смело приближаясь к парочке у камина. – Я – Стелла.

– Стелла раньше была с Домиником Мидхерстом, – любезно сообщает Изабелла. – Не так ли, дорогая? Как нынче дела у Доминика? Ты не в курсе?

– Думаю, что хорошо. Он много времени проводит в Токио.

Неужели до сих пор обязательно представлять меня как приложение к мужчине, с которым у меня краткое время были серьезные отношения? В наше время это уже нонсенс.

– Здравствуйте, – говорит мужская половина пары. – Джордж Бигсби. К сожалению, не могу сказать, что я в восторге от работ, которые представляет ваш муж, – дружелюбно смеется он, щуря глаза. – Все эти инсталляции... Я сам. предпочитаю Рубенса.

У него довольно толстое и красное лицо, да еще огромный нос. Но, как ни странно, на вид он добрый.

– Понимаю вас, – улыбаюсь я в ответ. – И совершенно с вами согласна.

– А это моя жена Эмма. – Джордж указывает на бледную миниатюрную даму.

Она похожа на фею в этих светлых кусочках ткани, которые прилеплены к ее худенькой мальчишеской фигурке. Явно не Рубенс, скорее Джакометти. Интересно, не страдает ли она булимией – в наше время это весьма распространено.

– Здравствуйте, – улыбаюсь я.

– Добрый вечер. – Эмма изучает меня с ног до головы не самым приветливым взглядом.

– А это, – говорит Изабелла (менее радушная хозяйка оставила бы меня стоять в недружелюбном и молчаливом обществе Эммы), – это Уильям Купер, с которым я хотела тебя познакомить. – Из-за его спины она кидает на меня многозначительный взгляд. Ага, вот и он – Холостяк! – Уильям – пластический хирург, так что дружить с ним полезно, будешь бесплатно подтягивать животик!

– Да что ты! – Изумляюсь я и делаю резкий вдох. Отлично: я только услышала, кем он работает, а уже чувствую себя последней уродиной. Что же будет дальше?

– Не то чтобы подтяжка живота вам необходима... – мягко отзывается Уильям Купер, пристально оглядев мой животик. – По крайней мере, пока в этом нужды нет. Очень рад с вами познакомиться. – Он поднимает взгляд и останавливает его на уровне моей груди, потом поднимает еще выше и дарит мне сексуальную улыбочку.

“А я-то как рада! – думаю я про себя. – Привет, привет, сладенький”.

У Уильяма Купера бархатный голос и подозрительно красивая внешность (он что, и себя оперирует? Надо будет расспросить). Красивый и слишком холеный: кожа подтянутая, гладкая, совершенно не видно пор – что не часто встречается у мужчин его возраста, то есть под пятьдесят (если я ему не слишком польстила). Ослепительно белые зубы блестят в полумраке зала, как, впрочем, и ногти (хм, неужели маникюр?). У него черные волосы и – вглядываюсь, – да, голубые глаза. Прекрасное сочетание. Не могу понять, нравится ли мне его наружность. С эстетической точки зрения – красив, даже очень. Но есть в его красоте какая-то неживая, пластмассовая гладкость. Однако факт налицо – он несомненно сексапилен.

– А меня зовут Три, – вмешивается какая-то женщина.

А, этот типаж мне знаком. У Три длинные, всклокоченные волосы, очень дорогая стрижка, пряди осветлены так профессионально, словно это ее натуральный цвет; лицо не слишком приятное, не слишком умное и не слишком молодое, без грамма косметики; украшение – блестящие маленькие клипсы. Она худа до сходства с мартышкой. Одета по последнему писку богемной моды, что для нас с вами означает “непонятные дерюжки”, а для нее – “шикарный наряд за 800 фунтов”. Пальцы на ногах у нее в кольцах, и, подозреваю, где-то на теле найдется и пара татуировок. Живет Три наверняка в районе Портобелло в пятиэтажном особняке; я почти уверена, что у нее есть трастовый фонд и очень богатый муж. Подобные дамочки, как правило, занимаются каким-нибудь “творчеством” и – проверим за ужином – страдают массой незаурядных пищевых аллергий.

– Мне нравятся ваши туфли, – чирикает Три. – Клевые.