Читать интересную книгу Удалой молодец - гордость запада (Герой) - Джон Синг

Вдова Куин (степенно и трезво). Негоже так выражаться единственному сыну про родного отца!

Кристи (выходит из себя). Что? Единственному сыну? Чтоб у него во рту один-единственный зуб остался — и тот бы ныл и болел, и один глаз — чтоб семьдесят семь чертей на всех перекрестках видеть, и одна нога, чтобы он на старой деревяшке ковылял, покуда он в адский пламень не кувырнется. (Выглядывает.) Вон он идет по пескам. Господи боже, пошли ты на него высокую волну, чтобы смыть его с лица земли.

Вдова Куин (возмущенная). Как тебе не стыдно? (Кладет ему руку на плечо и поворачивает его лицом к себе.) Что с тобой? Ты никак плачешь?

Кристи (в отчаянии). Не мне ли воссияла звезда любви на ее ясном челе, не от нее ли я слышал нежные слова, какие, может, одна святая Бригитта говорила непорочным младенцам, а теперь она вернется и будет поносить меня дурными словами, как какая-нибудь старуха, что понукает своего колченогого осла идти в гору.

Вдова Куин. Как это ты красно говоришь о такой шелудивой девчонке, которая всей пятерней скребется у всех на глазах и вдобавок вся насквозь провоняла самогоном, целый день торгуя в своем кабаке.

Кристи (нетерпеливо). Ей не в кабаке нужно бы торговать, а в божьем раю. Но что же мне теперь делать, я тебя спрашиваю, когда я еще вчера был живым чудом, упавшим с небес?

Издали слышатся девичьи голоса. Посмотрев в окно, вдова Куин быстро подходит к Кристи.

Вдова Куин. А по-моему, тебе следует сделать то же, что я сделала, когда сгубила своего муженька. Ведь я давно сижу там наверху одна-одинешенька, и порой мне очень весело бывает сидеть одной на солнышке и штопать чулки или чинить белье. Правда, подчас и взгрустнется, когда взглянешь на шхуны, на баркасы и на рыбачьи лодки, как они плывут по морю, и подумаешь, сколько на них сильных, косматых молодцов, а ты тут сиди год за годом в одиночестве…

Кристи (заинтересованный). Так ты вроде меня, стало быть.

Вдова Куин. Да, вроде, и потому-то ты мне и приглянулся. Тут недалеко, на горушке, стоит у меня домик, там бы ты у меня жил как у Христа за пазухой, и никто бы не стал спрашивать, убийца ты или еще кто-нибудь.

Кристи. А что бы я стал делать, если бы ушел от Пегин?

Вдова Куин. Я бы тебе нашла отличную работу — ты бы собирал ракушки для известки, чтобы побелить стены в нашем домике, или построил маленький хлев для гусей, или натянул новую кожу на мой старый челнок. А хижина-то моя, хоть и на отшибе, но меня навещают, и часто можно встретить почтенных старых людей вокруг моей прялки. А уж какое раздолье нам там будет шушукаться да обниматься…

Голоса (кричат далеко, за сценой). Кристи! Кристи Мехоун! Кристи!

Кристи. Это, пожалуй, Пегин Майк.

Вдова Куин. Это девчонки, поди, идут тебя звать вниз на этот праздник. Что же мне им прикажешь сказать?

Кристи. Помоги мне жениться на Пегин. Никого, кроме нее, мне не надо.

Вдова Куин встает и отходит к окну.

Помоги мне добиться ее, и я буду за тебя весь мой век молить бога, чтобы он протянул тебе свою руку в твой последний час, и провел бы тебя через селения праведных прямиком в обитель райскую, и поставил у самого подножия престола Христа Спасителя.

Вдова Куин. Вот это так молитва!

Голоса (ближе). Кристи! Кристи Мехоун!

Кристи (в волнении). Идут. Клянешься ты Христовым именем помочь мне и спасти меня?

Вдова Куин (некоторое время глядит на него молча). А если я тебе помогу, клянешься ты, когда станешь хозяином, дать мне право прохода по твоей полосе и дашь ты мне горного барана и тележку навоза к Михайлову дню?

Кристи. Да, дам, клянусь тебе в этом всем святым, что есть на земле и на небе.

Вдова Куин. В таком случае мы никому ни слова не скажем о твоем старике, и Пегин так во веки веков и не узнает правды.

Кристи. А если он вздумает вернуться?

Вдова Куин. Мы будем клясться, что это какой-то помешанный, а не твой папаша. Я под присягой могла бы показать, что я видела нынче, как он бесновался на взморье.

Вбегают девушки.

Сусанна. Идем скорее на игры. Пегин сказала, что ты тоже с нашими будешь тягаться.

Сара Тэнзи. Прыжки через препятствия уже начались, и мы принесли тебе жокейский костюм, чтобы ты надел его для скачек на мулах.

Онор. Ну что же, идем?

Кристи. Если Пегин там внизу, я пойду.

Сара. Она тут на дорожке, потешается над Шанином Кьоу.

Кристи. Ну, так я сейчас иду к ней. (Убегает в сопровождении девушек.)

Вдова Куин. Ну, если в конце концов все это и плохо кончится, то все-таки это занятно, что некому будет его тогда пожалеть, кроме какой-то бедной вдовушки, вроде меня, что схоронила своих детей и сгубила своего муженька. (Уходит.)

Занавес

Действие третье

Та же декорация. В тот же день, ближе к вечеру. Входит Джимми, слегка подвыпивший.

Джимми (зовет). Пегин! (Подходит к двери в соседнюю комнату.) Пегин Майк! (Возвращается обратно на середину сцены.) Пегин!

Входит Филли, он также навеселе.

(Обращается к Филли.) Ты не видал ее?

Филли. Нет, не видал. Но я велел Шоону Кьоу запрячь осла в тележку и поехать за хозяином. (Пробует открыть ящики, но они все заперты.) Ну скотина же он, я скажу, — так нализаться на поминках по покойнику! И эта его чертова девка тоже хороша — все заперла. У самой только этот молокосос на уме, и ей на все наплевать, а ты тут хоть помирай от жажды, никому до тебя дела нет.

Джимми. И не удивительно, что она за ним бегает, — ведь он обыграл и дотла разорил банкомета в рулетке и жулика с его горошиной обставил, и в тире сразу в нос толстому болвану попал, и во всех играх, в прыжках, в скачках, в плясках — всюду как есть — оказался на первом месте! Везет же ему, скажу я тебе.

Филли. Ну уж, везет ему или нет, а заберут его обязательно. Ведь он двух слов сказать не может без того, чтобы не похвастаться тем, как он своего отца убивал и как он хватил его заступом.

Джимми. Не могут человека повесить за то, что он сам на себя наплетет, а отец его теперь, поди, давно уже сгнил.

Старик Мехоун медленно проходит мимо окна.

Филли. Ну, а предположим, кто-нибудь длинной лопатой будет выкапывать картошку на этом поле, и предположим, что он выкинет на свет божий две половинки разбитого черепа? Что тогда скажут газеты и судебные власти?

Джимми. А они скажут, что это череп какого-нибудь древнего датчанина, который утонул во время потопа.

Старик Мехоун входит, садится у двери и прислушивается.

Ты разве никогда не слыхал о черепах, которые показывают в Дублине? Они там выставлены в один ряд, точно синие кувшины на полке в Коннаутокой деревне.

Филли. И ты этому веришь?

Джимми (с задором). Еще бы, их один наш парень своими глазами видел, когда с полевых работ ливерпульским пароходом возвращался. «У них там, — рассказывал он, — целая выставка сделана, чтобы показать, какие большие люди раньше жили на свете. Там есть и белые черепа, и желтые, и совсем черные, некоторые со всеми зубами, а некоторые только с одним зубом во рту».

Филли. А может, это и правда, потому, когда я был мальчишкой, у нас было кладбище рядом с домом, и мы однажды отрыли останки человека, у которого бедренная кость была что твоя рука длиной. Страшилище это было, скажу тебе, и мы часто, бывало, по воскресеньям для смеху собирали его всего по костям, а кости у него были белые и блестящие, таких уж нигде на свете не увидишь.

Мехоун (встает). Нигде на свете, ты говоришь? А вот взгляни на этот череп и скажи мне, где ты второй такой найдешь, когда его со всего маху ударили заступом, а он только щербину дал.

Филли. Господи Иисусе! Кто же это тебя так угостил?

Мехоун (торжествующе). Никто как собственный сынок. Можешь ты этому поверить?

Джимми. Да как сказать — чужая душа потемки!

Филли (подозрительно). А как же это случилось-то?

Мехоун (прохаживается по комнате). Я исходил уже десятки и сотни миль, и повсюду меня укладывали спать в чистую постель и кормили меня до отвала — только за то, что я рассказывал истинную правду об этом деле. (Подходит к ним и говорит с некоторым задором.) Поднесите мне стаканчик — и я вам все расскажу.