проскочить, пока она не захлопнулась. Мама стояла на углу дома и смотрела на меня. В следующее мгновение она скрылась за углом. Я в два прыжка достигла угла, успела увидеть, как мама входит в дом и забежала следом.
Но в доме было пусто.
— Что такое… — снова пробормотала я и пошла по комнатам. — Мама, мама! — кричала я.
Никто мне не отвечал. Я ходила по комнатам, которые были моим прошлым. Здесь никто не жил уже четыре года. Сантиметровым слоем лежала повсюду пыль. Вдруг за кухонным столом я увидела отца. Он сидел, тупо уставившись в пустой стакан… Страсть к пьянке возникла в нём по возвращении из Афганистана, где он проходил срочную службу в середине восьмидесятых.
— Зойка-а! — заорал он, увидев меня. — А ну сгоняй к Митрофанычу за самогонкой для бати!
Шестнадцать лет назад, возвращаясь ночью с какой-то пьянки из соседней деревни, отец попал в буран и замёрз в овраге, в который свалился, сбившись с дороги. Нашли его утром соседи.
Отец достал откуда-то пистолет и затряс им в воздухе, а затем положил на край стола и подтолкнул ко мне:
— Возьми вот… Если Митрофаныч будет бузить, пристрели его! — снова заорал отец.
Я в каком-то ступоре схватила пистолет, сунула за пояс брюк и, перепуганная, выскочила из дома. У порога ждал Егорыч. Не глядя на него, я пробежала мимо и выскочила со двора. Он бежал за мной и бормотал:
— Зоя, Зоя, да успокойся!
Усевшись на водительское место, я почувствовала накатывающуюся истерику. Егорыч сел рядом на пассажирское место. Я повернулась к нему и спросила:
— Егорыч, но ты же тоже их видел?
— Кого — их? — удивился Егорыч. — Маму твою видел.
— Ну да, маму, — сказала я. — Как такое может быть, Егорыч?
— Да кто его знает, — успокаивающе сказал Егорыч. — Чего, вишь, не случится…
Потом он посмотрел на меня:
— Ты машину-то вести сможешь?
Я помолчала.
— Смогу, — ответила после паузы.
Томка всё это время сидела сзади, как мышка. Я повернула ключи в замке и мягко отпустила сцепление. «Едь давай», — пробормотала я, и «Нива» тронулась.
В деревеньке признаков жизни мы не обнаружили. То ли старики сидели по домам, то ли их уже вывезли отсюда родственники или социальные службы.
В центре деревни, рядом с уже сто лет закрытой конторой располагалось почтовое отделение. Сюда следовало заглянуть. Я затормозила, и мы вышли из машины. После тёплого салона вдруг обдало холодным воздухом, и я взяла с заднего сидения куртку.
Почта была закрыта. Егорыч обошёл здание сзади и заглянул в окна. Вернувшись, он сообщил:
— Какие-то мешки стоят, коробки, хорошо бы глянуть.
— Ну, открывай, Егорыч, — сказала я. — У тебя ключи есть?
Егорыч хмыкнул и полез в машину. Вернулся он с маленьким ломиком. Вставив его между дверью и косяком, легко выдернул петли, дверь открылась.
Внутри было пыльно, люди сюда не заходили минимум месяц. Повсюду были разбросаны обрывки бумаги и обломки ящиков. Мы стали проверять их содержимое, нашлось несколько шариковых ручек, рулетка, пара мотков бечёвки. Всё это мы бросали в мешок, подобранный тут же на полу.
Затем мы вошли в складское помещение. У стены стояли несколько мешков и деревянных ящиков. В ящиках были гвозди разных размеров, и Егорыч сразу потащил их в машину. А мешки были полностью заполнены пакетиками с зёрнами разных овощей, цветов и так далее. Всё это следовало отвезти в Поляны, а там уже решать, что выбросить, а что оставить для посева. Напоследок мы прихватили ещё весы, несколько ножниц, большой моток крепкой бечевы и десяток рулонов скотча.
К сожалению, никаких продуктов в почтовом отделении не обнаружилось.
Следующим пунктом была деревня Свиново. Здесь, по последним сведениям, жило человек сто, поэтому, кроме почты, постоянно работал магазин. Ехать было километров семь.
Подъезжая, я немного снизила скорость, так как бывала тут всего пару раз, и где у них магазин толком не помнила. Именно поэтому я сразу заметила тело, лежащее в стороне от дороги сразу за въездом в деревню. Я остановила машину и посмотрела на Егорыча.
— Стрелять умеешь? — спросил тот.
— Приходилось, — ответила я. — В детстве с отцом ходила на охоту.
— Тогда сидите обе в машине. Вот тебе ружьё для-ради… если что, сразу стреляй и постарайся в меня не попасть. Мотор не глуши, увидишь опасность — сразу по газам, обо мне не думай, я выберусь.
— Так… — начала было я.
— Так не так, перетакивать не будем, — резко перебил меня Егорыч.
Он открыл дверь, осмотрелся. Потом привстал немного, опершись на дверцу, и посмотрел над машиной в противоположную сторону. Только после этого вышел и направился к телу. Подойдя, он снова осмотрелся, даже руками ощупал траву (ищет растяжку, подумала я). Положил руку на шею лежащему, подождал полминуты и крикнул:
— Покойник!
Затем он перевернул тело и стал осматривать. Задрал свитер, расстегнул рубашку, обшарил карманы. Через минуту он снова был в машине.
— Зарезали, вроде… На груди рана, похожа на ножевую, под трупом кровь. Вот едрён-батон!
Мы поехали дальше. Мне стало немного не по себе, а Томку просто трясло. Похоже, она уже жалела, что поехала со мной. В середине села мы проехали мимо ещё нескольких тел, но останавливаться не стали.
— Кто же это их? — скорее сказал, чем спросил Егорыч.
Возле здания с вывеской «Продукты» мы остановились. Неподалёку валялся труп человека в военной форме с рваной раной на шее.
— Едрён-батон… — пробормотал Егорыч. — Будто волк загрыз.
Он взял ружьё и вылез из машины. Обойдя вокруг, махнул нам рукой — выходите. Дверь в магазин была распахнута. Егорыч прислушался и заглянул внутрь.
— Я останусь здесь, — сказал он. А вы идите, посмотрите, есть ли там что-нибудь. Лады? Лады.
Мы с Томкой зашли в магазин. Мне было страшно, но я понимала, что Томке ещё страшнее. Поэтому я шла впереди и вела себя нарочито небрежно. Но и у меня всё в душе перевернулось, когда я подошла к прилавку. Между прилавком и стеной на полу лежала мёртвая девушка, наполовину раздетая и, похоже, изнасилованная. Томка выглянула из-за плеча и завизжала. Егорыч тут же оказался рядом.
— Иди-ка, в дверях постой, — сказал он Томе. — Увидишь кого, не кричи. Зайди сюда и скажи тихо.
Томка кивнула и