4
Огни каравана освещали долину. Никто не обратил внимания на появление двух всадников. Охрана была занята тем, что забивала раненого верблюда. Обнаженные по пояс, с короткими ножами в руках, они потрошили животное.
Повсюду шло приготовление еды. Над кострами висели дымящиеся горшки, вертелись шампуры с нанизанными на них кусками мяса. Мужчины сидели перед шатрами и толкли кофе в ступках. Монотонное постукивание пестиков о ступки сливалось с шумом людских голосов, смехом, криками животных в необыкновенную, полную буйной силы мелодию.
В самом конце каравана, далекий от всей этой шумной возни, сидел на корточках худенький подросток. Погруженный в себя, прислонившись спиной к полуразобранному шатру, он бесцельно глядел в ночь. В ногах мальчика неподвижно лежал закутанный в плащ человек.
Странное чувство сопричастности, толкающее друг к другу людей с похожей судьбой, заставило Каролину и Рамона остановиться перед мальчиком.
– Твой господин болен? – спросил Стерн.
Юноша поднял голову. Он рассеянно посмотрел на всадника, словно не понимая смысла его слов. Потом с трудом выговорил:
– Мой господин мертв. – Он перевел взгляд на распростертое перед ним тело. – Он чувствовал приближение смерти. Поэтому и отправился в путь, чтобы умереть в Мекке. Это его четвертый хадж. Теперь не будет ему покоя.
Каролина и Рамон спешились. Стерн подошел к юноше и положил руку ему на плечо:
– Твой господин обретет высший покой.
Подросток вскочил:
– Вы знали Мохамеда бен Тумара? Он был добрым господином и очень ученым человеком. Он никогда не бил меня и обращался со мной как с сыном.
– Не хотел бы ты служить у нас? – спросила вдруг Каролина, поддавшись внезапному порыву.
С жалобным криком юноша бросился на землю рядом с мертвым телом. Минуту он лежал неподвижно. Когда же выпрямился, глаза его блестели как в лихорадке.
– Он позволил мне это. Аллах послал вас. Где ваша поклажа и ваши животные?
– У нас нет больше поклажи. Мы все потеряли. У нас нет даже денег, чтобы заплатить тебе за услуги. Мы сможем расплатиться с тобой только в Тимбукту.
Юноша поднял руки, давая знать, что все понял.
– Мой господин всегда делился со мной тем, что имел. Он не возражал бы, чтобы вы взяли его шатер, – он указал на выцветшую и латаную ткань, свернутую на земле.
– Как тебя зовут? – спросила Каролина.
Юноша выпрямился. У него были классические восточные черты лица; из-за длинных локонов, доходивших до плеч, и сбившейся набок фески с золотой бахромой он казался похожим на девушку.
– Я Алманзор, – с гордостью произнес он, – и буду служить вам так же честно, как служил своему хозяину.
С быстротой молнии Алманзор расставил шатер – такой маленький, что два человека едва умещались в нем. Он заботливо проверил, достаточно ли прочно укреплены штанги. Перед входом он разложил старый соломенный коврик. Минуту Алманзор раздумывал, стоит ли расстелить в палатке подстилку из меха козленка, на которой спал его хозяин. Но, взглянув украдкой на Каролину, зябко съежившуюся на полу, решил, что должен отдать ей подстилку.
Каролина отсутствующим взглядом смотрела, как Алманзор развел огонь и приготовил все для ужина. Он аккуратно подвесил над огнем котелок, где-то раздобыл седло и устроил из него некое подобие столика. Но мальчик все еще не казался довольным. Из поклажи своего господина он достал кусок войлока, встряхнул его и разложил на седле.
Сколько прошло времени? Несколько минут, полчаса? Каролина почувствовала, как беспокойство и отчаяние мало-помалу оставляют ее. Согретая теплым дыханием костра, она вдыхала ароматные запахи пищи, и, свернувшись калачиком на меховой подстилке, она была даже счастлива. Без мыслей, без думы о том, что принесет следующее мгновение, – она ощущала блаженство от одной только возможности спокойно сидеть у костра, не боясь, что кто-то прогонит ее отсюда.
Между шатрами появилась фигура Стерна, который уходил в лагерь разузнать что-нибудь о Зинаиде. Пока он приближался быстрыми шагами, Каролине вдруг пришло в голову, что он так естественно двигается в бурнусе, как будто вырос в нем. Две расы смешались в нем, два мира. Его движения были полны первобытной грации, как у хищной пантеры, – а от изысканных черт лица исходила духовная сила, как у паломников. Рамон устало опустился на землю рядом с Каролиной.
– Я говорил с начальником сторожевого отряда, – сказал он. – Похоже, их больше нет в караване. Здесь есть где-то поблизости подземные пещеры, наверное, она убежала с ребенком туда. Слуга Зинаиды родом из этих мест, он знает здесь каждый камень. Не волнуйтесь за них.
Каролина набрала полную горсть песка, потом разжала кулак, следя, как песчинки текут между пальцев. Ее спокойствие не было наигранным. И тем не менее взрыв гнева или испуга не заставил бы так сжаться его сердце, как это безнадежное молчание.
Она подняла глаза, когда перед ними внезапно возник Алманзор и взволнованно произнес:
– Господин! Там двое слуг от Измаила абу Семина. Они принесли дары!
Два богато разодетых прислужника уже вошли в освещенный костром круг. Один из них едва удерживал на вытянутых руках огромный поднос, заставленный яствами. Когда он поклонился, кисти зеленой чалмы упали ему на лоб и глаза.
– Измаил абу Семин шлет приветствие чужеземцам, которых послал Аллах, чтобы спасти караван. Добро пожаловать!
Алманзор принял поднос из рук слуги. Надувшись от гордости, он чопорно водрузил поднос на сооруженный им шаткий столик. Второй слуга выступил вперед, развернул ковер и передал его Алманзору. Тот теперь убедился окончательно, что двое чужаков, к которым он пошел в услужение, были людьми уважаемыми и высокородными.
– Кто он, этот Измаил абу Семин? – спросила Каролина.
Глаза Алманзора блеснули:
– Измаил абу Семин – самый богатый торговец бриллиантами в Тимбукту. Его богатство и власть неизмеримы. – Юноша окинул взглядом изысканные яства и бесценный ковер, и радость внезапно ушла из его глаз. – Господин! Вы ведь должны как-то ответить на дары Измаила. Иначе, о Аллах, он решит, что вы их не оценили и отнеслись к нему без должного уважения, – он беспомощно переводил взгляд с Каролины на Стерна. – У Измаила мягкое сердце, но, когда задета его честь, он становится беспощадным.
Рамон скрылся в палатке. Он вернулся оттуда с мешком, развязал его и вытряс содержимое на землю. Он поднял кожаный футляр с серебряными пистолетами, открыл его и вопросительно взглянул на Алманзора. Какое-то мгновение тот казался слишком обескураженным, чтобы как-то прореагировать, но тут же юноша захлопал в ладоши, как ребенок, выражая свой восторг: