Читать интересную книгу Плавающий город - Жюль Верн

Это означало, что в полдень мы были в 323 милях от Фастенета, последнего ирландского маяка на 51°15′. северной широты и на 18°13′. западной долготы от Гринвичского меридиана.

С этих пор пассажиры ежедневно находили на этом месте сообщение капитана и таким образом могли проследить по карте весь путь, по которому шел «Грейт-Истерн». Он сделал только 323 мили в 36 часов. Быстрота эта была недостаточна, так как хороший пароход должен проходить не менее 300 миль в сутки.

Расставшись с доктором, я провел остальную часть дня с Фабианом. Мы с ним отправились на заднюю часть корабля, которую Питферж называл «местом загородных прогулок». Опершись о борт, мы смотрели на безбрежное море. В воздухе чувствовался острый запах морской воды, волны были покрыты пеной, в которой в виде радуги отражались преломленные лучи солнца. Внизу работал винт, свирепо разбивая волны своими сверкающими медными ветвями.

Море казалось беспредельной массой расплавленного изумруда. Бесконечный след корабля, беловатой полосой выделявшийся на поверхности моря, походил на громадную кружевную вуаль, наброшенную на голубой фон. Белокрылые чайки то и дело проносились над нами.

Фабиан пристально смотрел на волны и молчал. Что рисовало ему там воображение? Может быть, перед ним промелькнул какой-нибудь милый образ, послав ему прощальный привет? Он был грустнее обыкновенного, но у меня не хватало духу спросить о причине его грусти.

Продолжительная разлука поселила между нами какую-то отчужденность, из-за которой он не решался доверить мне свою тайну, а я, в свою очередь, спрашивать его о ней. Он рассказал мне о своей службе в Индии, об охоте, о различных приключениях, но ни словом не обмолвился о том, что его волновало и заставляло так сильно страдать. Очевидно, Фабиан не принадлежал к числу людей, которые облегчают свои страдания, рассказывая о них другим.

— Посмотрите, — промолвил Фабиан после долгого молчания, — как красива полоса, которая остается за нами. Иногда мне кажется, что струйки, бегущие со всех сторон, выводят на ней буквы. Вот «Л», а вот «Е»! Неужели это мне кажется? Нет, нет! Я ясно вижу буквы! И все одни и те же!

Вероятно, его больное воображение рисовало на воде то, что ему хотелось видеть.

Но что могли означать эти буквы? Какое воспоминание они пробуждали в нем? Он снова молча стал всматриваться в воду, потом вдруг почти вскрикнул:

— Уйдемте, уйдемте отсюда! Эта бездна манит меня!

— Что с вами, друг мой? — спросил я, схватив его за руку.

— Если бы вы знали, как мне тяжело, — воскликнул он, — эти страдания убьют меня!

— Вы страдаете? Но разве нет возможности избавиться от этих страданий?

— Это невозможно, — сказал он и быстро пошел в свою каюту.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

На следующий день, в субботу 30 марта, погода была чудная. Дул легкий ветерок, море было спокойно. Винт делал 36 поворотов в минуту. «Грейт-Истерн» шел со скоростью более двадцати узлов в час.

Ветер дул с юга. Помощник капитана велел поставить фок-шкуны и фок-бизани, и корабль, поддерживаемый ими, не поддавался ни малейшей качке. Небо было ясное, солнце ярко светило, и все пассажиры вышли на палубу. Дамы появились в легких туалетах, дети снова принялись за свои игры, прерванные качкой два дня тому назад; то и дело галопом пробегали мальчуганы, игравшие в лошадки.

В три четверти двенадцатого капитан Андерсон появился на мостике в сопровождении двух офицеров. Погода была благоприятна для наблюдений, и они пришли, чтобы определить меридианальную высоту солнца. Каждый из них держал по секстанту.

— Полдень, — сказал капитан.

Шкипер тотчас же передал это посредством колокола пассажирам, и все присутствующие поспешили поставить свои часы по солнцу.

Полчаса спустя было объявлено следующее наблюдение:

Широта 51°10′. Долгота 24°15′. Курс 227 миль. Расстояние 550.

Итак, мы сделали в сутки двести двадцать семь миль. В это время в Гринвиче было час и сорок девять минут. «Грейт-Йстерн» находился в ста пятидесяти пяти милях от Фастенета.

Весь этот день я не видел Фабиана. Встревоженный его отсутствием, я несколько раз подходил к его каюте и убеждался, что он все еще там.

Эта пестрая толпа на палубе не могла ему нравиться, он, видимо, искал уединения. Повстречавшись с капитаном Корсиканом, я подошел к нему, и мы разговорились о Фабиане. Я передал ему разговор, происшедший накануне между мной и капитаном Мак-Эльвином.

— Да, — сказал Корсикан, не стараясь скрыть своего волнения, — два года тому назад Фабиан думал, что будет счастливейшим человеком, а теперь он очень несчастлив.

Затем он рассказал мне в нескольких словах о том, как Фабиан познакомился в Бомбее с прелестной молодой девушкой, мисс Годжес. Они полюбили друг друга. Ничто, казалось, не препятствовало их браку, как вдруг к ней посватался сын одного негоцианта из Калькутты. Годжес-отец, человек практичный и бессердечный, находясь в денежном отношении в полной зависимости от своего калькуттского корреспондента, пожертвовал счастьем своей дочери и, для исправления дел, выдал ее за сына последнего. На другой день после свадьбы молодые уехали. С тех пор Фабиан никогда больше не встречался с девушкой, которую так безумно любил и разлука с которой принесла ему нестерпимые страдания.

Выслушав до конца этот рассказ, я понял, что причина страданий Фабиана была действительно серьезна.

— Каково имя этой молодой девушки? — спросил я.

— Елена Годжес, — ответил он.

— Елена!

Я понял теперь, почему Фабиану вчера мерещились в волнах буквы «Е» и «Л».

— А как имя ее мужа?

— Гарри Драке.

— Драке! — воскликнул я. — Но ведь он здесь, на корабле!

— Здесь, на корабле? — повторил Корсикан, схватив меня за руку.

— Да, здесь. Я его знаю.

— Дай-то Бог, чтобы они не встретились! К счастью, они не знают друг друга, по крайней мере Мак-Эльвин никогда не видел Гарри Драке. Впрочем, одно имя этого господина, произнесенное в присутствии Фабиана, может вызвать целую бурю.

Я передал Корсикану все, что слышал от доктора о Гарри Драке. Во время нашего разговора последний, как нарочно, прошел мимо нас, и я показал его капитану. Глаза Корсикана вспыхнули, и он рванулся вперед, но я остановил его.

— Да, — сказал он, — по физиономии видно, какой это негодяй. Но куда же он едет?

— Говорит, в Америку. Он думает, вероятно, что случай пошлет ему то, чего он не хочет добывать трудом.

— Несчастная Елена, — промолвил капитан.

— Где же она теперь?